– Да не то чтобы проблема. Так, в голову всякая дурь лезет. – Кадволладер, отгоняя ненужные мысли, взмахнул перемазанной в крови перчаткой. – Даже обидно. Он, должно быть, всю жизнь старался сохранить здоровье и хорошую форму, а какой-то мерзавец его выпотрошил.

9

Кабинет, отведенный группе по делу об убийстве Смайта, гудел как улей. Десяток полицейских загоняли информацию в компьютеры, звонили по телефонам и вообще не теряли времени даром. Дагвида не было. Маклин, вернувшийся из морга, возблагодарил судьбу и двинулся дальше по коридору, задержавшись только у торгового автомата, чтобы купить бутылку холодной воды. В своем следственном кабинете он открыл бутылку и выхлебал половину в три больших глотка. Вода тяжело стекла в желудок и забулькала.

Ворчун Боб, подперев лоб ладонью, сидел за столом и читал газету. Когда Маклин вошел, сержант виновато глянул на него и потянул к себе коричневую папку с протоколами.

– Что у тебя тут, Боб?

– Э-э… – Сержант недоуменно посмотрел на папку, перевернул ее, открыл и обнаружил, что положил не той стороной вверх. – Дело об ограблении дома некой миссис Дорис Сквайрс. Июнь прошлого года. Мы с парнишкой сегодня видели ее сына. Он очень удивился, что мы объявились. Спросил, не нашлись ли пропавшие драгоценности его матери.

– А где констебль Макбрайд? – Маклин обвел глазами комнату, в которой было совершенно негде спрятаться.

– Я его за пончиками послал. Он скоро вернется.

– Пончики в такую жару? – Маклин снял пиджак, повесил его на створку двери, допил воду и почувствовал легкое головокружение. Мысли его вернулись к Барнаби Смайту. …Нож вскрывает сонную артерию, кровь хлещет на изувеченное тело. Он понимает, что умирает… Инспектор тряхнул головой, отгоняя жуткую картину. Может, неплохо все же что-нибудь съесть. – Сквайрс сказал что-то полезное?

– Смотря что считать полезным. Ясно одно: старая миссис Сквайрс никому не доверила код охранной системы.

– В доме не было сигнализации?

– Была, и еще какая! Охранная система «Пенстеммин», дистанционная. Навороченная до ужаса. Только миссис Сквайрс была слепа и выжила из ума. Кода она не знала и знать не могла. Систему всегда включал сын. И умерла старушка дома, во сне. Ограбление произошло через две недели, в день похорон. В газетах извещали и некролог печатали.

– Значит, не сотрудник дома престарелых. Зато опять система «Пенстеммин». Надо бы их проверить. Узнай, кто в управлении их ведет.

Жалобы Ворчуна Боба на лишнюю работу прервал стук в дверь. Никто не успел ответить – в распахнувшуюся дверь вплыла большая картонная коробка. При ближайшем рассмотрении под коробкой обнаружилась пара ног в синих форменных брюках. Края коробки обхватывали маленькие ладошки, а из-за коробки доносился сдавленный женский голос:

– Инспектор?

Маклин поспешно перехватил коробку и сгрузил ее на стол, поверх папки с делом Сквайрс.

– Спасибо, сэр, – пискнула констебль Кидд, переводя дух. – Я уж думала, уроню.

– Что там, Алисон? – спросил Ворчун Боб.

– Из криминалистического отдела вернули. Говорят, провели все возможные анализы, но безрезультатно.

В коробке обнаружилась груда пакетов для улик с аккуратными бирками: предметы, найденные в нишах. Их сопровождали толстые папки экспертных заключений и фотографии с места происшествия. Органы в банках остались в морге, но имелись их фотографии и результаты экспертиз, подтверждающие, что органы извлечены из тела убитой. Маклин взял первый попавшийся пакет, увидел золотую галстучную булавку и сложенную карточку. Перебрав снимки, он нашел фотографию с места преступления, где два предмета лежали перед треснувшим сосудом.

– Остальные фото у нас? – спросил инспектор.

Ворчун Боб пошарил на столе, наклонился и, скрипя суставами, извлек откуда-то толстую папку, где хранились фотографии формата А4.

– Хорошо, давайте попробуем разложить все по порядку. Констебль… Алисон, вы не могли бы помочь?

Алисон немного смутилась.

– Мне надо работать по делу об убийстве Смайта, сэр.

