3

(Зрительный зал в антракте. ТРЕЙСИ сидит рядом с ОГДРЕДОМ, высоким, лысеющим мужчиной средних лет, с бородой, в длинной, похоже, енотовой шубе и в белых теннисных туфлях).

ОГДРЕД. Фанатка Шекспира?

ТРЕЙСИ. Что?

ОГДРЕД. Ты.

ТРЕЙСИ. Я что?

ОГДРЕД. Фанатка Шекспира?

ТРЕЙСИ. Нет.

ОГДРЕД. Случайно зашла с улицы?

ТРЕЙСИ. Парень, с которым я живу, он литератор, или помощник истерика, или кто-то еще. На самом деле я не хотела идти, но этот парень позволяет мне бесплатно жить в его коттедже на берегу, вот я и подумала, то ли прийти и посмотреть этот кусок дерьма, то ли заниматься с ним сексом. Сексом я с ним все равно занимаюсь, но я подумала, если мне не захочется, я смогу просто сказать, нет, но я же пошла смотреть твой гребаный, глупый спектакль.

ОГДРЕД. То есть это не твоя любимая шекспировская пьеса?

ТРЕЙСИ. Она связана со всеми остальными? Я просто не понимаю.

ОГДРЕД. Чего ты не понимаешь?

ТРЕЙСИ. Не хочу я об этом говорить.

ОГДРЕД. Ладно. Извини.

ТРЕЙСИ. А еще он вытащил меня из океана. Вот я думаю, что я у него в долгу. Но, Господи, это самый тупой спектакль, который я только видела за свою жизнь. Какая гребаная пустая трата времени.

ОГДРЕД. Он выловил тебя из океана?

ТРЕЙСИ. Да. И этот говнюк даже не умеет плавать.

ОГДРЕД. Что ж, ему это на пользу.

ТРЕЙСИ. Не обязательно. Я в каком-то смысле его жалею. Не один мужчина, приведенный в ужас моим интеллектуальным превосходством, говорил мне, что я – сущее наказание. Вот я и подумала, что перед тем, как отправиться в путь, я должна сделать что-то хорошее для этого тупого ублюдка.

ОГДРЕД. Ты собираешься отправляться в путь?

ТРЕЙСИ. Как только смогу.

ОГДРЕД. И куда направишься?

ТРЕЙСИ. Господи, не знаю. Какая разница? У вас, наверное, четыре тысячи кошек. На вашей шубе достаточно кошачьей шерсти, чтобы хватило не целую кошку.

ОГДРЕД. Это моя слабость. Не могу не взять бродячего зверья.

ТРЕЙСИ (снимает шерсть с его шубы). Он такой же. Парень, с которым я живу.

ОГДРЕД. Так ты, значит, бродячая?

ТРЕЙСИ. Он такой идиот. Пустить в дом человека, которого совершенно не знаешь. Только потому, что впервые он увидел меня голой и попытался сделать мне искусственное дыхание. Рот в рот. Я велела ему убрать от меня его поганый рот, или я пну его в яйца. По-моему, и пнула. А может, это случилось позже. Я отключилась. А проснулась завернутой в одеяло на его скрипучем диване. И он пытался соблазнить меня сэндвичем с ветчиной. Можете себе такое представить? Словно я готова переспать с незнакомцем за сэндвич с ветчиной? Даже не за чизбургер. Так сколько у вас кошек?

ОГДРЕД. Всякий раз, когда я их считаю, результат другой. Так ты не любишь кошек?

ТРЕЙСИ. Я люблю их больше, чем людей. Во-первых, с ними приятнее разговаривать. Так вы действительно пришли на это театральное дерьмо?

ОГДРЕД. Пришел, да. Мы ставим «Дракулу» на Нантакете. Приехал посмотреть, что творится у конкурентов. Вообще-то они тут молодцы. Здесь начинал О’Нил, знаешь ли.

