Ника ускорила шаг, словно пытаясь убежать от прошлого. Метеориты – мощнейшие излучатели, сброшенные на Землю-56 из иной реальности, стали причиной генетических мутаций многих людей, в том числе и ее самой. Именно благодаря метеоритам Ника стала сенсом, природным психологом. А ведь были еще и другие таланты, гораздо более опасные, чем управление энергиями или ощущение чужих эмоций.

Императорская Пятерка – Альфа, Бета, Гамма, Дельта и Эпсилон – под руководством древнего-древнего пилигрима по прозвищу Координатор мечтали превратить ее мир в аттракцион для пилигримов. Даже название придумали – проект «Эдем». Они предприняли просто фантастические усилия, чтобы изменить реальность, и, если бы не Илья Рюкин, Дорофея с Лансом и Робертом, нынешняя и шумиха и биржевой кризис показались бы комариным укусом по сравнению с ожидаемыми бедствиями.

– У меня есть координаты двух мест в Подмосковье, – сообщил Бронислав, нагнав влюбленных. – Нам обоим нужен ассистент. Пока Ланс выздоравливает, поработаем вместе?

Ну вот, все и прояснилось, Ника даже ощутила облегчение. Бывший муженек решил пристроиться за «паровозиком» гения, авось что-то да перепадет. У Броньки сейчас не лучшие времена, ему пинок творческий нужен.

Роберт задумался. Даже с шага сбился. И кивнул.

– Судя по фото и видео – штука нехорошая. А два ума надежней одного, – согласился он, заставив спутницу удивленно изогнуть брови. Неужто в голосе гения прозвучали радость и облегчение? С чего бы?

Если Роберт Ноэль ожидал, что Соловьев отстанет и даст ему возможность пообщаться с Никой, он жестоко ошибался. В чужом городе Бронислав не знал, куда себя деть, и искренне обрадовался компании.

– Подбрось до метро, – попросил он Нику.

Та кивнула. Она даже понимала Броню. После уютного Барска, где они входили в число градоправителей, здесь над директором центра клонирования и именитым профессором обнаружился десяток разного плана начальников. На них по поводу и без ругались военные, политики, гоняли из кабинета в кабинет. Без уважения, без малейшего «спасибо» за совершенные подвиги. Наоборот, удивлялись, как это сенсы с учеными до сих пор не навели порядка в стране, не разобрались с невесть откуда взявшимися аномалиями и людьми, потерявшими чувство реальности. А таких было достаточно.

Сегодня, например, генерал так рассказывал про обрушение Токийской фондовой биржи, будто Ника и компания были виновны в этом лично. Хотя события разворачивались прямо по сценарию Ильи Рюкина. И от грядущих перспектив бросало в холодный пот.

Ника вырулила из тихого переулка, где располагалась больница, на широкий проспект, проехала пару кварталов, но вдруг резко крутанула руль влево, едва успев проскочить на зеленый, помчалась на ощутимый только для нее сигнал.

– Эй, шеф, мы гонки не заказывали, – попробовал остановить ее Роберт.

Ильина проигнорировала предупреждение. Неприятные предчувствия, мучившие ее с раннего утра, выкристаллизовались в осознание непоправимости происходящего. И она не успевала что-либо изменить.

Несколько улиц они миновали, невзирая на ограничения скорости, затем выехали на проспект. И сразу оказались в пробке. В конце квартала в воздухе висела машина и медленно вращалась. Белый корпус блестел на солнце, на стеклах и зеркалах плясали солнечные блики.

– Далеко! – выдохнула Вероника, выпрыгнула из своего служебного авто и кинулась к нежданному аттракциону, посмотреть на который собралась приличная толпа.

Роберт с Брониславом поспешили следом.

Под кружащейся машиной стоял человек в белых одеждах, громко выкрикивал про преображение мира, суд над грешниками, про то, что он вестник чего-то там темного, мрачного, нехорошего. Всю речь было не разобрать, ибо в пойманной им машине человек сигналил, кричал, колотил в закрытые двери.

Ника добежала до толпы и врезалась в широкую спину сотрудника ДПС.

– Уводите людей! Скорее! – потребовала она.

Полицейский медленно повернулся к ней, посмотрел мимо остекленевшими глазами. Проклятье! Их противник еще и гипнотизер!

Ника растерла ладони, концентрируя энергию, и что есть силы залепила мужчине пощечину. Тот покачнулся, но в себя пришел.

– Людей уводи! – Ильина потрясла у него перед носом удостоверением.

Она встряхнула кисти рук и двинулась сквозь толпу, одного за другим пробуждая загипнотизированных.

– Уходите, здесь опасно. Уходите, тут ничего интересного. Вас дома ждут, – заглядывала она в их лица.

Бронислав, как самый высокий, рассмотрел пробивающегося с другой стороны полковника Марата Тагаева с командой бойцов в изобретенных Ноэлем очках. Те действовали проще, эффективней.

– Тот, кто немедленно не покинет проезжую часть, будет арестован! Не задерживайте движение! – кричал помощник Марата в микрофон.

Народ зашевелился, зашумел, кто-то поспешил прочь, кто-то, наоборот, вытащил мобильный телефон или планшет и начал снимать происходящее.

Ника отступила назад, позволяя людям пройти. Напряжение нарастало, заставляя сердце громко колотиться о ребра. Что-то грядет. Человек, поднявший машину в воздух, безумен. Сильный сенс, только осознавший свой талант, может быть опасен. Он не понимает открывшегося ему мира, боится его, ищет любые, даже самые нелогичные, сумасшедшие объяснения наполняющим пространство энергиям, бьющемуся и пульсирующему дыханию земли, яркому мерцанию вокруг живых созданий. А то и вовсе лишается рассудка, если рядом не оказывается опытный наставник.

