Цитаты из книги «Блуждающий разум: Как средневековые монахи учат нас концентрации внимания, сосредоточенности и усидчивости»

Кассиодор[123] называл пунктуацию освещенной дорожкой, ведущей к пониманию.

Кто-то выступал за периодические сеансы чтения в течение всего дня, между временем работы и молитвы. Иногда чтение служило воскресной наградой. Но могло и, напротив, использоваться в качестве взыскания, если шла борьба с нечестивыми мыслями при помощи специфических текстуальных противоядий. Оно предотвращало болтовню монахов перед началом службы в храме или выполняло роль «альтернативной службы», если монах жаловался на слабость и невозможность заниматься физическим трудом. Некоторые уставы предлагали назначать монаха, который читал бы вслух своим работающим братьям. Большинство настаивали, что кто-то должен читать во время трапезы. Рот и ум жуют вместе, гласила излюбленная поговорка

чтение – просто еще один способ тянуться сознанием к Богу. Погрузившись в книгу, легко упустить это из виду.

слишком увлекательное содержание. Какие-то тексты оказывались неубедительными и скучными, а потому не представляли проблемы. Но что если книга захватывала читателя? «Оно входит как железо, – сказал как-то один пустынный старец, по рассказам свидетелей, – и изгоняется с трудом». Что оседает в монашеском сознании – это крайне важный момент, и потому монахи вели открытые дискуссии о потенциально приемлемом чтении. Монастырские наставники опасались «языческих» авторов – поэтов, ораторов и мыслителей, каноничных для римской образовательной системы. В целом они сохраняли античные педагогические методики, заменяя традиционные тексты библейскими. Но совсем изъять нехристианское чтение получалось редко, и они просто подходили к вопросу с осторожностью: можно было любить эти труды и в то же время не доверять им

Копии книг стоили дорого и были негодной заменой памяти. В отличие от непосредственного обучения у наставника, чтение книги (неважно, свитка или кодекса) не предполагало никакого диалога, а именно диалог – золотой педагогический стандарт древнего мира

К 860 году монастырь в Лорше, один из самых привилегированных и политически активных в империи Каролингов, владел примерно 470 книгами, а многие другие запускал в обращение – давал во временное пользование или копировал для друзей и патронов за комиссию.

«[Человек], подверженный унынию и лени (acedia), за чтением много зевает и скоро начинает клевать носом; он трет глаза и потягивается; он отводит взгляд от книги, пялится в стену и снова на некоторое время возвращается к чтению; листая страницы, он сует любопытный нос в конец текста, считает листы и вычисляет количество сшитых стопок листов, находит ошибки в написании и оформлении. Затем он закрывает книгу, кладет ее себе под голову и засыпает»

Один старец как-то возжелал маленький огурец; он подвесил его на стену и смотрел на него, но не ел, таким способом карая себя «за то, что вообще имел это желание».

Другие монахи изобретали собственные противосонные приспособления. Повсюду шла молва, что в пахомианской федерации люди спят на наклонных сиденьях. Так же поступали и в монастыре города Амида в северной Месопотамии. Кто-то стоял на столбах, пристегивал себя к стене или подвешивал к потолку веревочные петли, в которые продевались руки. В монастыре Картамин[99] (ныне это юго-восток Турции) предпочитали совсем уж незатейливые технологии: укладываясь, монахи все время перекатывались с боку на бок, так что их тело вообще не замирало, или же втискивались в узкие вертикальные кельи наподобие кладовок, где сесть или лечь было попросту невозможно. Преподобный Сисой Каламонский[100] укладывался на утесе таким образом, чтобы бодрствовать от страха

Каждую субботу с вечерней зарей Арсений вставал лицом на восток, спиной к заходящему солнцу, и молился, простирая руки, пока солнце не освещало его утром в воскресенье. Его пример неизменно производил глубокое впечатление на последующие поколения монахов, говорили ли они на греческом, латыни, сирийском, арабском, грузинском, армянском или языке геэз[98]. Палестинский отче Евфимий, например, жадно поглощал истории об Арсении и в итоге решил спать не лежа, а сидя, а то и стоя, уцепившись за веревку, которую он приладил к потолку