Вот бы все девушки были калифорнийскими.
Брайан Уилсон. Калифорнийские девушки
Норе Хейден было четырнадцать, когда ее в первый раз трахнул мужчина. Один из друзей ее отца. Он подвозил девочку домой после того, как она отработала нянькой у его сынка-капризули, и вдруг он взял ее руку и положил себе на бугор. Нора хотела ее вырвать, но была загипнотизирована выражением его лица.
И чувством, которое возникло у нее самой.
Власти.
И Нора оставляет руку. Не обводит выпуклость, ничего такого, но, похоже, ему хватает и того, что ее ладонь просто лежит там. Девочка слышит, как он пыхтит, и видит, как лицо у него становится напряженным, а глаза такими чудны́ми, что ее тянет расхохотаться, но что-то словно удерживает ее.
В следующий раз он кладет свою руку поверх ее ладони и водит ею по кругу. Нора чувствует, как растет его бугор под ладонью. Чувствует, как он дергается. Лицо у него такое нелепое.
А в следующий раз он тормозит у обочины и просит ее вынуть «это».
Ей вроде как полагается ненавидеть этого мужика, верно?
Ее тошнит от него, но она делает все, как он показывает, потому что у нее такое чувство, что главная при этом все-таки она, а не он. Ну, типа она может его дергать и дергать, то прекращая, то начиная снова.
– Прям не член, – делится Нора со своей подружкой Элизабет, – а поводок какой-то.
– Нет, даже не поводок, а щенок, – возражает Элизабет. – Ты ласкаешь его, гладишь, целуешь, кладешь в тепленькое местечко, чтоб поспал, а он тебе притаскивает всякое разное.
Норе четырнадцать, но выглядит она гораздо взрослее. Ее мама все видит, но что она может поделать? Живет Нора то у мамы, то у папы: это «совместное опекунство» – термин, имеющий в данном случае оттенок очень пикантный. Потому что каждый раз, как она живет у отца, они совместно курят травку.
Папа похож на какого-то растафарианца[56], только белого, без дредов и религиозных убеждений. Эфиопию папа не сумеет отыскать даже на карте Эфиопии, но травку он обожает. Вот эту часть растафарианства он принимает целиком и полностью.
Мама выше этого, и это основная причина, почему они развелись. Этап хиппи она переросла, бросившись из одной крайности в другую: из хиппи превратилась в яппи, и все ровно за пять секунд. Папа так и таскает «биркенштоки»[57], будто они приросли к ногам, а она зашагала дальше.
Короче, мама получила очень хорошую работу в Атланте и хочет, чтобы Нора жила с ней, но Нора отнекивается: «Нет, ты сначала покажи мне хоть один пляж в Атланте, тогда поеду». В конце концов дошло до суда, и судья спросил Нору, с кем из родителей она желает жить, девочка чуть не выпалила: «Ни с кем», но вслух ответила: «С папой». Так что в пятнадцать лет она ездит в Атланту только на каникулы и на один месяц летом.
Что вполне терпимо, если прихватить с собой достаточный запасец хорошей травки.
Ребята в школе дразнят ее «шлюшка Нора», но ей плевать, да и им, по правде, тоже. Это не столько презрительная кличка, сколько констатация факта. Что еще можно сказать об однокласснице, которую после уроков увозят в разных «порше», «мерседесах» и лимузинах и ни одна из машин не принадлежит ее родителям?
Как-то днем Нора, совсем обалдевшая от травки, заполняет какой-то дурацкий опросник для наставника-руководителя и в графе «Занятия после школы» пишет «минет». Прежде чем замазать ответ, она показывает бланк своей подружке Элизабет, и обе хохочут.
И давай не сворачивай «лимо» к «Микки», где еду выносят прямо к машине. И никаких королевских бургеров, тако белл[58] и музыкальных автоматов. У Норы, слава богу, такое лицо и фигурка, что она достойна «Лас Бризаса», гостиницы «В Лагуне», «Эль Эдобе».
Желаешь Нору, так угости ее вкусной едой, хорошим вином и беспримесной дозой.
У Джерри Болвана кокаинчик водится всегда супер.
Он хочет, чтобы Нора поехала с ним в Кабо.
Еще б ему не хотеть. Сорокачетырехлетнему наркодилеру, у которого больше воспоминаний, чем возможностей, а у нее в шестнадцать тело как сама юная весна. Так почему бы ему и не захотеть провести с девушкой грязненький уик-энд в Мексике?