ТРЕЙСИ. Райан О’Нил? Он может ставить Шекспира? Я так не думаю.

ОГДРЕД. Юджин О’Нил. Драматург.

ТРЕЙСИ. А-а-а, я однажды видела спектакль по его пьесе.

ОГДРЕД. Правда? И какой?

ТРЕЙСИ. Не знаю. Я заснула. От спектакля тошнило. Сплошное бла-бла-бла. Слишком много слов.

ОГДРЕД. То есть в театр ты ходишь нечасто?

ТРЕЙСИ. Как можно реже. А что делаете вы, ставите «Дракулу» на Нантакете?

ОГДРЕД. Я сценограф.

ТРЕЙСИ. То есть, художник?

ОГДРЕД. В каком-то смысле, да.

ТРЕЙСИ. Правда?

ОГДРЕД. Некоторые так думают.

ТРЕЙСИ. То есть вы рисуете?

ОГДРЕД. Скорее, я иллюстратор. Создаю обложки для книг других людей, а потом пишу и иллюстрирую свои маленькие книги.

ТРЕЙСИ. Деньги это приносит?

ОГДРЕД. Нет.

ТРЕЙСИ. Тогда зачем вы это делаете?

ОГДРЕД. Почему человек делает то, что ему нравится?

ТРЕЙСИ. Я вам скажу, когда найду занятие по душе.

ОГДРЕД. Так ты не любишь молодого человека, который вытащил тебя из воды?

ТРЕЙСИ. Я никого не люблю. Это мой фирменный знак.

ОГДРЕД. Понимаю.

ТРЕЙСИ. Что?

ОГДРЕД. Ничего.

ТРЕЙСИ. Что? Вы мне не верите?

ОГДРЕД. На самом деле это не мое дело.

ТРЕЙСИ. Я всегда хотела стать художницей. Ребенком постоянно что-то рисовала. На стенах, на моей сестре, везде.

ОГДРЕД. Больше не рисуешь?

ТРЕЙСИ. Нет.

ОГДРЕД. Почему?

ТРЕЙСИ. Потому что от меня смердит.

ОГДРЕД. От тебя смердит?

ТРЕЙСИ. Не в том смысле, что я плохо пахну. Я пахну нормально. Просто не получается у меня.

ОГДРЕД. Я не понимаю, причем тут это.

ТРЕЙСИ. Что значит, не понимаете? Не хочу я быть плохой художницей.

ОГДРЕД. А кому решать? Кто может решать, что хорошо, а что – плохо?

ТРЕЙСИ. Ну, не знаю. Другие люди. Критики.

ОГДРЕД. Так ты думаешь, что от тебя смердит, раз такое сказали тебе другие люди?

ТРЕЙСИ. Да насрать мне на то, что говорят другие люди.

ОГДРЕД. Тогда почему ты перестала рисовать?

ТРЕЙСИ. Потому что получалось у меня недостаточно хорошо.

ОГДРЕД. Удовольствие тебе это доставляло?

ТРЕЙСИ. Да.

ОГДРЕД. Тебе этого не хватает?

ТРЕЙСИ. Да.

ОГДРЕД. И сколько у тебя жизней?

ТРЕЙСИ. Насколько я знаю, одна.

ОГДРЕД. Тогда почему, скажи на милость, ты хочешь тратить ее на что угодно, но не на то, что тебе нравится?

ТРЕЙСИ. Потому что я смотрю на нарисованное другими людьми и знаю, мне так хорошо никогда не нарисовать.

ОГДРЕД. Что ж, ты и не нарисуешь, если завяжешь с этим.

ТРЕЙСИ. Да пошел ты в манду.

ОГДРЕД. Можно и так, но предпочтительнее оставаться друзьями.

ТРЕЙСИ. Мы не друзья.

ОГДРЕД. А у тебя есть друзья?

ТРЕЙСИ. Нет.

