Лекция 1
Интеллектуальная биография Лакана^[2]

Жак Мари Эмиль Лакан родился в 1901 году в Париже, в богатой семье, которая владела предприятием по производству винного уксуса. Помимо Жака в семье было еще два брата и сестра. Один брат умер в возрасте двух лет от гепатита. Второй брат впоследствии стал монахом-бенедиктинцем, то есть поступил в католическую церковь и остался в ней. Семья была консервативной, религиозной. Неудивительно, что впоследствии Лакана отдали учиться в католическую школу. Католическая школа в Европе тех лет – это престижное заведение, куда отдают детей зажиточных родителей. То есть это место, где получают хорошее, можно сказать, элитное образование.

Лакан рано начал интересоваться философией. Где-то с пятнадцати лет он уже читал Спинозу, которого он любил и сильно им увлекался. Вскоре – в рамках некоего бунта – он отвергает религиозные ценности своей семьи и начинает увлекаться идеями Ницше. В частности, идеями Ницше про антихриста, антихристианина.

Я не буду много времени уделять его семейным делам, скажу лишь, что семья и контекст семьи повлияли на последующие идеи самого Лакана. Если взять его полное имя – Жак Мари Эмиль Лакан – то мы видим имя Эмиль. Эмиль – имя его деда по отцовской линии. Отношения с дедом были крайне тяжелыми. Он был авторитарным человеком и доминировал над отцом самого Лакана. Жак винил своего деда в том, что тот испортил его отношения с отцом. Кроме того, и в семье отца, и в семье деда основную роль играли женщины, которые как бы доминировали над своими мужьями.

Для Лакана эти обстоятельства нашли отражение в двух его важных концепциях. С одной стороны, Имя-Отца. Помимо всего прочего, это лакановское понятие можно понимать в буквальном смысле – как имя отца. Как то имя, которое против твоей воли как бы вписано в твое собственное имя. В имени самого философа было имя не отца, но имя авторитарной отцовской фигуры, в данном случае – его деда.

С другой стороны, сама семья отражала важный для Лакана момент – постепенный упадок отцовского принципа, закат власти отцов, кризис патриархальной семьи. Эта интуиция впоследствии становится для Лакана чрезвычайно важной. Он будет говорить в контексте своих размышлений о перверсии, об Эдиповом комплексе, об отцовской функции и о том, что происходит, если эта отцовская функция не работает или сталкивается с какими-то затруднениями.

После окончания школы Жак Лакан идет учиться и становится врачом. С конца 1920-х годов он начинает увлекаться психиатрией и с 1927 по 1931 год изучает психиатрию в госпитале Святой Анны. В рамках своего обучения он ездит на стажировки. В частности, в знаменитую клинику Бургхольцли в Швейцарии.

В контексте психоанализа данная клиника известна тем, что там свои первые шаги делал Карл Гюстав Юнг (1875–1961), некогда любимый ученик Зигмунда Фрейда (1856–1939), который впоследствии от Фрейда откололся и основал свое собственное психоаналитическое направление под названием аналитическая или комплексная психология.

В отличие от Фрейда, который изначально работал с истерическими больными, Лакан, будучи психиатром и работая в психиатрической клинике, имел дело с гораздо более тяжелыми случаями. Если развитие Фрейда шло через изучение кейсов истерии, и именно через истерию он формулировал свои базовые, основополагающие идеи, то в случае с Лаканом речь шла о формировании через столкновение с гораздо более тяжелыми психическими расстройствами, прежде всего, со случаями паранойи. Лакан работал с галлюцинаторным психозом, с болезнью Паркинсона, с психическими автоматизмами, с наследственным сифилисом и прочими сложнейшими заболеваниями.

Более того, он еще и занимался судебной психиатрией и поэтому имел дело, среди прочего, с очень известными случаями преступлений, которые совершались людьми как раз под воздействием разного рода психических нарушений.

Единственным, кого Лакан признавал в качестве своего учителя психиатрии, был Гаэтан Гасьян де Клерамбо (1872–1934), известнейший французский психиатр. Как Лакан пишет в „Écrits“: «…мой единственный учитель в психиатрии»^[3]. Клерамбо известен своими исследованиями феномена психического автоматизма: чувство отчужденности, неестественности, «сделанности» собственных движений, поступков и мышления. Страдающий от таких симптомов больной заявляет, что некто говорит его ртом, ходит его ногами, делает что-либо его руками. В этой концепции психического автоматизма можно найти отголоски более поздних идей самого Лакана, в частности, связанных с идеей Другого и с воздействием, которое этот Другой оказывает на субъекта – в рамках психического автоматизма Другой как бы захватывает субъекта, делает его объектом своего наслаждения («наслаждение Другого»). Помимо психического автоматизма, Клерамбо также изучал явления эротомании, или эротического бреда. Речь идет об убежденности человека, что в него тайно влюблен кто-то знаменитый, известный, богатый и что только какие-то исключительные обстоятельства мешают этой любви реализоваться. Тема эротомании присутствует в первом значимом интеллектуальном проекте Лакана – его диссертации, посвященной делу Эмэ.