Нора все принимает невозмутимо.
Ей шестнадцать, но она не сентиментальная размазня.
Она прекрасно понимает, что этот козел вовсе не влюблен в нее. А уж она в него и подавно. Точнее точного. Вообще-то, она считает, что он болван болваном в этом своем черном шелковом пиджаке и в черной бейсболке, прикрывающей редеющие волосы. В выгоревших джинсах и «найках» на босу ногу. Нет, конечно, Нора очень даже понимает его: козел в ужасе перед подступающей старостью.
Не бойся, козел, думает она. Чего уж тут трепыхаться.
Ты уже старый.
У Джерри Болвана только два преимущества.
Но они классные.
Это деньги и кокаин.
Что, в сущности, одно и то же. Потому что Нора знает: если у вас водятся деньги, то будет и кокаин. А если у вас есть кокаин, то есть и деньги.
Она делает ему минет.
Что немножко затягивается из-за кокаина, но она не возражает, все равно развлечений никаких. А растаивать «мороженое на палочке» у Джерри все-таки лучше, чем болтать с ним. А не то еще хуже – его слушать. Не желает она слушать всякую нудятину о его бывших женах, детях – да она двоих его детей и так знает, получше его самого. Она с ними учится в одной школе. А еще про то, как он сделал победный удар в чемпионате лиги софтбола.
Перестав пыхтеть, он спрашивает:
– Так ты хочешь поехать?
– Куда?
– В Кабо.
– Конечно.
– А когда хочешь? – спрашивает Джерри Болван.
– Да без разницы, – пожимает плечами Нора.
Она уже выходит из машины, когда Джерри протягивает ей пакет, полный отличной травки.
– Эй! – окликает ее отец, когда Нора входит. Растянувшись на кушетке, он смотрит повтор «Восемь достаточно»[59]. – Как прошел день?
– Отлично. – Девочка швыряет бэгги на кофейный столик. – Джерри тебе прислал.
– Для меня? Ну класс!
Так классно, что отец даже встает с кушетки, вдруг превращаясь в настоящего мистера Инициативу, и сворачивает себе чудесненькую тугую самокрутку.
Нора проходит к себе в комнату и закрывает дверь.
Прям не поймешь, что думать про папочку, который за дозу продает собственную дочь.
В Кабо у Норы происходит встреча, перевернувшая всю ее жизнь.
Она знакомится с Хейли.
Нора лежит у бассейна рядом с Джерри Болваном, а эта дамочка на шезлонге, по другую сторону бассейна, явно рассматривает ее.
Такая уверенная, такая вся из себя леди.
Лет под тридцать, коротко стриженные темно-каштановые волосы под солнечным визором. А две черные тонюсенькие ленточки купальника открывают стройную худенькую фигурку, слепленную в спортзалах. Красивые украшения – золотые, неброские, дорогие. Каждый раз, когда Нора поднимает глаза, сталкивается взглядом с этой дамой.
А у той этакая улыбочка, почти усмешка.
Дама постоянно возникает рядом.
Смотрит Нора со своего шезлонга – она рядом. Гуляет по пляжу – вот она, невдалеке.
Обедает в зале отеля – дама тут. Нора избегает встречаться с ней взглядом и всегда первой отводит глаза. Наконец Нора не выдерживает. Дождавшись, пока Джерри погрузится в обычную сиесту после секса, она выходит к бассейну, садится на шезлонг рядом с женщиной и заявляет:
– Вы за мной следите.
– Все правильно.
– Меня такое не интересует.
– Ты даже не знаешь, – смеется женщина, – что такое то, что тебя не интересует.
– Я не лесби.
Ну, типа не любит она женщин, впрочем, как и мужиков. Тогда остаются только кошки и собаки, но кошек Нора терпеть не может.
– И я нет, – откликается женщина.
– Тогда?..
– Позволь спросить тебя. Ты получаешь деньги?
– Э?..
– Ты ведь «кокаиновая цыпочка», ты делаешь на этом какие-то деньги?
– Нет.
Женщина качает головой:
– Малышка, да с твоим личиком и фигуркой ты могла бы разбогатеть.
Разбогатеть… Слово ласкает ухо.
– Но как? – спрашивает Нора.
Женщина лезет в сумочку и протягивает визитку.
Хейли Сэксон, и номер телефона в Сан-Диего.
