Шибата лишь хмыкнул и отвернулся. Саданага налил себе ещё сакэ и так же, посмаковав, выпил. За несколько лет, этот самурай обзавёлся густой чёрной бородой и небольшим животом, что придавали его могучей фигуре грубоватый вид. Теперь он напоминал Какидзаки или Иробэ, которые частенько отпугивают людей своими, внешностью и поведением. Только те двое были намного лучшего телосложения, а Санпонджи, похоже, слишком злоупотреблял чревоугодием. Ещё, впечатление о нём портили, чрезмерная болтливость и хвастовство.

Именно поэтому, Нагаацу больше не надеялся отличиться и оправдать себя перед Кагэторой. Единственное, в чём он мог проявить себя, так это напиться со своим соратником до беспамятства и пойти под военный трибунал.

В конце концов, Шибате надоело размышлять о злом роке и вдыхать перегар своего собеседника, и он решил выйти на свежий воздух. Дом, в котором они обосновались, был брошенным жилищем одного из селян деревни, где расположился их отряд. Здесь стояло не больше шести, семи домов, а жители, как это водиться, убежали в горы, завидев подходящую армию. Никто не хотел прислуживать, быть обобранным или битым воинами, пока они изнывают от скуки и безделья. К тому же, если бы в деревне находились молодые или не совсем старые, женщины, большинство этих бравых молодцов не преминули бы удовлетворить свои природные инстинкты. А бывали случаи, что воины могли «позабавиться» и с молодыми мальчиками. Так уж бывает. На войне ничем не брезговали. Хотя, в армии Этиго за такие поступки наказывали и очень строго, порой даже казнью. Всё потому, что Кагэтора не любил угнетать людей, не простых не каких-либо ещё. Он запрещал мародёрство, насилие, грабёж и убийство, по отношению к простолюдинам. Многие, конечно, находили способ, обойти эти запреты и у них даже получалось. Но, если кто-то попался, то ничто его уже не могло спасти от справедливого суда даймё Этиго.

Нагаацу вышел за ограду. Весь их отряд, в три с небольшим сотни, был рассредоточен вокруг дома командующих. Командиры – гасира и всадники, тоже обустроились в домах, только поменьше и победнее, а вся пехота, сутками напролёт, проводила под открытым небом. Это лето выдалось достаточно прохладным, особенно по ночам, поэтому костры не затухали. Шибата огляделся вокруг и хотел было прогуляться по лагерю. Всё лучше, чем слушать небылицы Саданаги. Однако, едва он сделал пару шагов, как часовые подняли тревогу. Через недолгое время, Нагаацу узнал о прибытии гонца от рейдового отряда Каджи Харуцуны. Юноша, в предвкушении, закусил нижнюю губу.

* * *

Осада горы, продолжалась уже больше часа. Никто из отряда Косаки Масанобу не мог взобраться наверх, ровно, как и оттуда никто не в силах был спуститься. Гора была похожа на шапку-эбоши, с крутыми, скалистыми склонами, округлой, удлинённой вершиной и одной единственной узкой тропой. Те, что ограбили обоз Такэды, решили укрыться на вершине и тем самым, подписали себе смертный приговор. Сдаваться они не хотели, но и с боем вырваться не могли. Косака, тоже не желал кидать своих воинов на вершину, поскольку, на узкой тропе гору легко можно было оборонить. Поэтому, он последний раз предложил грабителям сдаться, отдать украденное и тогда он гарантирует им мгновенную смерть. Если же нет, то он закидает гору огненными стрелами, а поскольку растительности на вершине было достаточно, то и результат был очевиден. Для убедительности, воины Такэды начали разжигать костёр. Грабители обещали подумать. Косака, снизошёл до них и дал им время в четверть часа. Солнце в это время начало опускаться к закату.

Масанобу был далеко не глуп и догадывался, что сие грабители могли являться людьми Нагао, которые, как и армия Такэды, страдали от недостатка припасов. Видимо они не пошли лёгким путём, чтобы ободрать местных хейминов, а прикинувшись разбойным отрядом, ограбили обоз своего противника. Как думал Косака, это был достаточно умный ход, хоть и рискованный и его господин поступил бы также, в сложившейся ситуации. Но, у Харунобу-самы положение сложилось несколько лучше. Помимо того, что он владел почти всей огромной провинцией Синано, так у него ещё были союзники в лице Ходзё и Имагава. Правда, на поставку уходило много средств, но их у Такэды было достаточно.

