Из тома I энциклопедического труда «Жизнь» барона Бодиссея Невыразимого:
«Злодей привлекает пристальный интерес – обычные люди хотят понять: чтó заставляет его идти на такие крайности? Страсть к обогащению? Несомненно, во многих случаях так оно и есть. Жажда власти? Желание отомстить обществу? Вполне допустимые побуждения. Но когда злодей уже богат, когда власть у него в руках и общество доведено до состояния подобострастного повиновения, что тогда? Почему он продолжает творить зло?
Приходится сделать вывод, что он любит зло как таковое.
Это побуждение непостижимо для обычного человека – тем не менее, оно вполне реально и настойчиво. Злодей становится исчадием сотворенного им зла. После того, как он переходит границу внутренне дозволенного, вступает в силу новая система ценностей. Проницательный злодей сознает свое нравственное уродство, хорошо понимает смысл своих поступков. Нуждаясь в защите от самого себя, в подавлении угрызений совести, он впадает в состояние солипсизма, своего рода умственного короткого замыкания, и совершает внушающие ужас злодеяния только потому, что он в истерике – тогда как его жертвам кажется, что весь мир сошел с ума».
В день св. Дульвера, ровно в полдень, Максель Рэкроуз явился в апартаменты Герсена в Соборе. Репортер был явно не в духе и говорил сжато, рублеными фразами: «Последние две недели я проверял списки приезжих. В космопортах Рубленой Сечи, Нового Вексфорда и Понтефракта. С планет системы Кóры прибыли двадцать человек. Только трое назвались даршами. Остальные – метлены. Никто из даршей не соответствует описанию. Но три метлена ему соответствуют. Кто-то из них, может быть – тот, кого мы ищем. Вот их фотографии».
Герсен взглянул на лица – ни одно из них ничего ему не говорило. С видом фокусника, демонстрирующего ловкий трюк, Максель Рэкроуз выложил на стол еще одну фотографию: «А это Оттиль Паншо, забывший застраховать фонд „Котцаш“. Он прибыл вчера и остановился в Соборе».
Герсен изучил фотографию, сделанную в космопорте. Она изображала человека средних лет, сухопарого, даже хрупкого, хотя его округлое брюшко свидетельствовало о привычке хорошо поесть и не слишком много двигаться; у него была большая голова с прозрачно-светлыми недоверчивыми глазами, длинным, тонким и, судя по всему, подвижным носом и деликатным ртом со скептически опущенными уголками. По обеим сторонам лысеющего лба висели редкие рыжеватые кудри; кожу он красил в горчично-желтый цвет. Оттиль Паншо одевался модно и замысловато: на нем были квадратный берет из черного бархата, отделанный алым и серебристым кантом, лиловато-серые брюки, бледно-розовая рубашка с выпукло закругленным воротником и бежевый замшевый пиджак.
«Любопытно! – заметил Герсен. – Я надеюсь задать господину Паншо пару вопросов».
«Это должно быть нетрудно – он поблизости. Судя по физиономии, однако, получить от него достоверную информацию будет гораздо труднее».
Герсен задумчиво кивнул: «Выражение его лица никак нельзя назвать откровенным. Тем не менее, он не похож на человека, способного забыть об уплате страховых взносов».
«Действительно: загадочное обстоятельство. Возможно, страховщики запросили слишком много. Это нередко случается на пограничных планетах, где до Запределья рукой подать».
«Не говоря уже о близком знакомстве господина Паншо с Ленсом Ларком. Если бы я был страховым агентом, меня, конечно же, насторожили бы такие опасные связи».
«Или – что еще вероятнее – Паншо просто-напросто притворился, что заплатил за страховку, и положил деньги себе в карман».
Герсен снова изучил коварное лицо на фотографии: «Не хотел бы, чтобы моими деньгами распоряжался Оттиль Паншо… Скорее всего, он по какой-то причине стремился к тому, чтобы акции фонда „Котцаш“ обесценились».
Рэкроуз нахмурился: «Что могло бы послужить такой причиной?»
«Мне приходят в голову несколько возможностей. В частности, он мог планировать скупку контрольного пакета акций».
«Обанкротившейся корпорации?»
«Тинтль упомянул о других активах – арендных договорах, опционах и тому подобном».
«Что ж, все может быть».
