Злая рецензия на книгу: Травин Д. Я. Почему Россия отстала? — СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2021. — 368 с. — Тираж 1500 экз.
У предков известного испанского конкистадора Эрнана Кортеса в середине XV в. произошёл конфликт с другой семьёй. Двух братьев убили за то, что они победили в игре в мяч, а проигравшим стало обидно. Мать погибших собрала друзей, погналась за убийцами, настигла их в Португалии, отрубила им головы, насадила на пики, привезла в Саламанку и бросила в церкви у могилы своих детей. (с. 267)
Первая мысль при прочтении этого пассажа: да-а, сильны были бабы в гишпанских краях! Вторая мысль: стоп, а какое это имеет отношение к теме книги? Не удивляйтесь: с точки зрения автора — самое прямое. Он прочитал биографию Эрнана Кортеса, изданную в серии «ЖЗЛ», нашёл там этот эффектный эпизод и рад его использовать в разделе, посвящённом разгулу страстей в эпоху Ренессанса (да и библиографию можно увеличить на один пункт: чем она длиннее, тем солиднее выглядит книга).
Я понимаю, что у вас уже новый вопрос возник: какое имеет отношение этот самый разгул страстей в эпоху Ренессанса к теме книги? Тут ответить сложнее: ход авторской мысли довольно замысловатый. Вся последняя, 4-я глава книги (с. 255-334) посвящена эпохе Ренессанса: бытовым и политическим конфликтам, способам их преодоления; общественным идеалам и преломлению их в изобразительном искусстве (чувствуется, что автор — знаток и любитель итальянской живописи, но раз так, то ждите и личных впечатлений от его путешествия по Италии, с глубокомысленными рассуждениями и распусканьем павлиньего хвоста). Будет в этой главе и анализ отражения «кошмаров жизни» в литературе XVI-XVII вв., прежде всего — в испанской и английской драме (чувствуется, что автор — знаток и любитель творчества Шекспира, но раз так, то ждите и рассуждений о Гамлете, без этого никак нельзя).
Как же оправдывает наш доморощенный искусствовед-литературовед включение в книгу, под видом 4-й главы, обширного эссе с посторонней тематикой?
Казалось бы, мы в этих размышлениях о культуре Ренессанса далеко ушли от главной темы книги. Но это не так. Как и в других главах, здесь формировался тот фон, на котором становятся видны наши проблемы. (с. 333)
Далее на протяжении полутора страниц автор объясняет нам ложность циркулирующего в литературе утверждения, «что, мол, народы, не прошедшие через ренессанс, неизбежно отстают в развитии». И эти полторы страницы с успехом могли бы заменить всю главу, поскольку опровергаемый тезис слишком уж шаткий. Важнейший из контраргументов Травину, оказывается, прекрасно известен:
В Норвегию и Финляндию свойства, необходимые для развития экономики и общества, пришли значительно позже, чем в Италию и Англию, но они добились не меньших успехов при всей незначительности влияния на них ренессансной культуры. (с. 333)
Меня не оставляет мысль, что автор, втискивая в книгу, под видом 4-ю главы, эссе о культуре Ренессанса, следовал вечному мотиву всех полузнаек: «они образованность свою хочут показать». Помимо внушительного списка «Научной литературы» (с. 341-366), в конце книги находим и перечень использованных художественных произведений, размером в целую страницу (с. 367). Некоторые художественные тексты ещё и спрятаны в «научном» списке: «Слово о полку Игореве», сочинения Ивана Грозного, «Опыты» Монтеня, «Утопия» Томаса Мора, «Жалоба мира» и «Похвальное слово глупости» Эразма Роттердамского. Ну, и мемуары известного историка Арона Гуревича тоже относятся к текстам скорее художественным, нежели научным.
Основной библиографический список заслуживает отдельного рассмотрения. Во-первых, сразу бросается в глаза, что Травин не следит за научной периодикой: его интересуют только книги (в огромном списке литературы указаны лишь две журнальные публикации, причём обе довольно старые — 1990 и 1991 гг.). Во-вторых, чрезмерно велико число книг не научных, а научно-популярных (включая очень и очень легковесные). В-третьих, подавляющее большинство книг принадлежат авторам Нового времени (XIX-XXI вв.), а из этого следует с полной определённостью, что исторические источники Травина не интересуют. В самом деле, он утрудил себя знакомством лишь с девятью текстами авторов далёкого прошлого:
1) знаменитый теологический трактат «О граде Божьем» (причём автор, Августин Блаженный, в списке литературы не на букву «А», как должно, а на букву «Б», хотя «Блаженный» — отнюдь не фамилия);
2) путевые записки раввина Вениамина Тудельского (ожидаемо на букву «Т», хотя «Тудельский» — отнюдь не фамилия);
3) трактат византийского императора Константина Багрянородного «Об управлении империей» (в виде исключения — на букву «К», как и должно);
4) историко-мемуарное сочинение французского рыцаря Робера де Клари «Завоевание Константинополя»;
5) «История монголов» Плано Карпини;
6) этический трактат Петрарки «Моя тайна»;
7) философский трактат Эразма «Оружие христианского воина»;
8) трактат известного гуманиста Альберти о зодчестве;
9) мемуары Филиппа де Коммина, советника трёх государей и дипломата.