Масанобу взглянул на солнце, медленно спускающееся к лохматым вершинам далёких гор. Скоро начнёт смеркаться, а грабители всё ещё сидят на горе и тянут время. Не иначе, как они ждут подкрепление. Они вполне могли послать гонца вперёд с просьбой о подмоге, когда заметили его преследующий отряд. Нужно было действовать быстро.

Косака встал у начала тропы, ведущей на гору, и посмотрел на её вершину. Он был невысок, но его тёмного цвета доспехи и маска наполовину лица, предавали ему мужественный вид. Дело в том, что Масанобу в свои двадцать девять лет, обладал весьма тонкими и нежными чертами лица, что очень мешало ему руководить мужественными и иссечёнными шрамами, воинами. В отличии от своих учителей, Ямамото и Санады, которые своим видом уже внушали страх, Косаку просто не воспринимали всерьез. Поэтому, по совету одного очень хитрого человека, Масанобу, во время боевых действий стал носить маску и не снимал её даже во время переходов и привалов. Это действительно помогло, поскольку голос у Косаки был весьма мужской, а пытливый ум, боевые навыки и умение командовать, поставили его в один ряд с именитыми бусё клана Такэды.

– Ваше время вышло! – набрав побольше воздуха, прокричал Масанобу. – Сдавайтесь или сгорите заживо!

– Мы спускаемся! – раздался грубый голос предводителя.

Через некоторое время на тропе показалось несколько воинов. Возглавлял их высокий худощавый мужчина с необычной юношеской причёской, с опущенной чёлкой и очень кривым лицом. Образ его дополнял весьма длинный меч, который он нёс на плече. Не дать, не взять, а самый настоящий разбойник-акуто.

– Оружие бросьте на землю! – скомандовал Косака, недоверчиво глядя на приближающуюся группу. Всё его нутро твердило, что где-то должен быть подвох.

Разбойники подошли ещё ближе, но оружие не бросили. У некоторых из них были луки. Масанобу занервничал. Его желваки заметно заходили под маской. Решение принимать нужно было быстро.

– Убить их! – неожиданно закричал он своим людям.

Лучники в один миг послали залп стрел в тех, кто недавно стоял на тропе. Но, разбойники бросились в рассыпную, едва Косака закончил фразу. В этот же момент, послышался звон тетивы, но совсем с другой стороны. Масанобу обернулся. Это было подкрепление Этиго, Косака узнал их по знамёнам. Они ударили внезапно, в тыл из самого неожиданного места, – из заросшего кустарником оврага. Пока воины Такэда были заняты мнимой сдачей грабителей, их подмога смогла незаметно зайти им в тыл и атаковать вкупе с теми, кто был на горе. Косаке пришлось быстро собраться и расставить воинов так, чтобы их не взяли в «клещи».

После того, как лучники Этиго проредили первые ряды, в бой пошла пехота. Стрелы отряда Такэды не переставали «петь» на лету, пока дело не дошло до рукопашной схватки. Ожесточённые и озлобленные друг на друга, отчасти из-за учинённого грабежа, а отчасти из-за длительного застоя, обе стороны жестоко схватились на краю оврага. Для умелого манёвра ни у одной из сторон не было места, поскольку мешали, раскиданные в беспорядке деревья и кустарники. Бой закипел в полном хаосе. «Грабители» из армии Этиго, большей частью спустились с горы и тоже вступили в схватку. Их предводитель с длинным мечом, сражался яростней всех. Своим дайто, в три сяку длинной, он разрубал вражеские копья и кидался вперёд, отрубая руки, круша черепа и проламывая шлемы. Остальные его товарищи шли за ним и не давали противнику зайти к нему с флангов. Задние их ряды, поддерживали соратников стрелами, стреляя почти в упор.

Косака уже давно понял, что сил у него больше, чем у противника, но внезапное нападение могло и обернуться для него плачевно. Он приказал своим самураям седлать коней, чтобы переломить ход боя. Всадников у него было около сорока, и они легко могли обойти основное поле боя, ударить по подкреплению лучников Этиго, стоявших у оврага и скинуть их вниз. Масанобу даже почти воплотил свой план в действие, но, когда до противника оставалось около тридцати шагов, он услышал боевой клич, доносившийся совершенно, с другой стороны.

Санпонджи Саданага, хоть и был простаком и хвастуном, всё же знал, как нужно вести бой в горной, лесной местности. Там, где он жил, в замке Фудосан, почти на границе с Эттю, преобладала именно такая местность. Да и вся провинция Этиго была прекрасной ареной для тренировок в любых условиях.