ОГДРЕД. Ты хочешь иметь друзей?

ТРЕЙСИ. Не знаю.

ОГДРЕД. Спектакль начинается. Вот. (Достает из кармана листок, пишет на нем, протягивает ТРЕЙСИ). Возьми.

ТРЕЙСИ. Это что?

ОГДРЕД. Мой адрес. Там моя студия. Приходи, если захочешь, и сможешь сказать, смердит ли от меня. Может, мы посмердим вместе.

ТРЕЙСИ. Вы очень, очень странный человек.

ОГДРЕД. И это говорит девушка, у которой нет друзей, и которая никого не любит.

(Пауза. Она смотрит на листок. Свет гаснет).

4

(БЕН и ТРЕЙСИ. Она вырезает фотоснимки из газет).

БЕН. Что ты делаешь?

ТРЕЙСИ. Не твое гребаное дело.

БЕН. Почему ты режешь мою газету? Я ее еще не прочитал. Собираешься сделать бумажную куклу?

ТРЕЙСИ. Я делаю коллаж. Ты не против?

БЕН. Ты делаешь коллаж?

ТРЕЙСИ. Да. В этом штате такое считается преступлением?

БЕН. Нет, я так не думаю. Просто никогда не видел, чтобы ты делала что-то такое.

ТРЕЙСИ. Ты не видел, как я много чего делаю. Ты – невежественный сукин сын.

БЕН. Почему ты делаешь коллаж из моих газет?

ТРЕЙСИ. Потому что мой друг Одгред сказал мне, если человек хочет создавать произведения искусства, но не силен в рисовании, он может творить иными способами, скажем, делать коллажи. Вот и я делаю коллаж. Для тебя это проблема?

БЕН. Ты не можешь воспользоваться своей газетой?

ТРЕЙСИ. Зачем мне покупать газету, когда я могу взять твои?

БЕН. У тебя друг по имени Огдред?

ТРЕЙСИ. Да.

БЕН. Огдред? Имя твоего друга Огдред?

ТРЕЙСИ. Его имя меняется. Он переставляет буквы. Я забываю, какое у него настоящее имя.

БЕН. Это воображаемый друг?

ТРЕЙСИ. Не будь говнюком.

БЕН. Где ты его встретила? Он прячется в чулане?

ТРЕЙСИ. Я сидела рядом с ним на спектакле. Мы начали говорить и подружились. Он пригласил меня в свою студию. Он – художник.

БЕН. Ох. Ты встречаешься с кем-то еще? Это ты мне говоришь?

ТРЕЙСИ. Ни с кем я не встречаюсь. Он просто друг. И у него действительно крутой дом. Полный книг и кошек. Хотя кошек я не видела.

БЕН. У него невидимые кошки?

ТРЕЙСИ. Они видимые. Только ты их увидеть не можешь. Они застенчивые. Прячутся, когда кто-то приходит. Они сироты. Человек должен с пониманием относиться к сиротам и другим потерявшимся существам. Они испуганы. Бродячим существам требуется время, чтобы научиться кому-то верить. Ты несносный, когда ревнуешь.

БЕН. Я не ревную.

ТРЕЙСИ. Я могу встречаться с кем-то еще, если хочу. Я тебе ничего не обещала. Я – свободная личность. Могу делать все, что пожелаю.

БЕН. В том числе, похоже, и резать мои газеты.

ТРЕЙСИ. Великое искусство требует жертв.

БЕН. И что за коллаж ты делаешь?

ТРЕЙСИ. А вот это не твое гребаное дело.

БЕН. Знаешь, Трейси, иногда медом можно приманить больше мух, чем уксусом.

ТРЕЙСИ. Не нужны мне мухи. Зачем мне мухи? Что я буду делать с мухами? Если ты действительно хочешь приманить мух, бери коровье говно. Почему бы тебе не оставить меня в покое. Я, между прочим, творю. Разве я достаю тебя, когда ты притворяешься, будто пишешь?

