Ответственность предполагает существование свободы воли и возможность действий. Действия не существовали бы без ментальной каузальности – способности ментальных состояний, убеждений, желаний, эмоций быть причинами поведения. Ведь действия отличаются от обычных событий в силу этих особых причин. Но могут ли ментальные состояния быть причинами поведения? Обосновано ли различие между действиями и обычными событиями? Обладаем ли мы свободой и есть ли основание у ответственности за поступки? Как ни странно, это не пустые риторические вопросы. В начале этой главы я расскажу о главном основании для сомнений в ментальной каузальности – физикализме. Физикализм – это убеждение в том, что все события в качестве своих причин имеют только другие физические события. Это фундаментальный принцип современной науки. При этом физикализм создает серьезную угрозу для возможности существования ментальной каузальности. Кажется, утверждение о том, что только физические события могут быть причинами любых других событий, ставит под сомнение возможность ментальной каузальности. Эта интуиция выражается в одном из важнейших аргументов современной аналитической философии – Аргументе исключения.
Из Аргумента исключения следует невозможность ментальной каузальности, отрицание свободного и ответственного действия. Такое следствие противоречит интуициям и показывает, что наше отношение к поступкам других людей иррационально. Неужели люди в принципе не могут поступать свободно? Неужели нет оснований для наказаний и похвалы? Надеюсь, что это не так. В поисках решения проблемы ментальной каузальности, разрешения противоречия между нашими интуициями и фундаментальным научным принципом, я обращусь к наиболее значимым, по моему мнению, теориям современных аналитических философов: локальному интеракционизму, биологическому натурализму и телеофункционализму. После исследования этих подходов я представлю собственное дополнение к одному из них – телеофункционалистскому решению проблемы ментальной каузальности. Итогом главы будет телеофункционалистское обоснование возможности ментальной каузальности в условиях физикализма. Таким образом, будет преодолено первое препятствие на пути к возможности свободы и ответственности. Другие я рассмотрю во второй и третьей главах. А теперь сделаем шаг назад и попробуем убедиться в том, насколько действительно ментальная каузальность необходима, ведь само по себе это не очевидно.
Среди всего множества процессов и событий можно выделить те, что являются действиями. Особенность действий в том, что они предполагают наличие агента, действующего активного субъекта. Действия каким-то образом связаны с агентом и его психическими состояниями. Но какова эта связь и чем различаются события в жизни агента и его действия? Американский философ Д. Дэвидсон задается подобными вопросами в эссе «Агентность»: «В каких событиях в жизни личности проявляется агентность? Что является ее действиями и поступками в отличие от того, что просто случается в ее истории? Какая отличительная черта характеризует ее действия?» [Davidson 1980, 43]. Сегодня я проснулся рано утром, разбуженный звуком скрипки, на которой кто-то занимался, умылся, побрился, налил себе чашку кофе, споткнулся о ковер и разлил кофе по неуклюжести. Часть из того, что случилось, – мои действия, а часть – просто события из моей жизни. Так, пробуждение и спотыкание – события, а остальное – действия. Но чем они отличаются?
Кажется, действиями являются те события, которые объясняются внутренними состояниями агента. И кажется, что внутренние состояния агента объясняют действия. Это утверждение разделяют многие аналитические философы, например А. Макинтайр. В монографии «После добродетели: исследование теории морали» он пишет: «Определить событие как действие означает… дать ему такое описание, чтобы это событие разумно и логично проистекало из намерений, мотивов, стремлений и целей агента-человека» [MacIntyre 2007, 209]. От других событий действия отличаются тем, что у них есть описание, логически проистекающее из психических состояний агента.
Вот в чайнике закипела вода. Кто-то поставил его на плиту и включил конфорку. Процесс разогревания чайника – не только ряд физических событий, но и действие агента. Конечно, нагревание и кипячение проходят по законам термодинамики. Но в отличие от других событий и процессов, скажем вспышки сверхновой или извержения вулкана, кипение воды в чайнике – преднамеренное событие; оно соотносится с ментальными состояниями агента, его внутренним осознанным содержанием, намерениями и убеждениями. Кто-то захотел чая, и ему потребовалась горячая вода.