Когда он почти добрался до горы, где укрылись Каджи и Амакасу с припасами, послал им весточку о своем приближении, надеясь, что они их поддержат. Саданага отправил молодого Нагаацу в обход горы, через обширный и заросший овраг, дав ему лучников и копейщиков, а сам, с пятнадцатью конными и дюжиной пеших самураев, обошёл с другой стороны. Как он и рассчитывал, Каджи вышел из своего укрытия и дал сигнал к бою. Первым напал Шибата, успешно пройдя по логу, а когда Косака хотел изменить ход схватки, подоспел и Санпонджи. Он прекрасно выделялся среди своих воинов, весь в белых доспехах, шлеме момонари⁹ с полукруглыми кувагата по бокам тульи и вооружённый бисэнто, копьём с массивным, длинным изогнутым наконечником, снабжённым дополнительным, малым клинком на обухе. Этим-то оружием он и снёс первого всадника из седла, когда ворвался во вражеский строй.

Бой закипел с новой силой. Всадники топтались на месте, не в силах найти места для разгона. Пешие самураи Этиго вошли в бой следом за конницей, стаскивая врагов с лошадей и приканчивая на месте. Санпонджи, пробившись почти до середины, совсем разгулялся. Его тяжёлое бисэнто, легко отбивала лёгкие копья врагов и ответными ударами, выбивало их из сёдел. Одним из своих могучих замахов, Саданага даже смог пробить доспехи одного из самураев Такэды, опустив мощный клинок наконечника ему на грудь. Он, выкрикивая боевой клич, ругаясь на врага, обдавая его своим перегаром и размахивая копьём, будто вышел в чистое поле, где не было ни души. Противники пытались его зацепить, но они не могли подобраться к нему ближе из-за страшных замахов смертоносного бисэнто. Один, правда, решил сделать выпад издалека, на всю длину своего яри и проткнуть Саданаге лицо и даже почти достал, но его конь, получивший удар по крупу, вскинулся и рванулся в гущу, смешавшихся всадников. Санпонджи даже этого не заметил и продолжал горланить и крушить врагов.

Косака понял, что бой складывается не в его ползу, решил отступить, чтобы перестроить свой отряд и напасть вновь. Было бы стыдно упустить врага с припасами, тем более, что сил у него было больше. Как после этого он посмотрит в глаза господину Харунобу?

Воины Такэды начали отходить в единственную, свободную сторону. Саданага, тем временем, нашёл Каджи, который уже был по шею в крови, от чего становился ещё страшнее.

– Собирай свои пожитки Харуцуна и отходи, я задержу их! – прокричал разгорячённый Санпонджи, сидя на своём не менее разгорячённом коне.

– Держи их, как можно дольше! – крикнул в ответ Каджи, сплёвывая попавшую в рот, чужую кровь. – Наши носильщики очень медлительные!

– Тогда сам тащи! – без злобы парировал Саданага. Он отсалютовал своим копьём Харуцуне и ударил коня в бока. – Нагаацу! – позвал он молодого Шибату. – Бьём врага, как можно дольше, чтобы наши друзья смогли уйти подальше!

– Я понял Саданага-сан! – Нагаацу тоже был на взводе, такой жестокий бой для него был первым в его жизни. Да и в Санпонджи он больше не был разочарован. Всё-таки этот пьяница не такой уж и пустослов.

Шибата скомандовал своим людям дожимать отступающего врага. Саданага, проследив, как Амакасу спускает с горы провизию, отнятую у противника, тоже ринулся в бой.

Косаке пришлось туго. Его арьергард не мог выйти из боя, хотя большая часть войска уже выстраивалась на открытой местности, оставив заросли позади. Воины Этиго, буквально, наступали ему на пятки, не отставая не на шаг. Этот грубый самурай в белых доспехах, начал его раздражать и Масанобу даже решил поджечь лес, в котором кипел бой. Но он оставил эту затею, поскольку с пожаром он не сможет забрать назад обоз. Стрелять по преследователям тоже не имело смысла, потому, как тогда можно задеть своих, и он решил подождать, держа войско наготове. Но, вскоре шум боя стих и горстка арьергарда Косаки, выбралась из злополучных зарослей. Их никто не преследовал. Воины Этиго не пошли дальше, а решили повернуть. Масанобу, нервно закусил губу под маской. Он отдал приказ о преследовании. Его голос дрожал от злости, разгоревшейся от неудачи. Однако, Косака стал успокаивать себя, помня наставления своих мастеров, что решения, принятые в гневе, приводят к непоправимым последствиям. Поэтому, он не бросил войска очертя голову. Воины шли по лесу быстро, но внимательно, находясь на чеку. В итоге, Масанобу оказался у той самой горы, от которой отступил так недавно, но воинов Этиго и след простыл. Дальше он их не преследовал.