Герсен задумался еще на несколько секунд, после чего повернулся к видеофону и вызвал Джехана Аддельса. На экране появилось проницательное бледное лицо финансиста и юрисконсульта.
«Нас может заинтересовать новое коммерческое предприятие, – сообщил Герсен. – А именно инвестиционный фонд „Котцаш“, базирующийся в Сержозе на планете Дар-Сай, в системе Кóры. Нельзя ли добыть какие-нибудь сведения об этой корпорации в Новом Вексфорде?»
Аддельс ухмыльнулся – само по себе редкостное событие: «Вы не поверите, какую массу информации можно раскопать. Если фонд „Котцаш“ перевел хотя бы один СЕРС на счет какого-нибудь банка Ойкумены, мы об этом узнáем».
«Меня интересуют активы этого фонда, его должностные лица, уставные правила контроля акций – все, что может показаться достойным внимания».
«Разузнаю все, что можно узнать».
Экран погас. Повернувшись к Рэкроузу, Герсен заметил на лице журналиста необычно задумчивое выражение.
«У вас на удивление обширные полномочия», – заметил Рэкроуз.
Позвонив Аддельсу, Герсен забыл о своей роли Генри Лукаса, специального корреспондента журнала «Космополис»: «Ничего особенного. Аддельс – мой старый приятель».
«Разумеется… Так что же мы будем делать с Оттилем Паншо?»
«Внимательно следите за ним. Если потребуется, наймите профессиональных детективов».14
«Такой человек, как Паншо, конечно же, заметит, что за ним следят».
«Тем лучше – любопытно будет узнать, как он отреагирует».
«Как вам угодно. Кто заплатит детективам?»
«Выписывайте чеки за счет „Космополиса“».
Со вздохом ленивого отчаяния Рэкроуз поднялся на ноги и удалился.
Через некоторое время на экране видеофона снова появилось лицо Аддельса: «Странное предприятие, этот фонд „Котцаш“. Редкоземельное сырье, хранившееся на ограбленном складе в Сержозе, оценивалось в двадцать миллионов СЕРСов. Главный бухгалтер-контролер не позаботился приобрести страхование, и корпорация пошла ко дну. Следует отметить, однако, что официальное объявление о банкротстве не последовало; потери понесли только акционеры. Само собой, акции „Котцаша“ не стóят бумаги, на которой они напечатаны».
«И кому теперь принадлежат эти акции?»
«Устав корпорации „Котцаш“ зарегистрирован в отделении банка „Чансет“ в Сержозе; впоследствии копия устава была получена подразделением того же банка в Новом Вексфорде. Согласно уставу, директором корпорации становится любой владелец не менее чем двадцати пяти процентов акций. Решения принимаются голосованием акционеров, причем число голосов акционера соответствует числу принадлежащих ему акций. В обращении находятся четыре тысячи восемьсот двадцать акций. Из них тысяча двести пятьдесят акций – то есть чуть больше двадцати пяти процентов – зарегистрированы на имя Оттиля Паншо. Остальные распределены среди множества мелких акционеров».
«Очень странно!»
«Странно – и существенно. Паншо – единственный директор; он контролирует „Котцаш“».
«Надо полагать, он скупил обесценившиеся акции? – предположил Герсен. – Вряд ли он вложил в это предприятие полтонны дуодециматов».
«Не спешите! Паншо – птица высокого полета. Зачем тратить деньги, заработанные с таким трудом, на совершенно бесполезные бумаги?»
«Действительно, зачем? Я сгораю от любопытства».
«Судя по всему, одно из представительств фонда „Котцаш“ находится на Метеле; в проспекте корпорации указаны два адреса – в Сержозе и в Тванише. Таким образом, „Котцаш“ – межпланетная корпорация, обязанная представлять ежегодные отчеты. В отчете за прошлый год в качестве ее активов перечислены арендные договоры и права на разведку и добычу полезных ископаемых, причем действие этих прав распространяется даже на астероид под наименованием „Гранат“ и на луну Метеля, Шанитру. Кроме того, корпорации „Котцаш“ принадлежит большинство акций – пятьдесят один процент – транспортной и торговой компании „Гектор“, базирующейся в Тванише. Кто владелец остальных сорока девяти процентов? Оттиль Паншо! По всей видимости, в качестве главного бухгалтера-контролера корпорации „Котцаш“ он выпустил тысячу двести пятьдесят акций фонда „Котцаш“ и заплатил ими себе самому за пятьдесят один процент акций транспортной и торговой компании „Гектор“».