– Никки, это что за клоун? – Сзади подкрались Роберт с Броней.

– Дикарь, – тихо ответила она, наблюдая, как помощники Марата грамотно отводят людей на безопасное расстояние, как Марат подходит к безумцу, негромко успокаивает, тянется к багетке на поясе. – Вчера или сегодня дар в себе открыл, с катушек съехал без присмотра.

После расследования дела Пятерки Ника с Тагаевым не пересекалась и сейчас рада была его увидеть.

Что-то в словах сенса задело дикаря, взволновало. Энергии закрутились бурыми и густо-фиолетовыми смерчами, заставили машину в воздухе завертеться с удвоенной скоростью, воздух вокруг человека сгустился, пошел чуть заметной рябью. Ильина отстегнула свою багетку – энергетическое оружие сенсов, сжала быстро нагревшуюся трубку в ладони, сконцентрировалась.

– Марат, уходи! – завопила Ника, подалась вперед, но Броня успел схватить женщину за плечо.

Псих что-то выкрикнул и отшвырнул Марата на обочину, метнул следом машину – туда, где еще оставались любопытные. Марат хоть и ударился, притормозил полет груды железа над собой, но не выдержал тяжести груза. Машина с грохотом рухнула прямо на полковника.

– Не-е-ет! – закричала Ника.

Раздались выстрелы, псих осел на мостовую, зажимая раны на груди и животе. Белые рубашка и брюки окрасились алым.

Целую секунду над кварталом висела тишина, потом звуки вернулись, зашумели люди. Кто-то кричал, вызывал «скорую», ругался. Искореженная машина задела еще несколько любопытных.

Ника вырвалась из цепкой хватки Брони и побежала к обломкам. Роберт не отставал.

Бронислав Соловьев оперся о ближайшую машину, пытался справиться с головокружением и дурнотой. Вопли, стоны, кровь… Ника, усевшись на асфальт, раскурочивала протянутую кем-то аптечку, помогала Роберту перетягивать жгутом кровоточащую ногу молодой женщины.

– Оцепите район! Проверьте, не было ли у него сообщников!

– Кто стрелял? Кто отдал приказ стрелять?

– Помоги-ите-е-е!

– Пропустите врачей!

– Кто стрелял, я спрашиваю?

Броня стоял в стороне, не в силах пошевелиться, не в состоянии смотреть на чужие раны. Во рту было горько, желудок сворачивало от боли, Соловьев искал в себе силы и мужество выстоять. Не нужно иметь способности сенса, чтобы понять: мир никогда не станет прежним. Не из-за сенсов или пилигримов. Из-за людей, из-за их желания применить свою силу во имя разрушения.

Воздух пах пылью, выхлопами миллионов машин. Ветер уносил прочь конфетный фантик, гнал его между замерших в пробке авто. И Бронислав сконцентрировался на этом желто-зеленом клочке полиэтилена от лимонной конфеты, чтобы не видеть, что ветер помимо фантика уносит чужие жизни.

«Наверняка кто-то уже выложил кадры случившегося в Интернет, – подумал профессор с какой-то отрешенностью. – Вместо того чтобы помочь или хотя бы отойти в сторону, освобождая путь спасателям и полиции, люди стремятся растиражировать свою причастность к любому сколь угодно малому событию. Как это низко, недостойно мыслящего человека!»

– Мужчина, вам плохо? – тронул его локоть один из зрителей трагедии.

Броня переступил с ноги на ногу, потерял равновесие, нелепо взмахнул руками и упал на колени.

– Врача сюда! – долетели до него чьи-то истошные вопли.

Соловьев уцепился за открытое боковое стекло машины, попытался встать, но провалился во тьму и уже не увидел, как только что интересовавшийся его самочувствием невзрачный мужичок средних лет, плотного телосложения безразлично прошел мимо в компании хрупкого юноши в шляпе и марлевом респираторе.

– Паника нам на руку, – назидательно говорил мужчина спутнику. – Даже не стоит самим что-либо предпринимать. Ты подготовил почву, люди вырастят плоды, Витель позаботится о химерах, а его дочь – о послушании нужных нам людей. Через неделю правительство этой страны, а потом и всего мира исполнит любые наши требования.

– Да, Орэф!

Юноша кивал, взглядом умудренного жизнью старика скользил по искаженным ужасом лицам, вновь и вновь убеждаясь, сколь сильно ему повезло встретить мудрых союзников. Наверно, даже лучше, что тот незнакомый немец спутал их планы, раскричался о пилигримах сейчас.

– Главное – не допустить утечки информации, – поделился очередной порцией переживаний молодой человек.

Названный Орэфом человек усмехнулся, оглянулся через плечо на людскую суету и успокоил спутника:

– Ты у нас суперзнаменитость, впору автографы раздавать, тебя не заподозрят. Единственного мигранта, способного раньше времени догадаться о наших планах, Ланса Шамина, мы заберем к себе со дня на день, едва окрепнет. Заодно прихватим опекающую его начальницу Барского центра клонирования. – Орэф снова оглянулся, но в потоке людей, стекающихся к месту катастрофы как муравьи к сахару, уже не разглядел Веронику. – Кстати, твою хорошую знакомую, – напомнил он юноше. – Ее завербует Чара. Мир ваш, мой мальчик. В награду исполните лишь одну просьбу вашего покорного слуги. – Он приподнял шляпу и поклонился.

Парень в респираторе только фыркнул, возражать не стал. Видно было, что Орэфа он побаивался.