– А мне надо разбирать экспертные заключения, но здесь нам будет гораздо интереснее. Не волнуйтесь, я не позволю Дагвиду устроить вам выволочку.

Пакеты с вещественными доказательствами вынули из коробки и разложили по полу вместе с соответствующими фотографиями. Тут вернулся Макбрайд с коробкой пончиков. В стене круглой потайной комнаты имелось шесть ниш, и в каждой хранился один сосуд с органом, сложенная карточка с одним напечатанным словом и один предмет. Галстучная булавка прилагалась к сосуду с остатками разложившихся почек, а на карточке значилось «Жестянка». Положив фото банки поверх фотографии ниши, Маклин извлек маленькую серебряную коробочку для пилюль с остатками аспирина и карточку со словом «Вомбат». Потом следовала треснувшая банка с легкими, при ней – украшенная драгоценными камнями запонка и карточка со словом «Куколка». Японская шкатулка-нэцке с хлопьями нюхательного порошка и карточка со словом «Профессор» сопровождали склянку с прекрасно сохранившейся селезенкой. Еще одна уцелевшая банка содержала матку и яичники. Рядом с ней нашли очки в тонкой проволочной оправе и карточку, помеченную «Гребо». И наконец, в нише напротив головы девушки помещалось сердце, изящный серебряный портсигар и карточка со словом «Шкипер».

Когда последние кусочки головоломки улеглись на место, в комнате повисло неуютное молчание. Два из шести сосудов каким-то образом оказались повреждены. Или их в таком виде замуровали? Намеренно или случайно?

Маклин встал, разогнув занемевшие колени.

– Так, кто желает высказаться первым?

Долгая пауза, как в классе, услышавшем трудный вопрос учителя.

– Может, это клички? – робко нарушила тишину констебль Кидд.

– Продолжайте, – ободрил ее Маклин.

– Ну, тут их шесть. Шесть личных вещей. Шесть органов жертвы. Шесть человек?

Инспектора передернуло. Можно предположить, что в убийстве участвовал не один человек, – иначе преступление слишком трудно было бы скрыть. Но шестеро?

– Думаю, вы правы. Тут есть какая-то причина. Вдобавок, если в ритуале участвовали шестеро, значит, каждый оставил какую-то памятку от себя и забрал часть девушки.

– Гадость какая… Зачем такое делать? – спросил Ворчун Боб.

– Папуасы Новой Гвинеи поедали своих умерших.

Все взгляды обратились к Макбрайду, и юноша покраснел от неожиданного внимания.

– Это тут при чем?

– Ну, не знаю. Они верили, что, съев человека, получаешь его силу и мощь. На погребальных пиршествах всем раздавали по куску тела. Вождям и важным особам предлагали лучшие части, женщины и дети обходились требухой и мозгами.

– Откуда ты все это знаешь, Стюарт? – удивился Маклин.

– А потом папуасы начали чахнуть и умирать от таинственной болезни. Помнится, называли ее «куру». Она почти полностью уничтожила население Новой Гвинеи. Ученые считают, что таинственный недуг был формой коровьего бешенства. Знаете, болезнь Крейтцфельдта-Якоба? Каннибализм обеспечил распространение вируса от поколения к поколению.

– Фонтан бесполезных сведений! При чем тут наша бедняжка? Ее никто вроде бы не съел? – пробурчал Ворчун Боб.

– Ну, если каждый взял свою часть, может, они… не знаю, хотели получить часть ее молодости или еще что.

– Ну и фантазер ты, – заметил Ворчун.

– Полегче, Боб. Неизвестно, почему девушку убили. Я готов выслушать самые невероятные версии, но для начала надо сосредоточиться на вещдоках. – Маклин вытащил из коробки пакет с платьем, сложенным аккуратно, будто только что с полки универмага. – Посмотрим, нельзя ли уточнить время смерти.

* * *

Старший инспектор следственного отдела Чарльз Дагвид стоял посреди кабинета, управляя сотрудниками, как дирижер – несыгранным оркестром. К нему то и дело подходили за одобрением своих действий, но чаще нарывались на сарказм. Маклин, остановившись в дверях, наблюдал за происходящим и думал, что дела шли бы лучше, не будь здесь Дагвида.