– А вы чем занимаетесь? У вас торговый бизнес?
– Ну, в некоторой степени.
– Ха!
– «Ха»! – передразнивает Хейли. – Про что я и говорю. Если желаешь стать богатой, то надо прекратить бросаться всякими словечками вроде «ха».
– Ну а может, я не желаю!
– В таком случае веселого тебе уик-энда!
Хейли снова берется за журнал и углубляется в чтение. Однако Нора никуда не уходит, а остается сидеть рядом, чувствуя себя полной идиоткой. Проходит чуть ли не пять минут, пока она наконец набирается духу заговорить:
– Ладно, ну, может, я и хочу стать богачкой.
– Отлично.
– Так чем вы торгуете?
– Тобой. Я продаю тебя.
Нора уже открывает рот для очередного «ха», но тут же спохватывается:
– Не совсем понимаю, о чем вы.
Хейли улыбается. Кладет изящную руку на Норину ладонь.
– Да все просто. Я продаю женщин мужчинам. За деньги.
Нора – девушка сообразительная.
– А, так это с сексом связано.
– Детка, – откликается Хейли, – да все в этом мире связано с сексом.
И Хейли произносит целую речь, но суть сводится к одному. Весь мир – и так было всегда – только и ищет сексуальных удовольствий.
И заключает монолог:
– Если желаешь – дари его задарма или продавай по дешевке, это уж твое дело. А хочешь продавать его за большие баксы, тогда это мой бизнес. Сколько тебе лет?
– Шестнадцать.
– Господи… – Хейли качает головой.
– Что?
Хейли вздыхает:
– Какой потенциал!
Для начала голос.
– Если тебе хочется по-прежнему делать минет на задних сиденьях машин для всякой мелкоты, то давай продолжай говорить как пляжная девчонка, – заявляет Хейли через пару недель после их знакомства в Кабо. – Но если желаешь продвинуться в этом мире…
Хейли определяет Нору на выучку к какому-то алкоголику – бывшему актеру из Королевской Шекспировской труппы, и он опускает голос Норы ниже на октаву.
– Это важно, – наставляет Хейли. – Низкий голос заставляет «петушка» настораживаться и слушать.
Учитель-алкаш округляет Норе гласные, делает четче согласные. Заставляет ее читать монологи Порции, Розалинды, Виолы, Паулины…
Ты, тиран!
Какие пытки ты мне уготовишь,
Колесованье, дыбу иль костер?
Или велишь сварить в кипящем масле?[60]
Голос у Норы становится интеллигентным. Глубже, сочнее, мелодичнее. Это – составная часть товара. Точно так же, как одежда, которую водит ее покупать Хейли. Книги, которые Хейли заставляет читать. Ежедневная газета. «И не страничку моды читай, детка, или там про киношку, – наставляет Хейли. – Куртизанка перво-наперво знакомится со спортивным разделом, с финансовой страничкой, ну а уж потом может и новости просмотреть».
Нора стала приходить в школу с утренней газетой. Ее подружки на паркинге ловят последнюю минутку, чтобы успеть трахнуться до звонка, а Нора сидит и читает, каков индекс Доу Джонса, редакторскую страничку. Она читает «Нэшнл ревью», «Уолл-стрит джорнал» и дерьмовый «Крисчен сайенс монитор».
И теперь только так Нора проводит время на заднем сиденье машин.
В Кабо уезжала «шлюшка Нора», а возвратилась Нора – Ледяная Дева.
– Она снова девственница, – объясняет Элизабет недоумевающим друзьям.
Она не хочет сказать ничего обидного, просто, похоже, это правда: Нора съездила в Кабо, и там ей восстановили девственную плеву.
– А я и не знала, что теперь это возможно, – позавидовала их подружка Рейвен.
Элизабет только вздыхает.
Рейвен спрашивает фамилию доктора.
Нора становится завсегдатаем спортзала, по нескольку часов тренируясь на велосипедах-тренажерах, а еще больше на «бегущей дорожке». Хейли нанимает ей личного тренера, настоящую фашистку, свихнувшуюся на здоровом образе жизни, по имени Шерри. Нора прозвала ее «спортивной террористкой». У этой нацистки фигура борзой, и она начинает формировать тело Норы в упругий соблазнительный товар, какой хочет выставить на рынок Хейли. Заставляет ее делать отжимы, приседания, прыжки, поднимать гири.