* * *

Район реки Сай, Синано.

– Отец, а почему господин Кагэтора против таких действий?

– Потому, что он святой, а у святых всё не как у людей.

– И вы считаете это правильным?

– Не имеет значение, что я считаю. – Фуджисукэ строго посмотрел на сына. – И ты никогда не забивай подобными мыслями свою голову. Он твой господин и все его решения, для тебя, правильные. Иначе, ты приравняешься к предателю и должен будешь умереть. Таков путь воина.

– Но ведь вы, Усами и некоторые другие, пытаетесь его переубедить, разве это не противоречит вашим словам? – настаивал Ёдзиро.

– Мы старшие вассалы и советники, это наш путь. Ты, пока что ещё обычный воин, хоть и мой наследник. Ты исполнитель, слуга. Каждое слово господина для тебя высшее благо или злой рок. – объяснил Фуджисукэ. – Ты должен быть решителен и непоколебим. Скажет твой даймё иди и убей, – ты пойдёшь и убьёшь. Скажет вскрыть себе живот – вскроешь.

– Не справедливо. – покачал головой сын Накадзё. – Ведь господин, не наш конечно, может отдавать приказы в сердцах, ради забавы или прихоти. Тогда твоя смерть не будет иметь значение.

– Именно поэтому, мы и служим Кагэторе, а не кому-то ещё. – заключил старик. – Он поступает благоразумно. Иногда мягко, но в его действиях всегда присутствует светлый ум.

– А как бы поступили другие? – Ёдзиро продолжал расспрашивать. – ведь вы служили многим даймё. Что они бы сейчас предприняли на месте Кагэторы-сама?

– Хм. – старик Накадзё призадумался. Излишняя болтовня стала ему чужда с возрастом, но в разговоре с сыном он немного оживился и решил пренебречь своими принципами. – Фусаёши из Уэсуги, тот, которому начинал служить я, не стал бы этого делать, а бросился бы в бой с Такэдой, где и погиб бы. Сададзанэ, наш бывший сюго, вообще бы не пошёл на войну, а понадеялся бы на своих вассалов. Ну, а Нагао Тамэкагэ, отец нашего господина, я думаю, он заключил бы с Такэдой мир.

– Почему?

– Потому, что Такэда противник сильный, коварный и опасный, а Тамэкагэ выше себя никого не признавал. Он бы помог ему разбить Мураками и поделил бы с ним землю, а потом, в союзе с Такэдой, напал бы на Хиду или Кодзукэ, а когда представилась бы возможность, нанёс бы своему союзнику удар в тыл, но всё равно проиграл бы.

– Почему?

– Потому, что был идиотом. – недобро хмыкнул Фуджисукэ. – Упрямым, самоуверенным и очень доверчивым.

– Получается, – продолжал расспросы Ёдзиро. – Кагэтора-сама не похож ни на кого из них? Даже на собственного отца?

– От Тамэкагэ ему досталось упрямство, хоть и не в таком большом количестве. А вот рассудительностью, – Накадзё сплюнул презрительно. – как это не прискорбно звучит, он пошёл в женщину, в свою мать.

Ёдзиро, с толикой стыдливости, опустил голову. Он знал, каким его отец был женоненавистником и считал слабый пол пригодным лишь для продолжения рода и вспахивания полей. Даже кухню он доверял мужчинам. Своего сына, Ёдзиро, старик зачал довольно поздно, всего двадцать четыре года назад, когда самому было тогда пятьдесят два. От матери, Фуджисукэ оторвал сына уже после четырёх лет и всякими способами оберегал его от женского внимания, но Ёдзиро и по сей день тайно виделся с ней или вёл переписку. Старый Накадзё всегда был строгим отцом и хозяином, суровым и беспощадным воином, но всё же, его никогда не покидало чувство юмора, хотя порой его шутки доводили людей до паники. Однажды Фуджисукэ, шутки ради, для того чтобы увеличить скорость своего гонца, привязал к его ягодицам свежий кусок мяса и отправил за ним голодного пса. Другому своему слуге, он приказал совершить сэппуку за то, что тот плохо протёр его коллекцию керамических горшков. В самый последний момент старик, с громким смехом выдернул у него из рук кинжал.