Глава II

Станция железной дороги. – Кавас из Арнаутов. – Встреча и обед в Шайтанджике. – Варна. – Плавание по Черному морю. – Гарем на палубе. – Дельфины. – Вход в Босфор. – Константинополь

Выйдя в восьмом часу на палубу, я встретил там многих из товарищей, наслаждавшихся чудною свежестью ясного осеннего утра. Вода как зеркало; но ветер свеж, и резкость его, казалось, увеличивалась вследствие быстроты нашего хода. Я оделся потеплее и сел на кожух, чтобы не пропустить чего-нибудь замечательного. Толон принес небольшой спектроскоп и стал объяснять его теорию, причем разговор, само собою, перешел в область астрономии и новейших исследований состава небесных тел исследований, сделанных с помощью спектрального анализа. Река текла спокойно и плавно своею широкою поверхностью среди песчаных берегов. Из них левый совершенно ровен, как степь, а к правому иногда подходят небольшие холмы, нарушающие однообразную картину, в особенности там, где Дунай огибает около них два-три поворота.

Вот на склонах одного невысокого кряжа, подошедшего к реке, раскинулось довольно большое черкесское селение Кифа; пред ним покоятся на речной глади четыре двухмачтовые судна и несколько барок. Черкесы, как говорят, старательно занимаются хлебопашеством и садоводством, производя в значительном количестве пшеницу и ячмень. Проходим мимо Никополя – городка, который красиво приютился в долине, под защитою крепости и разрушающегося замка на горе. Версты на две ниже «София» пристала к валахскому местечку Дон-Магарел. На пристани играла музыка и стоял взвод пехоты, в лаптях и в шинелях нашего покроя, да десять рядов конницы (нечто вроде гусар, в красных шитых курточках и белых чакчирах с ботиками). Запасшись топливом, пароход пошел дальше до следующей пристани у Систова (20 тысяч жителей), против которого лежит чистенький валахский город Зимница. Здесь мы в первый раз встретились с восточною обстановкой: в городе, красиво расположенном по склонам возвышенности, на самом берегу, между тюками, кулями и бочками в разнообразных группах стояли и сидели турки с чалмами или фесками на голове, в шароварах по колено, в курточках или халатах, – словом, как мы привыкли видеть их на картинках. Иные из них таскали на спине товарные тяжести. Между этими группами сновали погонщики, со своими ослами и лошаками, нагруженными всякого рода кладью. Я насчитал вдоль берега двадцать шесть двухмачтовых судов очень оригинальной постройки, которая напоминает отчасти китайские жонки.

Немного ниже Систова лежат поперек Дуная три наносные отмели, постоянно изменяющие свои очертание, чрез что крайне затрудняется судоходство. Пройдя между ними зигзагом, мы шли, уже не останавливаясь, до самого Рущука. Тут порою встречались нам довольно красивые острова, поросшие лесом. В 3 часа пароход подошел к Рущуку.

Вообще замечу, что берега Дуная по Валахской равнине скучны и пустынны. Правда, река поражает своею шириной, местами доходящею до версты, и массою воды; но кто видел Волгу с ее населенными берегами и оживленным движением пароходов, росшив и белян под парусами, целых караванов барж и лесных гонок, тому эта часть Дуная не представит ничего такого, что могло бы особенно нравиться. Берега населены только изредка, и от самого Базиаша до Рущука мы встретили по реке всего лишь три или четыре парохода, да несколько барок и двухмачтовых судов, не считая, конечно, тех, что стояли у некоторых пристаней. Впрочем сильное оживление по реке и у нас только в верхнем и среднем течении Волги. Как видно, то же самое и на Дунае.

В Рущуке встретили Великого Князя генерал-губернатор округа и наш консул. По ступеням, от пристани к берегу, были расставлены шпалерою солдаты. Пехота с ружьями, артиллеристы и моряки с тесаками. Это была наша первая встреча с турецким воинством; потом мы имели случай познакомиться с ним поближе, во время путешествия по Сирии и Палестине; и – признаюсь, я стал смотреть на турецкого солдата с большим уважением, заметив в нем прекрасные качества и, между прочим, способность безропотно переносить трудности похода и голод. По-видимому, самую слабую сторону турецкой армии составляют офицеры, высшее начальство и администрация. Но об этом в свое время. Замечу только, что вся турецкая армия одета в одинаковую форму без различия родов оружия; костюм турецкого солдата составляют: синего сукна курточка, жилет, застегиваюшийся сзади, в роде наших супервестов, шаровары ниже колена, плотно облегающие икру, кожаные башмаки в пехоте и артиллерии, и высокие сапоги в кавалерии. Все платье обшито красною тесьмой. Только у моряков вместо синего цвета – белый; но головной убор одинаков у всех – это красная феска, без всяких отличий от паши до рядового.

Меня, большего всего, забавлял один страж общественного спокойствия, из арнаутов

Простившись с любезным капитаном и поблагодарив его за плавание, Великий Князь перешел в приготовленную комнату на станции железной дороги, где принял угощение, по восточному обычаю состоявшее из кофе и прохладительных напитков.

Я забыл сказать, что пристань лежит у самого дебаркадера, а потому мы перешли прямо в вагоны.

Толпа любопытных осаждала станцию и платформу; кавасы^[2], летали во все стороны, отгоняя длинными хлыстами слишком назойливых мальчишек. Меня, больше всего, забавлял один страж общественного спокойствия, из арнаутов, в сильно поношенном, но живописном костюме, грозно вооруженный торчащими за поясом пистолетами и кинжалом.

Он казался ужасно озабоченным исполнением своего долга; без устали убеждал толпу не толкаться вперед, махал руками, бросался в погоню за более дерзкими ребятишками, шлепая о босую пятку тяжелыми башмаками, и страшно хмурил свои брови, густо нависшие над глазами.