Можно, конечно, предположить, что действия отличаются в другом: что они состоят из движений тела живых существ или движений предметов, которые пространственно соединены с телом. Но искать контрпример долго не придется. Скажем, рефлекторные движения рук или ног явно нельзя отнести к действиям. Вздрагивания, кашель и храп не являются действиями, как и пробуждение или спотыкание [Davidson 1980, 44]. А полет радиоуправляемого самолета, скорее всего, – это действие, хотя сам пилот остается на земле. Убийство с помощью выстрела тоже, скорее всего, следует считать действием, хотя движение пули, непосредственно попадающей в жертву, не является движением тела агента.
Действия от прочих процессов также отличаются возможностью их телеологического объяснения. Они предполагают направленность событий в соответствии с намерениями, желаниями и убеждениями субъектов. Так, в случае с убийством направленность может соотноситься с желанием отомстить, войти в историю или получить коммерческую выгоду. Соотношение желаний, убеждений и действий агента аналитический философ Дж. Ким выражает с помощью следующего принципа:
(А) Если агент S желает что-то и убежден, что действие А обеспечит ему реализацию желания оптимальным образом, S будет делать A[2].
В формулировке Кима неизбежной оказалась ссылка на оптимальность. Без нее прогноз включал бы в себя бесчисленное множество возможных действий, ведь одного и того же результата можно добиться разными способами. Сузить список помогает понятие оптимального действия – это реализация намерения с наименьшим количеством усилий в кратчайшие сроки и в соответствии с навыками агента. Но в данном случае эта оптимальность относительная. Для того чтобы сделать выбор образа действий, достаточно, чтобы сам агент считал способ действия оптимальным, не видел лучших альтернатив. При этом объективно могут существовать более оптимальные способы реализации желания.
Однако с одним этим разъяснением принцип все еще не будет эффективно работать. Он выглядит слишком упрощенным, ведь у агента редко бывает только одно желание. Нужно сделать поправку на то, что желание не входит в конфликт с другими желаниями и убеждениями. Скажем, желание выпить чашку горячего чая могло бы вступить в конфликт с другим, более сильным желанием – успеть на работу – и убеждением, что время выходить уже наступило. Тогда вода бы не закипела в чайнике, и он остался бы пустым и холодным. На применение обозначенного принципа накладываются и другие ограничения. Вот вы захотели выпить чашку чая, идете на кухню, а дверь в кухню закрыта на ключ и ключа нет. Принцип работает только в рамках допустимых возможностей. Конечно, на кухню можно было бы попасть и через окно или даже выломав дверь. Но здесь, скорее всего, опять возникнет конфликт желаний. Вряд ли желание выпить чаю будет сильнее, чем желание сохранить собственную жизнь или имущество неприкосновенными. Поэтому принцип нужно усовершенствовать так:
(Б) Если агент S желает что-то и убежден, что действие А обеспечит ему реализацию желания оптимальным образом, и при этом реализация желания физически возможна и не противоречит другим его более сильным желаниям, S будет делать A.
Помимо физических ограничений и конфликтующих желаний, препятствовать действию А могут также привычки. S, например, захотел утром горячего чая, но в чашку плеснул по привычке кофе. Действие может не последовать, даже если нет препятствий, в том случае, если само желание не проявляется достаточно сильно. Или не произойти потому, что оно противоречит представлению агента о собственном долге. Это представление может складываться из морального чувства, обычаев и практики. Агент может взять на себя обязательства и, несмотря на наличие противоречащего желания, эти обязательства соблюдать. Подобные случаи можно было бы также внести в качестве исключений в указанный базовый принцип. Но чтобы избежать дополнительных усложнений, следует просто принять, что в принципе (Б) подразумевается желание достаточно сильное, чтобы инициировать действие, а оптимальный способ реализации не противоречит нормативным представлениям агента. В таком виде принцип, видимо, корректно фиксирует корреляцию между ментальными состояниями (убеждениями и желаниями) и действиями. Но остается не до конца ясным, на чем основана эта корреляция. Как именно желания и убеждения связаны с действием?