Самое интересное, что Нора начинает западать на все это – суровые умственные и физические тренировки. Нора постепенно втянулась. Как-то раз утром она встает и отправляется умываться (специальной пенкой, купленной для нее Хейли), смотрится в зеркало и восклицает что-то вроде: «Ого! Кто эта женщина?» Идет на урок, слышит, будто со стороны, свои рассуждения о текущих событиях и опять думает: «Да кто же эта женщина?»
Но кто бы эта женщина ни была, Норе она нравится.
Отец перемен в ней не замечает. Да и как ему разглядеть? – думает Нора. Меня же в бэгги не приносят.
Хейли везет ее на Сансет-Стрип в Лос-Анджелес показать шлюх, подсевших на крэк. Крэк охватил страну, точно вирус, и шлюхи подцепили его. На Сансет самый разгар эпидемии. Шлюхи стоят на коленях в переулках, лежат на спине в машинах. Есть молодые, есть старые. Нора потрясена, что выглядят они все одинаково – старухами. И такими отвратительными.
– Никогда я такой не стану, – заявляет Нора.
– Но можешь, – возражает Хейли. – Если подсядешь на наркотики. Держись подальше от наркоты, не замутняй себе мозги. А самое главное – откладывай денежки. На пике успеха ты продержишься лет десять-двенадцать, если будешь о себе заботиться. Огромные деньги станешь делать. А потом – все под горку и под горку. А потому нужно приобретать акции, облигации, вкладывать во взаимные фонды[61]. В недвижимость. Я сведу тебя с моим финансовым консультантом.
Ведь девочке обязательно потребуется консультант, думает Хейли.
Нора – товар.
Когда ей исполнится восемнадцать, она будет готова для Белого дома.
Белые стены, белый ковер, белая мебель. Настоящее мучение содержать все это в чистоте, но труды того стоят: такой интерьер усмиряет мужчин в первую же минуту. (Среди них нет ни одного, кто мальчишкой не напугался бы до колик, пролив соус на белое платье матери.) И когда тут дежурит Хейли, она тоже вся в белом: дом – это я, а я – это дом. Я неприкосновенна, и мой дом также.
А ее девушки всегда носят черное.
И ничего кроме – только черное, без всяких цветных пятен.
Хейли хочет, чтобы ее девушки отличались от всех других.
И они всегда тщательно одеты. Никаких разгуливаний в нижнем белье или в халатах: Хейли держит не какое-то задрипанное ранчо в Неваде для солдатни. Одевает она девушек в свитерки под горло, деловые костюмы, маленькие черные платья, в вечерние платья. Одевает так, чтобы мужчины могли вообразить, как они раздевают девушку, а та заставляет их помучиться, пока дело дойдет до раздевания.
Девушка, пусть даже она в Белом доме, дается им непросто.
На стенах висят черно-белые изображения богинь: Афродита, Ника, Венера, Хэди Ламарр, Сэлли Рэнд, Мэрилин Монро. Нора подолгу стоит у фотографий, особенно ее привлекает портрет Монро, потому что они немного похожи.
Без шуток. Действительно есть сходство, думает Хейли.
И она рекламирует Нору как молодую Монро, только и разницы – у нее спортивное, натренированное тело.
Нора нервничает. Она уставилась в монитор, показывающий гостиную, изучает клиентов: кому-то из них она впервые окажет профессиональную секс-услугу. Сексом она не занималась уже полтора года, и она не уверена даже, что помнит, как это делается, не говоря уж о том, чтобы качественно отработать пятьсот баксов. Нора надеется, что ей достанется вон тот – высокий, темноволосый, застенчивый; похоже, и Хейли старается предложить ему именно Нору.
– Нервничаешь? – спрашивает ее Джойс – полная ей противоположность: плоскогрудая девчонка-сорванец в костюме парижанки 50-х годов. Джиджи в роли шлюхи: вызывающе накрашенная, в черной блузке с открытым воротом навыпуск, черная юбка.
– Да.
– Все первый раз нервничают. Потом все становится привычно-обычным.
Нора все поглядывает на четверых мужчин, неловко жмущихся на широком диване. На вид – все молодые, чуть за двадцать, но не похожи на балованных студентиков колледжей. И она гадает: откуда же они раздобыли денег? И зачем они вообще пришли сюда?
Кэллан удивляется тому же.
Какого черта мы сюда притопали?
О проекте
О подписке