Банды стояли на страже развалин. Их участники были грубыми, грязными, ходили в куртках с обрезанными рукавами и нацистскими нашивками. У них не было повода напевать радостные мелодии. Они были детьми великого эксперимента Мозеса, его взрывной реакцией. Им не довелось танцевать в клубах, куда мог зайти каждый. Эти заведения закрылись, и Бронкс вернулся во времена сегрегации, тем самым изолировав черных, белых и латиноамериканцев друг от друга. Банды были не готовы умереть за далекую идеологию, изложенную в книгах. Они идеализировали «Ангелов ада»^[65].

«Слыхали про один процент, который никуда не входит, и ему всё равно? Мы жили в своем мире», – говорит Меркадо. Этот мир определяла эмблема банды, нашитая на куртках. «В Англии у каждой семьи был свой собственный герб. Это наш семейный герб. Мы не хотели разбираться со всякой общественной хренью. Мы такие, какие есть, такими и будем. Ты уважаешь меня, я уважаю тебя. Всё просто».

Банды упорядочивали царивший вокруг хаос. Детям иммигрантов, чьи родители были вынуждены постоянно работать, чтобы обеспечить жизнь в новой стране, приемным детям и девочкам, сбежавшим от жестокого обращения, и тысячам других – всем им банды предоставляли приют и защиту. Теперь у них были общие радости и общие враги. Банды прогоняли скуку и наполняли время смыслом. Они превращали пустыри в игровые площадки. Они были как семья. «Нам нравится кататься, нравится быть вместе, нам всем нравится делать одно и то же, и мы счастливы, – рассказывала девочка Тата из „Диких черепов“. – Только так мы можем выжить, ведь, если каждый пойдет своим путем, нас не станет» [4].

Зачастую жертвами становились более слабые и менее защищенные слои населения: пожилые, наркозависимые, владельцы магазинов, молодежь, державшаяся нейтралитета. Нападали банды и друг на друга. Но со временем для кого-то они стали настоящими представителями закона на улицах. Член «Диких черепов» Дэнни Де Хесус говорил: «Прежде чем обратиться к местной полиции, люди приходят решать свои проблемы к нам». Даже колумнист New York Post Пит Хэмилл писал: «Новая волна подростковых банд, хлынувшая на улицы Нью-Йорка, – лучшее, что случалось с нами за последние десять лет… Эти молодые люди встают на защиту жизни, и если их смелость не угаснет, они помогут этому городу выжить» [5].

Отдельно Хэмилл отмечал крестовый поход банд против наркоманов и барыг. Появление новых банд совпало с невиданной доступностью героина из Юго-Восточной Азии. Де Хесус рассказывал: «Дошло до того, что они ширялись на крышах, на лестничных площадках. А где наркозависимость, там что? Правильно, грабежи. Так что мы избавляемся от всех этих проблем, которые неизбежно возникают вместе с наркозависимостью: от грабежей, воровства, да даже от кражи сумочки моей матери. Копы ничего не предпринимали. Мы делали всю грязную работу за них».

Банды вламывались в притоны и предупреждали наркоманов и барыг, что у них есть сутки на то, чтобы убраться оттуда. Иначе наступит черед насилия. Когда члена «Семи бессмертных» зарезал наркоман, банда отомстила тем, что изнасиловала и убила другого наркозависимого. Летом 1971 года «Дикие черепа» объявили войну наркотикам. «Мы вымещали гнев на любом наркомане, который нам встречался, – говорит Меркадо. – Мы их уничтожили».

То, что произошло дальше, позже стали называть наркорезней. Как только сезон охоты был открыт, «Братья гетто», «Дикие кочевники», «Римские короли», «Братья и сестры» и «Черные пики» обрушились на город в поисках своей доли экшена. Банды прочесывали кварталы, здания и аллеи от Проспект-авеню до улицы Симпсона в поисках одурманенных героином глупцов, которым можно было бы пустить кровь.

«Это был способ помочь людям, но мы даже не планировали это. Всё случилось спонтанно, потому что они напали на одного из наших братьев», – говорит Меркадо. Речь шла о гордости, выживании банд, соблюдении неписаных законов, о том, чтобы идти до конца.

«БРАТЬЯ ГЕТТО»

За три года банды колонизировали Бронкс. Цвета банд скрепили разбомбленную городскую сеть цементом постоянных бифов^[66]. «Если ты шел через чужой район, ты был мишенью, или же тебе приходилось снимать куртку, – вспоминает Карлос Суарес, глава „Братьев гетто“. – Если тебя ловили, то избивали до полусмерти».