Однако прежде чем говорить о его диссертации, выделим основные периоды лакановского творчества. Естественно, далеко не все принимают такую классификацию, поэтому скажем, что это одна из возможных классификаций^[4]. Она достаточно удобная и позволяет более-менее ориентироваться в периодах деятельности психоаналитика.

Таких периодов три. Первый период – ранний (с 1936 по 1949 год). Это период, когда Лакан развивает свои идеи, касающиеся стадии зеркала, и в основном концентрируется на воображаемом.

Второй период его творчества, условно называемый средним, – это период с 1949 по 1960-е годы. В это время Лакан начинает увлекаться символическим, его занимает тема структурной лингвистики, языка. «Означающее» становится для него ключевым, принципиальным концептом.

И, наконец, последний, третий этап лакановского творчества – поздний этап. Этап с 1960-х годов по 1981 год, то есть по год его смерти. Это период, когда Лакан начинает обращать все больше внимания на то, что находится как бы по ту сторону символического. Для него на первый план выходит реальное. Что такое реальное, символическое и так далее – все это мы будем в свое время обсуждать, рассматривать.

Итак, вернемся к диссертации. Диссертация вышла как книга в 1932 году под названием «О паранойяльном психозе в его отношении к личности» („De la psychose paranoпaque dans ses rapports avec la personnalitй“). По сути, это была единственная книга, которую Лакан написал за всю свою жизнь (все остальное – это сборники его отдельных работ и семинары).

В рамках этой работы он описал случай Эмэ. Эмэ – это имя, которое Лакан дал своей пациентке. «Эмэ» в буквальном смысле означает «любимая» или «возлюбленная». Настоящее имя Эмэ было Маргарет Пантэн. История Маргарет Пантэн – это пример тех пациентов, с которыми Лакан работал на заре своей карьеры и которые в некотором смысле сформировали фундамент его мышления. Именно на таких кейсах формировалась его теория. Повторюсь, если фрейдовская теория формировалась в основном на исследованиях случаев истерии, то лакановская теория формировалась на очень тяжелых психиатрических кейсах – и прежде всего на изучении случаев паранойи.

Маргарет Пантэн была, с одной стороны, простой служащей, которая работала на железной дороге. А с другой стороны, у нее была как бы вторая жизнь, и эта вторая жизнь сопровождалась целым букетом психиатрических симптомов. Она страдала бредом преследования, склонностью к мании величия и эротоманией.

Ее бред преследования заключался в том, что она считала, будто бы ее преследует пара известных французов. С одной стороны, ее преследует известная актриса, которую звали Югетт Дюфло (и она же одновременно – объект для подражания и идентификации для Маргарет). А с другой – известный французский литератор, который писал романы и в этих романах зачем-то выписывал очень негативный женский образ. Как считала Маргарет, этот негативный женский образ списан с нее, это попытка эту самую Маргарет дискредитировать, опорочить. Однажды она даже подкараулила данного литератора и пыталась задать ему вопрос, зачем он это делает и не стоит ли ему прекратить порочить ее славное имя.

Параллельно у нее была мечта – фантазия о том, что она является писательницей. Маргарет написала два романа и безуспешно пыталась их напечатать. Она отдала рукописи в издательство, но издательство вернуло эти рукописи – никто печатать ее работы не хотел.

Кроме того, Маргарет страдала эротоманией. Она была убеждена, что в нее влюблен некий принц, которому она все время писала письма, объясняя свои злоключения.

Кульминацией этой истории стал 1931 год, когда Маргарет напала на эту якобы преследующую ее актрису – в тот момент, когда Югетт Дюфло выходила из театра. Но довести до конца свой план, то есть убить «преследовательницу» ножом, Маргарет не удалось – ее схватили. Очень скоро она оказалась в кабинете доктора Лакана, который, в свою очередь, ухватился за дело Маргарет Пантэн и на материалах этого дела написал диссертацию, давшую сильный толчок его карьере.

При этом надо сказать, что судьбы Лакана и этой самой Эмэ, «возлюбленной», достаточно сильно переплелись. С одной стороны, психиатр глубоко погрузился в ее историю. Он забрал все ее материалы, фотографии и так далее. И, кстати, так никогда их не вернул. С другой стороны, у этой женщины был сын – Дидье Анзье, который стал впоследствии известным французским психоаналитиком. И парадокс в том, что Анзье пришел на анализ к Лакану, то есть Лакан был его аналитиком. И по началу в ходе терапии ни сам аналитик, ни анализант не понимали, что матерью Дидье является та самая Маргарет, на материалах которой Жак Лакан написал свою диссертационную работу.

Сама Маргарет к Лакану относилась плохо. Она считала, что он ее, по сути, использовал, что как человек она ему была неинтересна, что она ему была нужна исключительно из тщеславных соображений – разработать свою теорию паранойи, сделать карьеру, продвинуться в сообществе психиатров.