«А что говорят регистрационные записи о компании „Гектор“?»
«Ничего. Она никогда не публиковала проспект, объявляющий о продаже акций».
«Все это приводит меня в замешательство», – признался Герсен.
«На самом деле все очень просто, – возразил Аддельс. – Это типичный случай жонглирования документами, позволяющего недобросовестным людям безнаказанно нарушать свои обязательства».
«Акции „Котцаша“ все еще предлагаются на бирже?»
«В биржевом индексе указана номинальная стоимость одной акции „Котцаша“ – один сантим. Не зарегистрировано никаких заявок на покупку или продажу этих акций. Другими словами, никакого спроса на них нет».
«Следите за рынком, – посоветовал Герсен. – Как только кто-нибудь захочет продать акции „Котцаша“, покупайте их».
Аддельс скорбно покачал головой: «Вы бросаете деньги на ветер».
«Оттиль Паншо придерживается другого мнения. Насколько мне известно, он остановился в Соборе».
«Вы не шутите? Невероятно! Вот уж, действительно, повод строить догадки!»
«Меня это обстоятельство удивляет не меньше, чем вас. Не беспокойтесь, однако – заседание суда назначено на завтра. Председатель Дальт не допустит никаких отговорок: тайное станет явным».
«Если нас не опозорят и не посадят в тюрьму. Ваша затея висит на волоске! Учитывайте, что Паншо – в высшей степени пронырливый жулик!»
«Если все получится, Паншо сможет вернуться восвояси, не потерпев никакого ущерба – меня его судьба мало интересует».
«Когда вы говорите „все получится“, вы имеете в виду, что вам удастся заманить Ленса Ларка в Эстремонт?»
«Именно так».
Аддельс энергично пожал плечами: «Прошу прощения, но я вынужден заявить, что вы гоняетесь за призраком. Пусть Ленс Ларк – маньяк, озверевший палач – все, что угодно. Но он не дурак!»
«Поживем – увидим. А теперь прошу меня извинить – председателю суда пора обедать».
Точно в назначенное время председатель Межпланетного суда справедливости Дальт чинно прошествовал в ресторан Собора: бледнокожий человек с чопорной прямой осанкой, с холодным и суровым лицом, окаймленным плотными черными кудрями. Его церемонно-элегантный костюм давно вышел из моды; другие посетители оборачивались, провожая глазами поразительную фигуру неумолимого юриста, проходившего к своему столу.
Судья заказал скудный обед: салат и немного холодной жареной птицы. Покончив с едой, он застыл в многозначительной задумчивости над чашкой чая.
Сидевший неподалеку сухощавый человек не слишком складного телосложения встал и приблизился к судье: «Ваше превосходительство, председатель суда Дальт? Не могу ли я присоединиться к вам на минуту?»
Обратив на ходатая тусклый тяжелый взор, председатель Дальт произнес, сухо и размеренно: «Если вы – журналист, мне вам нечего сказать».
Сухощавый субъект вежливо рассмеялся, как если бы судья удачно пошутил: «Меня зовут Оттиль Паншо, и я ни в коем случае не журналист». Паншо ловко, почти незаметно опустился на стул напротив судьи: «Завтра вы будете рассматривать дело банка „Куни“ против владельца звездолета „Эттилия Гаргантюр“ и других. Надеюсь, вы не сочтете слишком неуместным предварительное обсуждение этого дела со мной».
Оттиль Паншо – хрупкий, уже немолодой человек с большой головой и подвижной, благожелательной физиономией, в щегольском темно-малиновом костюме, расшитом коричневато-черными узорами – выдерживал пристальный взгляд верховного арбитра Дальта с любезным апломбом: «Какая из сторон, по вашему мнению, занимает преобладающую позицию? В некотором смысле меня затрагивают интересы ответчика, хотя, конечно, я ни в коем случае не хотел бы докучать вам неподобающими просьбами. Это экстраординарное дело, и некоторые его элементы могут никогда не стать достоянием гласности – тем не менее, они могли бы помочь вам яснее представить себе сложившуюся ситуацию».
Веки председателя Дальта устало опустились, выражение его лица стало еще более отстраненным и безжизненным: «Меня не интересуют внесудебные заявления представителей сторон».
О проекте
О подписке