Выносить эти жалкие 9 позиций в отдельный перечень источников, конечно, немыслимо, и Травин правильно сделал, разместив их (хотя и не без ошибок) в алфавитном списке использованной литературы. Несколько необычно для автора, вздумавшего писать о средневековой Руси, полное незнакомство с летописанием. И это при том, что наиболее интересные в литературном отношении памятники, Повесть временных лет и Галицко-Волынская летопись, давно уже переведены на современный русский язык (эти переводы, равно как и древнерусские тексты, доступны в Сети).
Анализ списка литературы показывает, что Травин —не исследователь, а компилятор, причём довольно неразборчивый. Впечатление такое, что он вообще не в состоянии отличить научно-популярную книгу от сугубо научной, а перевод на русский язык, похоже, считает знаком качества. Если так, то он жестоко ошибается: много напереводили у нас и несолидных книг. Безоглядно доверяя содержащейся там информации, очень легко транслировать какую-нибудь ошибку. Вот простейший пример: духовным лидером похода против альбигойцев назван у Травина некий «монах-доминиканец Арнаут Амори» (с. 52). Вероятно, этот странный персонаж тождествен историческому Арно Амори (лат. Arnoldus Amalricus, франц. Arnaud Amaury, ум. 1225), но он был не монах-доминиканец, а аббат-цистерцианец. На момент взятия крестоносцами г. Безье (22 июля 1209), о чём идёт речь у Травина, орден доминиканцев вообще не существовал!
А вот пример, более интересный с точки зрения близкой Травину истории экономики: «Норвежская монета обесценилась в XII в. примерно в два раза из-за того, что король Харальд Хардрада стал добавлять в неё 50% меди» (с. 125). На самом деле конунг Харальд III Хардрада правил Норвегией не в XII-м, а в XI веке, и монету портил не однократно, а из года в год, постепенно снизив содержание серебра аж до 25%. В остальном всё правильно...
Впрочем, главная проблема Травина отнюдь не в частных ошибках. И чтобы показать это, придётся вернуться к структуре его книги. Как мы уже знаем, 4-я глава по-своему занимательна, но несколько избыточна. Может быть, с первыми тремя главами дело обстоит лучше?
Глава первая, увы, посвящена доказательству того, что и так всем известно:
Русские земли значительно дольше основной массы европейских земель страдали от набегов, препятствовавших нормальному развитию экономики.
Не знаю, как сейчас, а в СССР это знал каждый школьник. Даже удивительно, что можно проповедовать с умным видом такие банальности. А попутно Травин демонстрирует, среди прочего, непонимание особенностей общественного строя домонгольской Руси. Научные споры о характере междукняжеских отношений остались вне поля его зрения, и он решает проблему с завидной прямолинейностью — обращением к тексту одного-единственного автора. Таким авторитетом оказался Игорь Яковлевич Фроянов (1936—2020), который в 1980 г., подобно многим советским историкам предыдущего научного поколения (Б.А. Рыбаков, В.Т. Пашуто и др.), обнаруживал в среде русских князей XI-XII вв. отношения вассалитета-сюзеренитета. Травин законспектировал несколько страниц монографии Фроянова и произвёл из этого материала экстракт в 7 строк, рисующий картину... совершенно превратную (с. 42, второй абзац снизу).
Очень интересна трактовка разгрома русских князей на Стугне в 1093 г.: здесь явно проявился феномен «испорченного телефона». Травин пересказывает текст книги Фроянова и Дворниченко 1986 г., которые, в свою очередь, пересказывают и толкуют на свой лад текст ПВЛ (Повести временных лет). В результате оказывается, что противостояли половцам не княжеские дружины, а ополчение излишне инициативных киевских «трудящихся» (да, это слово в самом деле употреблено Травиным, и кавычки тоже его, см. с. 44; ср. текст ПВЛ в кн.: Памятники литературы Древней Руси. Начало русской литературы. XI — начало XII века. М., 1978. — С. 229-231).