Крупные банды распадались на мелкие, и когда один район захватывала какая-то группировка, то для его защиты тут же возникала другая. Полиция и СМИ внезапно осознали, что банды поделили Бронкс от Моррис-Хайтс до Саундвью-авеню. Согласно их подсчетам, единовременно существовало до ста разных банд, в которые входило около одиннадцати тысяч человек, семьдесят процентов которых были пуэрториканцами, а остальные – черными. Сами бандиты утверждали, что их гораздо больше, а официальные данные о расовом составе куда больше говорят о политике, чем о положении дел на улицах [6].

Банда «Братьев гетто» была одной из самых влиятельных, она насчитывала более тысячи членов и даже имела подразделения в Нью-Джерси и Коннектикуте [7]. Их лидером был Чарли Суарес. Обаятельный мастер боевых искусств с темными локонами и загадочной улыбкой, обитателям улиц он был известен как вспыльчивый и драчливый Чарли-карате, но женщины и те, кто был не в курсе бандитских разборок, были очарованы его мальчишеским любопытством и скромным обаянием. В двенадцать лет он присоединился к банде «Египтян», но покинул ее, после того как все участники подсели на героин. Он прибивался к различным группировкам, пока не подружился с Бенджамином Мелендесом.

Мелендес был тощим и ловким девятнадцатилетним парнем, уже успевшим сформировать собственную банду. Со временем дипломатичный подросток превратился в молодого революционера, талантливого организатора и оратора. Желтый Бенджи, как его называли, был известен тем, что выступал перед своими последователями с импровизированными речами, часто наполненными огнем и кровью ветхозаветных писаний. Бандиты прозвали его Проповедником, и это было шуткой лишь отчасти. Он дрался не хуже других, но его истинной страстью была музыка. Еще ребенком вместе с братьями он победил на конкурсе талантов, исполняя песни The Beatles для Тито Пуэнте^[67]. Позже он стал лидером и фронтменом «Братьев гетто». Они были не только бандой, но и латиноамериканской рок-группой. На всех вечеринках, устраиваемых в их штаб-квартире, «Братья гетто» находились в центре внимания. Когда они доставали гитары, Мелендес особенно любил играть битловскую This Boy – песню, за сладкими, узкими гармониями^[68] которой скрывались угрозы и нехорошие предчувствия: «Этот мальчик увел мою любовь. Когда-нибудь он об этом пожалеет…»^[69]

Многие банды любили твердить о том, что они как семья, но «Братья гетто» действительно были ею. Бенджи, Ульпано, Виктор и Роберт Мелендес, сформировавшие банду, были братьями – одной из тысяч семей, переселенных Мозесом из Нижнего Манхэттена. Для зачистки трущоб Гринвич-Виллиджа, Маленькой Италии, Сохо и Чайна-тауна под офисы, многоквартирные высотки и восьмиполосную автомагистраль «Нижний Манхэттен» Мозес в 1961 году инициировал проект городского обновления. Несмотря на то, что в 1962 году кампания по запрету строительства автомагистрали увенчалась успехом, братья Мелендес покинули свои дома, как и многие другие, и переселились в Бронкс.

Обосновавшись неподалеку от шоссе Кросс-Бронкс, Бенджи вслед за своими друзьями Хьюи и Реймондом вступил в «Кофон Кэтс» – небольшую банду из Тремонта на Мармион-авеню. Когда Бенджи устал тусоваться с «котами» и переехал со своей семьей к югу от парка «Кротон», он вместе со своими братьями и друзьями, среди которых были Хьюи, Реймонд и Чарли-карате, создал новую шайку. Бенджи предложил несколько названий, в том числе «Дикие черепа», «Семеро бессмертных» и «Дикие кочевники», но в итоге они остановились на «Братья гетто».

Когда Суаресу исполнилось восемнадцать, бабушка выгнала его из дома. Он записался в морскую пехоту, но до отправления в учебный лагерь по-прежнему тусовался с бандой. На Рождество, получив увольнительную, он бросил армию и вернулся к товарищам. Скрываясь, Суарес пользовался множеством имен: Чарльз Карием Лей, Чарльз Ривера, Чарльз Магдалено. Репортерам он говорил, что его зовут Чарли Мелендес.

Когда Чарли вернулся, Бенджи убедил остальных избрать его «президентом» банды. Благодаря Суаресу в банде повысилась дисциплина и общая готовность воевать. Он говорил: «Я пытался учить их рукопашному бою и бросать коктейли Молотова».

Суарес и Мелендес образовали крепкий дуэт. Суарес говорил: «Бенджи был моим инь, а я был его ян. Хороший и плохой копы. Я был тем, кто хватал мудачье за глотку и наказывал. Бенджи был тем, кто вовремя мог вмешаться и остановить меня».

Бенджи стал поддерживать пуэрториканскую социалистическую партию и всячески стремился втянуть группу в политику. «Ребята носили черные береты с красными звездами, – рассказывает Суарес. – Все отрастили длинные волосы и стали выглядеть более воинственно».