– Нет, на это времени не тратьте. Мне нужны рабочие версии, а не праздные рассуждения. – Подняв голову, старший инспектор заметил Маклина. – А, инспектор! – у него это слово прозвучало как оскорбление. – Рад, что вы к нам присоединились. А вам, констебль Кидд, не следует отвлекаться на другие дела без разрешения старшего по званию.

Маклин собирался вступиться за девушку, но та виновато понурилась и шмыгнула в ряд полицейских, работавших за компьютерами. Маклин прекрасно помнил о способностях Дагвида управлять подчиненными. Основные методы: наорать и запугать. Всякий, не лишенный инстинкта самосохранения, быстро учился никогда не оправдываться.

– Что там со вскрытием?

– Смерть, вероятнее всего, наступила от кровопотери при перерезании горла. Доктор Кадволладер не уверен, но предполагает, что Смайта накачали обезболивающими средствами, прежде чем вспороть ему живот. Следов борьбы нет, как нет и никаких признаков, что его связали. То обстоятельство, что он не умер от удаления селезенки, заставляет предположить какой-то способ анестезии.

– Значит, убийца обладал некоторыми познаниями в медицине, – заметил Дагвид. – Известно, что он использовал?

– Анализы крови будут готовы к вечеру, сэр. До тех пор я ничего больше не могу сделать.

– А ты поторопи их. Нельзя терять ни минуты. Главный констебль звонит весь день, требует результатов. Вечерняя пресса сообщит об убийстве, к тому времени мы должны знать, что говорить журналистам.

Вот так: дело надо раскрыть побыстрее, чтобы не ставить в неловкое положение главного констебля – а не для того, чтобы остановить сумасшедшего, который вырезает людям внутренности и запихивает их в рот жертвам. Интересно у Дагвида расставлены приоритеты.

– Я немедленно этим займусь, сэр, – пообещал Маклин и повернулся к выходу.

– А это что у тебя? Что-то существенное? – Дагвид кивнул на пакет в руках у Маклина.

«Похоже, день следствия ничего не дал, – подумал Маклин. – Старший инспектор не знает, за что хвататься».

– Это по сайтхиллскому делу. Одежда убитой. – Инспектор протянул пластиковый пакет, но Дагвид и не подумал его взять. – Попробую уточнить время смерти. Может, кто-нибудь знает, когда сшили платье.

Кажется, старший инспектор готов был наорать на Маклина, как орал, когда тот был еще сержантом. Дагвид побагровел, на лбу вздулась жила, он с трудом сдерживался.

– Да, конечно. Хорошо. Но не забывай, насколько важно это дело. – Он обвел рукой помещение. – Тот убийца, вероятно, давно умер. А мы ищем живого.

* * *

Маклин не помнил, когда открылся этот магазин. Кажется, в середине девяностых. На Кларк-стрит полно таких лавочек, их посещают бедные студенты, населяющие окрестности. Магазинчик специализировался на секонд-хенде, в особенности на вечерних платьях и костюмах, сшитых в те времена, когда одежда значила куда больше нынешнего. Маклин несколько раз заходил сюда, искал чего-нибудь, отличающегося от дешевого ширпотреба, из которого инспектор не вылезал с тех пор, как сдал экзамены на следователя. К сожалению, все костюмы здесь были слишком претенциозными. В конце концов Маклин обратился к услугам портного и сшил себе пару костюмов по мерке. Один так и висел в шкафу ненадеванным, другой отправился в мусор – после работы на месте особо кровавого убийства не помогла бы даже химчистка. Пришлось смириться с покупкой дешевых костюмов в универмагах.

Женщина за прилавком была одета как модница двадцатых годов двадцатого века – должно быть, тяжело ей приходилось в такую жару в длинном боа из перьев. Она с подозрением оглядела вошедшего. Вряд ли сюда часто заглядывали люди его возраста. Тем более мужчины.

– Вы разбираетесь в этих нарядах? – спросил инспектор, кивая на стойки с одеждой. – В стилях, что когда было в моде?

– Вам чего надо-то?

Акцент испортил весь эффект от наряда. Разглядев продавщицу поближе, Маклин понял, что она совсем еще девочка, не старше шестнадцати, просто одежда ее взрослит.

– Вы не знаете, когда было сшито вот это платье? Или когда его носили? – Маклин выложил на прилавок пакет.

– Вы продать хотите? – Продавщица взяла его в руки, повертела. – Мы такого не берем.

Маклин предъявил удостоверение.

– Я веду следствие. Это было найдено на месте преступления.