Большинство собравшегося народа составляли болгары и греки. Турки слишком апатичны, чтобы любопытничать. Были и женщины, но нельзя сказать, чтоб интересные.

Собственно о Рущуке ничего не могу сообщить, потому что видел его только с парохода, подходя к пристани; город со множеством минаретов лежит на холмах среди садов, окруженный крепостными верками, при которых было пролито много русской крови во время неудавшегося штурма в 1810 году, под начальством графа Каменского, и одержана в следующем году победа Кутузовым над великим визирем Ахмет-беем.

Вскоре поезд наш тронулся и мы покатили по обработанной волнообразной местности, между черноземных полей, на которых кой-где одиноко стояли невысокие, но густолиственные дубы.

Станции по всей линии на один покрой: низенькие, чисто выбеленные, с маленькими окнами и зелеными крышами. На некоторых из них встречали Великого Князя болгарское духовенство, улемы, то есть магометанское духовенство и представители соседних местечек. Стоявший на платформе и около поезда народ с виду казался очень бедным; рубашка с открытою грудью, шаровары, широкий пояс вокруг талии, туфли, феска, у некоторых чалма, и все это весьма поношено, вытерто, в заплатках…

Пассажиров, и в особенности женщин, в нашем поезде было немного. Во втором классе сидел какой-то больной турецкий офицер с двумя женами, да три женщины из свиты Камиль-паши. Не доезжая станции Ишиклы, открылся вид на Балканы, а на следующей за тем станции назначен был обед.

Когда поезд остановился в Шайтанджике, нас попросили пройти шагов сто до палаток, где был накрыт обеденный стол. Но уже смеркалось и отдаленные предметы сливались в неясные образы, а потому мы и не заметили выстроенных пред шатрами войск и были очень удивлены, когда вдруг раздались командные слова и заиграла музыка. Халиль-Шериф-паша представил Великому Князю начальника штаба 2-го корпуса, Фаик-пашу, совершенно чисто говорившего по-немецки, и затем Его Высочество пошел по фронту. К сожалению, темнота наступала так быстро, что пришлось освещать людей фонарем. Войска эти, в числе восьмиротного баталиона и двух эскадронов, были высланы для встречи Великого Князя из Шумлы. Люди рослы, широки в плечах, здоровы и чисто одеты.

Обойдя фронт, все присутствовавшие в свите за Великим Князем вступили под огромный шелковый шатер и сели за стол, уставленный различными закусками, фруктами и цветами. Обед был составлен из турецких блюд: жареная баранина, фазаны, куры, рис в различных видах, какие-то овощи под соусом, кислое молоко и разные варенья. Все это в нескольких видах. Я не сошелся вкусом с турецкими гастрономами и поел с удовольствием только рису с кислым молоком да фруктов.

Между тем музыка играла – не скажу хорошо, но оригинально; в особенности обращало на себя внимание своеобразное употребление гобоев. На бивуаках и пред шатрами зажгли громадные костры, бросившие красноватый отблеск на группы людей и кругом лежащую местность.

К концу обеда поезд подошел к палаткам; мы сели в вагоны, и в 10 часов приехали в Варну.

Крепость Варна^[3] прикрывает одну из главных дорог чрез Балканы к Константинополю и лежит у подошвы северной покатости гор, при заливе Черного моря.

Подходя к Варне, еще верст за двадцать я заметил по усиливавшемуся и разносившемуся грохоту колес, что поезд, должно быть, мчится по долинам и узкостям Балкан.

К сожалению, темень была такая, что кроме мелькавших огоньков ничего нельзя было разглядеть. Тем не менее я расположился в средней, открытой части вагона и, в ожидании Варны, старался разобрать хоть кое-как эти черные силуэты теснин по бокам дороги, и вот, наконец, вглядываясь все пристальнее, различил какую-то гладкую поверхность, окаймленную камышами, должно быть, разливы речки Варна-Дере, а минут десять спустя поезд въехал уже в крепостную ограду. В эту минуту на бастионах зажгли фальшфейеры и осветили фантастическим светом внутренние стороны верков, пристань, разбросанные здания около дебаркадера и ряды пехоты, выстроенной по валгангам бастионов, а внизу и вдали чернелось море, отражая в себе огоньки от фонарей, развешанных на судах и лодках.

У пристани нас ожидали шлюпки, в которых мы чрез 10 минут догреблись до парохода.

Колесный пароход «Вулкан» принадлежит австрийскому Лойду и держит срочные рейсы между Варною и Константинополем. Команда – большею частию албанцы; капитан из Рагузы.

Каюты 1-го класса помещены в кормовой части судна и состоят из довольно обширной столовой, буфета с лестницею наверх и из гостиной, обитой желтым штофом. Вокруг этих помещений расположены спальные каютки с четырьмя койками в каждой. Во втором классе то же, но несколько проще. Третьему же классу предоставлена палуба со всеми ее удобствами и невыгодами; к первым надо отнести воздух и солнце, а к последним дождь и брызги, а подчас и морские души. Для мусульманских женщин устроен на верхней палубе первого класса парусный навес. Ночь была тихая и звездная. Нагрузка багажа близилась к концу, и мы готовились тронуться. Товарищи уже легли спать, я же еще походил немного на верхней палубе, любуясь небом.

По любопытству, в данном случае даже очень понятному, я сел около навеса, где, отдельно от прочих пассажиров, помещены были мусульманские женщины, закрывавшие белою кисеей свои лица

Великий Князь провел ночь на палубе, куда и я вышел в 8 часов утра. В каютах был нестерпимо тяжелый воздух, происходящий по преимуществу от их неопрятного содержания.