В некотором смысле «Братья гетто» стали походить на люмпен-подростковую версию партии «Молодые лорды». Они критиковали качество медицины в госпитале Линкольна, который прозвали «лавкой мясника», вопрошали, почему у молодежи нет работы и мест, где бы они могли провести время все вместе и оттянуться. Они осуждали полицейский произвол. «Братья гетто» заставили владельцев трущоб позволить им убирать многоквартирные дома, организовали раздачу бесплатных завтраков и сбор одежды для малоимущих. Они обеспечивали безопасность видным пуэрториканским националистам. Себя они называли «народной армией». К лету 1971 года Мелендес придумал им новое название, отражавшее всё то, чем они занимались: «Защитное подразделение Южного Бронкса». Он обратился к Чарли: «Давай покончим с бандитизмом и создадим миротворческую организацию».

Корнелл Бенджамин присоединился к банде, когда ему было двадцать пять лет. Харизматичный бывший наркоман, наполовину афроамериканец, наполовину пуэрториканец по прозвищу Черный Бенджи стал третьим главарем «Братьев гетто». В большинстве банд были «военачальники», обычно отвечавшие за пополнение арсенала, обучение членов группировок навыкам боя и тактике, ведение переговоров о времени и месте разборок. Но по инициативе Мелендеcа Черный Бенджи стал «советником мира».

Если и существовала банда, которая могла принести мир Бронксу, то это были «Братья гетто».

УЧИТЕЛЯ

Спустя три года, когда количество банд существенно возросло, средняя школа Дуайера стала очагом конфликтов среди группировок Бронкса. Школа находилась на углу Стеббинс-авеню и Сто шестьдесят пятой улицы, на спорной территории, на которую претендовало сразу несколько группировок, поэтому школьные коридоры были наводнены соперничавшими между собой членами кланов. В марте 1971 года в школе Дуайера какой-то пацан стал приставать к девчонке из «Диких кочевников». Она рассказала об этом Суареcу и «президенту» банды Бену Бакстону. Это стало целым событием. Сотни зевак увязались за ними, чтобы посмотреть, как будут мутузить нарушителя. Банда с триумфом шествовала по школьному двору, а за ними следовала восхищенная толпа.

За происходящим с безопасного расстояния наблюдал потрясенный учитель Мэнни Домингеc. Он был убежден, что лидеры группировок – самые многообещающие молодые люди на районе. Они отличались от остальных учеников: они были бесстрашными, бунтарями, заряженными на сопротивление авторитетам, остроумными рэперами, отступниками, которым должны были править будущим. С согласия школьного директора Мортона Вайнбергера Домингес решил наладить общение с бандами.

Жена Домингеса Рита Фехер лично отправилась в штаб «Братьев гетто» и потребовала, чтобы учеников оставили в покое. Фехер стало любопытно, как протекает жизнь банды. Понимая, что никто не будет с ней откровенничать просто так, она взяла камеру Super 8 и решила снять интервью с лидерами. Годы спустя эти записи войдут в документальный фильм Фехер и Генри Чалфанта Обрезанные рукава, посвященный бандам Бронкса.

На этих кадрах показана жизненная сила и трагедия движения. Фехер засняла, как Мелендес с «Братьями» завывают параноидальный эпос I’m Your Captain группы Grand Funk Railroad на просмоленной крыше: «Ну-ка, слушайте все меня и верните мне мой корабль, я ваш капитан, ваш капитан, хоть меня и укачивает страшно^[70]». Подросток Блэки Меркадо в соломенной шляпе расслабленно улыбается, так что видно ямочки на щеках; он рассказывает на камеру о союзе черных и пуэрториканцев против банды соперников: «Они хотели расового конфликта, а мы сделали его не расовым». В кадре улица: Бен Бакстон хвастается убийствами, которые совершил, а затем за закрытыми дверьми вдумчиво анализирует правовые аспекты крайне вероятного приговора по делу о хранении оружия (его вердикт: закроют надолго). И наиболее красноречивый момент: группа разъяренных пуэрториканок агрессивно предъявляет претензии Бакстону и Меркадо. «Вам бы понравилось, – спрашивает одна из них, – если бы кто-то подошел и убил вашего ребенка, вашу жену, может быть, и вас?»

Домингес и Фехер взяли под свое крыло «Братьев гетто», «Диких черепов» и «Диких кочевников». В своей квартире в Вест-Виллидже они устраивали «приемы», как назвал эти встречи Фехер, где обсуждали молодежный кризис, независимость Пуэрто-Рико, систему уголовного правосудия и мировые проблемы. Супружеская пара стала защитниками банд, в том числе Мелендеса и Суареса из «Братьев гетто», в которых Домингес и Фехер отыскали необычайную мудрость и желание выйти за пределы улиц.