– Я маму позову, – ойкнула девочка, отбросив пакет, словно живую змею. – Она лучше меня в этом разбирается.

Продавщица выскочила из-за стойки и скрылась за вешалками. Через несколько минут оттуда вышла женщина. Заметно старше, хоть и не такая старая, как ее одежда, которой можно было дать лет сто, а то и больше.

– Дженни! – удивленно воскликнул инспектор. – Дженни Спирс? Я вас не узнал в этом наряде.

– Ничего страшного. Мы все одеваемся по моде любимого времени. Видели бы вы Рейчел в наряде хиппи! Кстати, как ваша бабушка?

В магазине собрали костюмы разных эпох. «Трудно себе представить, – рассеянно подумал Маклин, – что наряды, выходящие сегодня из потогонных мастерских Индии и Бангладеш, сохранятся в таком же состоянии хотя бы ближайшие двадцать лет».

– Не знал, что вы здесь работаете.

Прозвучало это несколько жалко. Ловко он уклонился от вопроса – прямо политик!

– Вообще-то, я хозяйка. Уже десять лет. Ну, строго говоря, магазин принадлежит банку, но… – Дженни смущенно осеклась. – Вы ведь не поболтать пришли, инспектор?

– Зовите меня Тони. Сможете ли вы что-нибудь рассказать мне об этом платьице? – Он снова приподнял пластиковый пакет.

– Я открою? – спросила Дженни.

Маклин кивнул. Она ловко разложила наряд на широком прилавке и внимательно рассмотрела. Пальцы ее задержались на пятне крови и чуть вздрогнули.

– Сшито вручную, – заключила она. – Умелой швеей. Кружева могут быть покупными, трудно сказать. Дайте-ка посмотрю. – Она ушла в глубину магазина, протиснулась между стоек с платьями в пластиковых чехлах, проворно перебрала наряды и победоносно вернулась к прилавку.

– Вот, коктейльное платье тридцатых годов. Такое носили богатые светские девицы перед войной. Ваше платье очень похоже, почти копия. Но ткань дешевле, и, как я уже говорила, сшито вручную. Этикетки нет. Вероятно, на покупное не хватило денег.

– Так когда его сшили? И долго ли носили?

– Ну, подобный стиль вошел в моду не раньше тысяча девятьсот тридцать пятого года. До того юбки были длиннее и вырез совсем другой. Платье поношенное – кромка подола сзади подшита, ткань местами протерлась. Я бы сказала, платью лет десять. В войну приходилось чинить старые вещи.

– Стало быть, сороковые, конец Второй мировой…

Маклин задумался, жив ли еще кто-то из участников убийства.

10

На входе в участок инспектора остановил дежурный сержант.

– Вы знаете Джонаса Карстайрса?

Маклин порылся в памяти. Имя было знакомым.

– Он вам весь день звонит.

– Чего хотел, не сказал?

– Что-то про вашу бабушку. Кстати, как старушка, не лучше?

Инспектор побледнел. Он так долго загонял вглубь мысли о болезни бабушки, что не успел привыкнуть к мысли о ее смерти. От вопроса Дженни Спирс Маклин уклонился, но в полицейском участке секреты долго не держатся. И конечно, проще всего известить всех, рассказав дежурному сержанту. Если добавить, что это секрет, новость разлетится еще быстрее.

– Вчера ночью скончалась.

– Господи, зачем же вы на работу вышли?

– Не знаю. Наверное, больше нечем было заняться. Это ведь не внезапно случилось.

Хотя в каком-то смысле, внезапно. Маклин привык, что бабушка в коме, в больнице, осознавал, что рано или поздно умрет, и иногда даже хотел, чтоб скорее. Но ждал, что будут какие-то предвестья ухода. Думал, ему дадут время подготовиться. – Он свой номер оставил? Карстайрс?

– Да, и просил, чтобы вы как можно скорее перезвонили. Знаете, не вредно бы вам время от времени включать мобильник.

Маклин полез в карман за телефоном. По-прежнему мертвый.

– Я включаю, он все время садится.

– А как насчет рации? Не понимаю, почему, вы, следователи, считаете, будто она не для вас.

– Рация у меня где-то есть, Пит, но с ней еще хуже. Совсем не держит заряда, как будто соревнуется с мобильником.

– Ну-ну. Заведите себе что-нибудь, чтоб работало, а?