Из принципа (Б) мы видим, что желания и убеждения по направленности коррелируют с действиями. Они предвещают результат действий. Кроме того, ментальные содержания участвуют в объяснении, рационализации самого действия. Почему человек вскипятил воду? Потому что хотел выпить чаю. Почему он совершил убийство? Потому что он надеялся попасть в историю. Но тот факт, что объяснение действия предполагает указание на эти состояния, не дает нам однозначности в понимании подчинительного союза «потому что». Дж. Ким замечает, что можно выявить как минимум два значения этого союза и, соответственно, два типа отношений. Иногда подчинительный союз обозначает (1) каузальную связь, то есть указывает на причину, как, например, в предложении: «Здание обрушилось потому, что случилось сильное землетрясение». Здесь союз связывает два различных события, одно из которых было достаточным и необходимым основанием свершения второго. И эта каузальная связь подпадает под один из общих законов. Второе значение не предполагает каузальной связи и не является частным случаем общего закона. Союз «потому что» в таком случае разъясняет первое событие посредством расшифровки его значения: «Она стала профессиональной художницей, потому что рисует картины и выставляет их на выставках» или «Он стал совершеннолетним, потому что ему исполнилось восемнадцать лет». В этих предложениях речь не идет о двух различных состояниях или событиях. Художник и человек, профессионально рисующий картины, – синонимичные понятия. Наступление совершеннолетия и достижение восемнадцати лет – тоже одно событие, и слово «потому» здесь просто разъясняет это событие. Разъяснение здесь фактически указывает на (2) логическую связь.
Современных философов, которые считают, что между действиями и ментальными состояниями, объясняющими их, существует каузальная связь, называют каузалистами. Их противников – антикаузалистами (noncausalist). Последние убеждены, что между действиями и объясняющими их ментальными состояниями не существует каузальной связи, хотя может признаваться какая-то другая связь, например логическая [Ginet 2002]. До публикации Дэвидсоном статьи «Действия, мотивы и причины» (1963) доминирующей позицией среди аналитических философов был антикаузализм. После публикации Дэвидсона ситуация радикально поменялась. О результате изменения философ, профессор Университета Флориды
А. Мили пишет: «Лидирующим подходом в отношении как понимания, что такое действие, так и объяснения или определения действий является подход, опирающийся на каузальность. То, что может называться стандартным каузализмом, выражается в сочетании двух тезисов: (1) событие может являться действием в зависимости от того, что служит его причиной; (2) характерными объяснениями действий являются каузальные объяснения» [Mele 2009, 554]. Таким образом, Дэвидсон стал основоположником современного каузализма. Он представил аргументы, показывающие, что мотивы, объясняющие действия, являются их причинами. Эти доводы будут рассмотрены в ближайшее время. Но сначала следует рассмотреть аргументы в пользу антикаузализма, считавшиеся наиболее правдоподобными до 1963 г. Любопытно, что Дэвидсон косвенным образом внес вклад в развитие и этой позиции.
Традиционной моделью каузальности является номологическая модель[3]. Ее принимают многие современные философы. Модель предполагает, что каждый случай причинной цепи представляет собой частный случай действия общих законов. То есть событие a является причиной события b в том случае, если событие а подпадает под тип событий F, а b – под тип G, и существует закон, связывающий события типа F и G. Нагревание воды в чайнике до определенной температуры, к примеру, является причиной ее кипения, так как существует общая закономерность парообразования в жидкости при определенных температурах и давлении, выраженная в законах термодинамики. Аналогичная ситуация должна быть и в нашем случае. Но получится ли найти подобную регулярность между ментальными событиями и действиями, обнаружить психофизический закон? Кажется, что такие законы обнаружить, проверить или фальсифицировать проблематично.
Бесплатно
Установите приложение, чтобы читать эту книгу бесплатно
О проекте
О подписке