Сложно Травину и с исторической географией. Он полагает, например, что страдавшее от половецких набегов население могло «переселиться на запад — вглубь Галиции и Польши» (с. 44). Между прочим, по нормам русского языка здесь ожидается предлог с существительным («в глубь»), а не наречие («вглубь»). Но важнее другое: никакой Галиции в домонгольские времена ещё не существовало. Если же Травин просто неудачно выразился, и речь идёт на самом деле о Галицкой земле, то она вся была открыта половецким набегам; по меньшей мере один из них был катастрофического масштаба (ПСРЛ. Т. 2. Ипатьевская летопись. — Стб. 753). А насколько было вероятно бегство православного населения в католическую Польшу, при возможности бегства на слабозаселённые территории Северо-Восточной Руси — судите сами.
Не буду перечислять другие ляпсусы, допущенных Травиным в первой главе: ясно и так, что она провальная. Перейдём ко второй, уровень которой существенно выше. Здесь Травин оспаривает расхожее мнение, «будто бы личность и имущество человека в европейских странах оказались хорошо защищены уже в X — XI вв.» (с. 75). Далее рассматриваются сложная система представлений о собственности, характерная для европейского Средневековья; приводится длинный ряд прецедентов силового отчуждения собственности. Есть и небольшой раздел о тогдашней европейской правовой культуре (особенно интересна история утверждения коммуны в г. Амьене, заимствованная из кн.: Смирнов А. Коммуна средневековой Франции в связи с политическим ростом третьего сословия. М., 2012). Важно, что в этой главе Травин эпизодически сопоставляет европейские порядки с русскими (не упуская случаев удивить читателя: он полагает, например, что опричнина относится к «верхушечным историям» и не имеет отношения к «хозяйственному климату», с. 139). Главные недостатки второй главы — хаотичность расположения материала и отсутствие анализа взаимоотношений внутри господствующего класса. А между тем именно здесь кроется принципиальное отличие классического европейского феодализма от системы, сложившейся на Руси. Травин подошёл к этой теме вплотную, привёл интересную цитату из Бермана (с.141)... И внезапно оборвал обсуждение. А над этой цитатой ему и самому следовало бы крепко поразмыслить:
Вся идея права на сопротивление уже заключена в понятии договора между правителем и управляемым, между высшим и низшим. (Берман Г. Западная традиция права: эпоха формирования / Пер. с англ. —М.: Изд-во МГУ: Издательская группа. ИНФРА-М — НОРМА, 1998. — С. 291)
Третья глава посвящена экономическому и социальному развитию городов Северной Италии в XII — XV вв., а также мощному влиянию этого процесса на другие регионы («включение периферии»); убедительно показано, почему Россия осталась в стороне от этого процесса (с. 238-248). Здесь, наконец, в полной мере раскрыта базовая установка, сформулированная ещё в Предисловии:
Традиционная ошибка, с которой сталкивается множество людей, пытающихся понять, почему Россия отстала, состоит в том, что они начинают основательно размышлять над проблемами нашей страны, а не над успехами тех, кто ушёл вперед. На самом же деле истинная проблема состоит не в том, почему мы отстали. Важно понять, почему другие страны в какой-то момент смогли осуществить важные для своего развития преобразования.(с. 10)
Именно третья глава наиболее удачна, что глубоко закономерно: по образованию Травин — экономист. Но далее следует избыточная глава 4... и на этом всё заканчивается. Как полагает автор — «на самом интересном месте» (с. 339). Увы, самое интересное место было в пределах главы 3, и оно давно пройдено. Читатель чувствует себя жестоко обманутым, и это ощущение только усиливается, когда в Заключении автор обещает продолжение «в следующей книге» (с. 339). То есть те 368 страниц, которые мы только что прочли — всего лишь первая часть задуманного большого сочинения. Но выше хитроумный автор нигде это не обозначил.
Я не люблю жуликов, даже если они талантливы и обаятельны. А Дмитрий Травин, с этой его книгой и её чрезвычайно успешным продвижением в последние месяцы, выглядит... как Остап Бендер, начитавшийся умных книжек, но не потерявший желания морочить публику. Обещанное на последних страницах продолжение — аналог будущего международного шахматного турнира в Васюках. Любознательные граждане, раскупающие экземпляры первой книги как горячие пирожки — словно шахматисты из Клуба четырёх коней, расхватавшие билеты на лекцию «гроссмейстера». А я сам, с моими записями в блокноте, сделанными в процессе чтения книги — точь-в-точь как «одноглазый любитель», у которого «все ходы записаны».
Ходы-то записаны... Но книгу я купил, время на неё потратил, и вот теперь вынужден признать, что обморочен не хуже прочих. А записи мои в большинстве своём в данную рецензию не влезли.
Однако же нет худа без добра. Травин использовал целый ряд книг, о существовании которых я раньше не знал; возможно, они заслуживают прочтения.