В особенности Мелендес был готов сделать шаг в новую жизнь. «В наши дни нельзя спокойно передвигаться по улицам, – говорил он. – Никогда не знаешь, что тебя ждет за углом: нападет наркоман или остановят представители другого клана и скажут: „Отдавай деньги“ – и там же тебя прикончат» [8].

Паре учителей удалось выбить в городском Агентстве по оказанию услуг молодежи помещение с витриной на углу Сто шестьдесят третьей улицы и Стеббинс-авеню, которое стало новым штабом «Братьев гетто». Благодаря связям в Университете Нью-Йорка они смогли достать музыкальные инструменты. Привлеченные медиа приехали в Бронкс, чтобы рассказать о бандах.

Фотогеничные и с хорошо подвешенным языком, «Братья гетто» были готовы ко вниманию. Фотографы сняли их на пятничной районной вечеринке, где они выглядели скорее детишками на площадке, чем опасными хищниками. Двое Бенджи (Черный и Желтый) и Чарли появились на федеральных ток-шоу, став лицом израненного, уязвимого и забытого революционного поколения. Продюсеры документальных фильмов стекались к витрине «Братьев гетто», чтобы запечатлеть превращение банды в «организацию» и записать их язвительные реплики и фанк, который они играли.

Молодежь Бронкса перестала быть невидимой. «Братьям гетто» удалось создать романтический образ непонятой молодежи, которая изо всех сил старается поступать как надо. Когда подростки Бронкса увидели в этом образе себя, стало казаться, что мир и спокойствие и вправду могут воцариться на улицах всего района.

ВОЙНА В БРОНКСЕ

В 1971 году банды Бронкса стремительно гнали в двух направлениях: одно – к миру, другое – к насилию и крови.

Чем жарче была погода, тем горячее становилось на улицах Южного Бронкса. Число разборок неумолимо росло. Хотя «Братья гетто» объявили публично, что избрали путь революционных перемен, на деле они всё больше утопали в конфликтах. В мае троих членов «Братьев гетто» подстрелили в их штабе, один из них в результате остался парализованным. Виктора Мелендеса, брата Бенджи, лидера «кочевников», без которого когда-то не обходилось ни одно выступление «Братьев гетто», закололи ножом. «Братья гетто» и «Дикие кочевники» выяснили, что за нападениями стояла банда «Монголов». На протяжении нескольких недель Суарес и Бакстон избивали каждого, кому не повезло оказаться с ними рядом. Начались постоянные разборки с «Королевскими копьями», «Грязными дюжинами» и «Тюрбанами».

В ноябре разгоревшаяся война, казалось, вышла на новый уровень. Бронкс переживал очередной виток в истории расовой сегрегации. «Одна катастрофа тут же сменялась другой. Когда черные закончили воевать с латиносами, начался конфликт черных и белых, – рассказывает Суарес. – Ненависть накладывалась на ненависть, а потом еще и еще». В средней школе «Стивенсон» разгорелась война между «Черными пиками» и белыми бандами «Золотые гинеи» и «Боевые свиньи», образовавшими союз «Пастыри Бронкса». Крупнейшие черные и пуэрториканские банды района – «Пики» и «Дикие черепа» – спровоцировали потасовку в кинотеатре Южного Бронкса. Поступали сообщения, что на улицах в ход пошли «самые веские аргументы»: пистолеты, пулеметы, гранаты и бомбы [9].

Социальные работники настаивали на немедленном прекращении разгоревшихся войн. Переговорщик из Агентства по оказанию услуг молодежи Эдуардо Винсенти заручился обязательствами заключить перемирие от нескольких дюжин банд, включая «Королевские копья», «Миротворцев», «Потрошителей», «Молодых грешников» и «Черные пики» [10].

Суарес и Мелендес по отдельности встречались с главарями банд. «Я устал от того, что мне звонят посреди ночи, я вынужден заряжать пистолет или брать самурайский меч и бежать с ним по улице, для того чтобы отрубить кому-нибудь голову, не имея ни малейшего представления, увижу ли я когда-нибудь эту улицу снова», – рассказывает Суарес. В одном из своих штабов «Братья гетто» устраивали неформальные пятничные собрания, приглашая на них в том числе лидеров враждебных группировок. По словам Суареса, там были женщины, музыка и травка. Расслабившись, они выключали музыку и разговаривали.

Когда в ноябре война достигла апогея, они созвали срочный «саммит», встретившись с лидерами «Черепов», «Кочевников», «Римских королей», «Холостяков» и «Черных пик» у фонтана Бетесда в Центральном парке. Колумнист New York Post Джо Торрес отметил усилия группировки, написав, что «„Братья гетто“ движутся в правильном направлении. Они не верят в кровавые разборки и не считают, что насилие способно заменить переговоры» [11]. Но ни договоренности Винсенти, ни «саммит» в Центральном парке не принесли ощутимых результатов. Ситуация оставалась напряженной.