И надо сказать, что после того, как Маргарет вышла из лечебницы, а это в какой-то момент случилось, она даже некоторое время проработала в доме родителей своего врача. И сам Жак Лакан даже однажды столкнулся с ней в доме своих родителей. Вот так интересно, причудливо переплелись судьбы психоаналитика и его первой знаменитой пациентки!

Чем примечательна эта работа? Она примечательна тем, что в ней можно найти первые проблески концепций зрелого Лакана. В частности, в ней можно увидеть некоторые отголоски того, что впоследствии разовьется в концепцию стадии зеркала. Это его соображения, размышления о двойнике и о том, что впоследствии станет воображаемой осью отношений, то есть осью отношений с маленьким другим – в лакановской алгебре обозначается как a. Это отношения, которые, с одной стороны, пронизаны обожанием, желанием копировать, любовью, а с другой – конкуренцией, агрессией, завистью. То есть ровно то, что, с точки зрения Лакана, разыгралось между Эмэ и той актрисой, на которую она напала (а до этого – между Эмэ и ее сестрой)^[5]. Кроме того, в этой же работе присутствуют отголоски идей о паранойяльном основании любой личности^[6].

Работа примечательна также тем, что в ней автор впервые демонстрирует свое знакомство с идеями Фрейда. В 1932 году он уже читал работы Фрейда и даже переводил их, а также пытался интегрировать идеи последнего в свои размышления о паранойе. После того, как эта работа была издана, Лакан послал ее Фрейду, но тот остался не впечатлен, он не обратил внимания на лакановский талант, отреагировав на письмо простой вежливой отпиской: «Спасибо за то, что послали мне эту работу». Скорее всего Фрейд даже не открывал исследование, а если и открывал – то не нашел в нем ничего суперинтересного.

Диссертация Лакана имела некоторый успех. В частности, она привлекла внимание, с одной стороны, французских социалистов, а с другой – сюрреалистов.

Левым эта работа понравилась тем, что в ней история болезни Эмэ была показана не как следствие каких-то наследственных факторов или физиологических нарушений, но она была вплетена в историю ее жизни. То есть психиатрические симптомы Эмэ могут быть выведены из ее жизненных злоключений, что показывает, что в некотором смысле социальные обстоятельства могут сводить человека с ума и приводить к тем последствиям, к которым они и привели в случае с Маргарет Пантэн. Социалисты считали Лакана лидером нового психиатрического направления, соединяющего, с одной стороны, Фрейда, а с другой – марксизм. В целом, левые всегда относились к Лакану с симпатией, кульминацией чего стали работы марксистского философа Луи Альтюссера (1918–1990), сыгравшего большую роль в популяризации идей Жака Лакана не просто как психоаналитика, но как того, кто внес большой вклад в развитие социальной и политической философии.

Второй группой, которая благосклонно приняла диссертацию, были французские сюрреалисты, в частности Сальвадор Дали. Надо сказать, что у Лакана и сюрреалистов была взаимная любовь – молодой психиатр очень восхищался сюрреалистами, дружил с Дали, читал его статьи. И впоследствии публиковался в журнале сюрреалистов под названием «Минотавр».

Почему сам Лакан интересовался сюрреалистами? Он считал, что сюрреалисты раскрывают некоторые механизмы, которые проливают свет на то, что происходит с людьми, страдающими психическими расстройствами. Сюрреалисты используют в качестве художественного приема то, что пациенты демонстрируют в качестве своих симптомов. В частности, Лакана привлекла статья Сальвадора Дали 1930 года «Гнилой осел». В этой статье Дали раскрывает принципы художественного мышления представляемого им направления, проводя параллели между сюрреалистами и параноиками (его так называемый параноидально-критический метод). Те причудливые образы реальности, с которыми психически больные люди имеют дело в своих галлюцинациях и в своем бреду, для художника-сюрреалиста есть неисчерпаемый ресурс для творчества.

Из изучения сюрреалистов Жак Лакан выводил некоторые важные для себя идеи. Например, идею о паранойяльной структуре любой личности. О том, что любой субъект изначально представляет собой набор разрозненных, раскоординированных, хаотических влечений, движений, частей и так далее. Для того, чтобы все это собралось в какой-то целостный образ, как раз и нужно то, что Лакан впоследствии объявит стадией зеркала. А сюрреалисты обнажали эту изначальную хаотичность человека в своих картинах. Если посмотреть на обложки журнала «Минотавр» (рис. 3), то можно увидеть странные фигуры с какими-то непонятными частями (головами и так далее). Эти образы как будто бы обнажают то, что у больных проявляется в качестве симптомов (переживание внутреннего хаоса, распада на части), и то, что у условно здоровых людей как бы скрыто под целым слоем различных психических инстанций, которые возникают в ходе психического развития, куда входят и стадия зеркала, и Эдипов комплекс, и погружение в символический регистр и т. д.