БЕН. Постоянно.

ТРЕЙСИ. Тогда учись на моем примере и отвали.

БЕН. Ладно. Передай от меня привет Огдреду.

ТРЕЙСИ. Я выкрикну твое имя, когда в следующий раз буду с ним трахаться.

(Свет медленно меркнет).

5

(ТРЕЙСИ и ОГДРЕД. Он рисует. Она работает над коллажем).

ОГДРЕД. Эвринома.

ТРЕЙСИ. Я кто?

ОГДРЕД. Эвринома. Пеласкская богиня созидания. Твоя история – проявление ее архитипического воплощения. Можно прочитать у Роберта Грейвса. Очень древний греческий миф, предшествующий Уранису.

ТРЕЙСИ. Моему анусу?

ОГДРЕД. Не твоему анусу. Уранису. Предшествующий ему. Всем богам-мужчинам. Эвринома, богиня всего, танцует обнаженной на волнах, растет в одиночестве, поднимает ветер своим танцем, и ветер принимает форму змея, с которым она совокупляется, откладывает космическое яйцо, и из него появляется все созданное.

ТРЕЙСИ. Ей следовало воспользоваться противозачаточными средствами.

ОГДРЕД. Потом он объявляет себя автором вселенной, они ссорятся, она пинает его в голову или куда-то еще, и он отправляется в ад. Это доисторический вариант того, что стало мифом об Эдеме. Матриархальная версия.

ТРЕЙСИ. Я не откладываю никаких яиц. Хотя мой бойфренд видит себя неким автором. Знаешь, этот дундук ревнует к тебе.

ОГДРЕД. Ко мне? Ревнует ко мне?

ТРЕЙСИ. Правда. Разве это не бред?

ОГДРЕД. Насчет бреда не знаю, но должен признаться, я не верю, что за всю мою жизнь кто-нибудь ревновал ко мне.

ТРЕЙСИ. В его защиту скажу, что он полный идиот.

ОГДРЕД. А чем он занимается?

ТРЕЙСИ. Он писатель. Во всяком случае, таковым себя мнит.

ОГДРЕД. Что ж, это объясняет.

ТРЕЙСИ. И не просто писатель. Он амбициозный писатель. Постоянно прикидывается, будто читает Генри Джеймса. Я прочитываю одну страницу и впадаю в кому. Господи!

ОГДРЕД. Терпеть не могу Генри Джеймса. Прочитал все, что он написал.

ТРЕЙСИ. Зачем ты читал все, что он написал, если тебе не нравится?

ОГДРЕД. Когда мое подсознание к чему-то меня ведет, я не пытаюсь взбрыкивать. Это касается чтения в той же мере, что писательства или рисования. Я позволяю подсознанию вести меня, куда ему хочется. Оно говорит, читай это, пиши то, рисуй что-то еще, и я повинуюсь. Если никому не нравится результат, они могут читать что-то еще. Это не имеет значения. А что имеет, так это с головой уйти в свою работу или в чужую. Это и Балет Нью-Йорк-Сити, где я провел большую часть своей жизни.

ТРЕЙСИ. Ты действительно необычный человек. Я пытаюсь представить себе, каким ты был в детстве.

ОГДРЕД. Маленьким. Без бороды. Наверное, я всегда был странным. У моей бабушки были приступы безумия. Она верила, что в дедушкиных часах живет призрак Эммануила Сведенборга, который будит ее по ночам криками на шведском. В итоге мы поселили ее на чердаке, и ее это вполне устроило. Она вела долгие разговоры с белками и смотрела на мир через окошко. Когда мне было полтора года, я нарисовал поезд из сосисок.

ТРЕЙСИ. То есть ты был вундеркиндом.

ОГДРЕД. Господи, да нет же. У меня было ужасное детство.

ТРЕЙСИ. Эта шуба из енотов?