Сержант подал Маклину клочок бумаги с именем и номером и открыл ему турникет.

У Маклина имелся личный кабинет – одно из преимуществ инспекторского чина. Захудалая комнатушка с окошком, затемненным стеной соседнего здания, так что света почти не было. Шкафы, забитые делами предшественника, занимали почти все место, но какой-то гений геометрии умудрился втиснуть сюда еще и стол. На столе громоздилась груда бумаг. На самую верхнюю папку приклеили желтый листочек с надписью «Срочно», подчеркнутой трижды. Инспектор и не взглянул на нее, протискиваясь на свое место. Он снял трубку, набрал номер, заодно глянул на часы. Рабочий день закончился, но неизвестно, служебный ли это телефон.

– Карстайрс и Веддел, чем могу служить?

Мгновенный ответ и вежливый тон секретарши сбил инспектора с толку. Маклин узнал название юридической фирмы, занимавшейся делами его бабушки со времени удара.

– Здравствуйте. Могу я поговорить с мистером Джонасом Карстайрсом?

До сих пор Маклин общался только с младшим служащим – то ли Перкинсом, то ли Петерсоном. Странно, что старший партнер решил связаться с ним лично.

– Как вас представить?

– Маклин. Энтони Маклин.

– Одну минуту, инспектор, немедленно соединяю.

Опять он попал на незнакомого человека, который его знает! Маклин только успел удивиться, как мелодия ожидания прервалась щелчком.

– Джонас Карстайрс слушает, детектив-инспектор Маклин. Я с сожалением узнал о кончине вашей бабушки. Эстер была замечательной женщиной.

– Вы были знакомы, мистер Карстайрс?

– Зовите меня Джонас. И, да, я давно ее знал. Дольше, чем выступал ее адвокатом. Об этом я и хотел с вами поговорить. Она назначила меня своим душеприказчиком. Я был бы благодарен, если бы вы поскорее выбрали время зайти ко мне. Нам надо кое-что прояснить.

– Хорошо. Завтра можно? Сегодня уже поздно, а я ночь не спал. – Маклин свободной ладонью потер глаза, только сейчас осознав, как измучился.

– Конечно, я понимаю. И не беспокойтесь об устройстве похорон. Я этим займусь. В «Скотсмене» завтра поместят извещение о смерти, и некролог, вероятно, тоже напишут. Эстер не желала церковной службы, так что будет скромная прощальная церемония на Мортонхоллском кладбище. Я дам вам знать, когда уточним время. Вы хотите, чтобы прощание организовал я? Всем известно, как заняты сотрудники полиции.

Маклин, не слушая адвоката, думал о множестве мелочей, которых требует смерть, но не мог сконцентрироваться. На столе лежало коктейльное платье, надежно упакованное в пластиковый пакет. Инспектор с трудом вспомнил, зачем оно здесь. Надо было поесть, а потом обязательно поспать.

– Да, пожалуйста, – с трудом произнес он, поблагодарил Карстайрса, условился о встрече на завтра и повесил трубку.

Вечернее солнце раскрасило жилой дом напротив в теплые охряные тона, но кабинету инспектора досталась самая малость света. Здесь было тесно и душно. Маклин прислонил затылок к прохладной стене и на минутку прикрыл глаза.

* * *

Она нага как день, истощенная девушка с костлявыми руками и ногами. Пряди волос свисают с черепа, глаза тонут в глазницах. Она подходит к нему, протягивает руки, просит помочь. Потом спотыкается, в животе у нее открывается рана, протягивается от лобка до грудины. Девушка подхватывает вывалившиеся внутренности, запихивает их обратно одной рукой, а другую все тянет к нему. Волоча ноги, делает еще шаг, темные глаза молят о помощи. Он хочет отвести взгляд, но не может шевельнуться. Не может даже закрыть глаза. Смотрит, как она падает на колени, разбрасывая кишки по полу, и все пытается подползти к нему.

– Инспектор…

В ее голосе боль. И со звуком голоса лицо начинает меняться, кожа высыхает, еще туже натягивается на скулах, глаза совсем уходят в череп, губы кривятся в пародии на улыбку.

– Инспектор!

Она уже рядом, костлявая рука ложится на плечо, касается его, встряхивает. Девушка силится запихнуть назад внутренности, совсем как домохозяйка в халате, открывшая дверь на стук почтальона. Из разреза вываливаются почки, печень, селезенка…