Это был паук тоже размером с колесо грузовика, но только не обычного, а карьерного, которые высотой с два человеческих роста. Огромные мохнатые лапы глубоко вонзались загнутыми когтями в кору дерева, отчего оно стонало, словно живое. Жвалы паука терлись друг о друга, словно в предвкушении изысканного обеда. А над жвалами расположился ряд из восьми глаз. Человеческих! Только без век и, соответственно, ресниц. Неприятное зрелище – уставившиеся на нас круглые глазные яблоки, все в растрескавшихся красных прожилках, внимательные, совершенно не похожие на абсолютно черные глаза нормальных пауков. При этом сейчас из этих кошмарных глаз вытекали крупные слезы, словно монстр заранее оплакивал тех, кого для него загнала стая.

– По себе поплачь, паскуда, – прошептал я.

Мгновение – и у меня в руках оказалась трофейная «Муха», для приведения в боевое положение которой мне и нужно было всего ничего – секунд десять максимум.

Которых у меня не было.

Огромная тварь мигом сообразила, что зеленый тубус у меня в руках хранит в себе отнюдь не чертежи детского развлекательного комплекса. Зашипела она так, что у меня аж в ушах зазвенело, одновременно приподнимая массивное тело на своих подпорках. Понятно зачем, чтоб харкануть в меня кислотой.

Думаю, от этого плевка я б точно не смог уклониться – такая огромная гадина наверняка своими выделениями способна облепить целого слона от хобота до хвоста. Но тут справа от меня раздалось не менее мерзкое шипение, сопровождаемое длинной автоматной очередью.

Конечно, пасть Хащщу аномальная паутина облепила знатно, но, видать, на способности шипеть это не сказалось. Как и на возможности палить из автомата не целясь – хотя в такой танк, как паучья матка, не попасть с тридцати метров было бы затруднительно.

Хащщ и попал. Я видел, как один из глаз монстра лопнул, пробитый пулей, залепив два соседних кроваво-белесой жижей.

Но у паучьей матки оставалось еще достаточно рабочих глаз, чтобы, слегка довернув корпус, плюнуть в назойливый источник шипения, вдобавок осмелившийся еще и причинить боль. Я лишь слышал, как справа раздался смачный шлепок, следом за которым пулеметной очередью раздались еще шлепки, менее смачные – это, повинуясь то ли приказу, то ли примеру предводительницы, по моему спутнику отстрелялись и остальные пауки.

Я чувствовал, как от кислотных брызг, долетевших до меня, в нескольких местах, словно сало на раскаленной сковородке, шкворчит моя одежда. Но это не помешало мне откинуть заднюю крышку и рывком до упора раздвинуть трубы гранатомета. Целиться времени не было, так как паучья матка явно раскачивалась для второго плевка, вперив теперь уже в меня взгляд своих многочисленных немигающих глаз. Поэтому я даже на плечо не стал класть гранатомет, как предписывали воинские наставления, а, экономя пару секунд, взвел ударно-спусковой механизм и выстрелил от бедра, уже зная точно, что не промахнусь…

Есть у меня такая способность – чувствовать оружие, даже то, которым пользовался лишь несколько раз в жизни. Поскольку не гранатометчик я ни разу, «Муха» в моих руках бывала редко, тем более что это оружие уже давно снято с производства, уступив место более мощным современным аналогам. Однако гранатомет я ощущал как продолжение собственных рук, эдакий бронебойный кулак, которым мне от души хотелось заехать по морде паучихи, ведь она – я был в этом уверен – только что убила моего боевого товарища. А там пусть ее пристяжь заплюет меня до смерти, это уже не особенно важно. Ведь уйти нужно так, чтоб было не стыдно уходить – иначе зачем ты жил, если умер не так, как считаешь для себя правильным умереть?

Я видел, как паучья матка дернулась, поняв, что сейчас произойдет. Даже спрыгнуть вниз попыталась, уходя от летящей в нее крылатой смерти…

И у нее получилось.

Почти…

Выдернув когти из древесины, огромная тварь мощно оттолкнулась всеми своими ногами – тут и настигла ее ракета. Легко проломив панцирь, оперенная стальная стрела вошла в тело членистоногого мутанта – и разорвала его на части еще до того, как оно достигло земли. Эпичная картина: паучья матка, прямо в воздухе разлетающаяся в разные стороны на фрагменты, обрамленные желтовато-гнойными кусками плоти и зелеными брызгами крови.

Мне под ноги смачно шлепнулся солидный шмат мяса со всё еще шевелящимся жвалом и выпученным глазом, смотревшим на меня с вполне себе человеческой ненавистью. Впрочем, скорее всего, я себе это накрутил в воображении. Кусок дохлого паука вряд ли способен кого-то ненавидеть после смерти. В отличие от его пристяжи, наверняка обуреваемой жаждой мести.

Бросив уже бесполезный теперь тубус, я схватился было за автомат, намереваясь если не красиво и дорого продать свою жизнь, то хоть подохнуть, сопротивляясь до конца. Пусть даже это сопротивление совершенно бесполезно, но хоть еще один паучий глаз вышибу напоследок, как это сделал покойный Хащщ…

Но стрелять было не в кого. Стволы деревьев опустели, словно по команде, – лишь кроны сосен шевелились и шуршали, будто живые.

Понятно. Впечатлившись гибелью вожака, остальные пауки решили не связываться со слишком опасной добычей и предпочли свалить от греха подальше. Отличное решение. Не для них – для меня, которого вновь Сестра лишь потрепала по плечу, так и не пригласив своего побратима навечно переселиться в ее Темный чертог. Жаль только Хащщ не дожил…

– Твою… ж… мать… – раздалось справа от меня.

Я резко обернулся – и замер на месте.

Хащщ стоял в желто-зеленой пузырящейся луже кислоты, совершенно весь, с ног до головы облепленный ею. Отвратно вонючая гадость медленно стекала с ктулху, как я понимаю, не причиняя ему ни малейшего вреда. Даже, скорее, она ему на пользу пошла, растворив паутину, залепившую пасть. Но в остальном всё было печально. Остатки автомата шипели в луже – металлические части кислоте оказались не по зубам, а вот приклад, рукоятка и цевье растворились полностью. Та же участь постигла и одежду Хащща, и, что самое неприятное, рюкзак с продуктами. Нет, какая-то часть жратвы осталась у меня, но, думаю, на ней мы протянем не больше суток.

Впрочем, какой я сталкер, если думаю о потерях? Это всё дело наживное, сейчас надо напарника как-то спасать. А то он стоит, трет глаза и, похоже, не соображает, жив он или уже преставился.

– Хащщ, ты как себя чувствуешь? – осторожно спросил я, не рискуя близко подходить к токсичной луже.

Мутант смачно харкнул зеленью и, прочистив горло, сказал:

– Как кусок дерьма, облитый дерьмом. Хорошо, что на нас паучья кислота не действует. Помыться б где-нибудь теперь. И срамоту прикрыть. Эх, бандану жалко. Крутая была бандана…

– Помыться найдем, – сказал я. – Возле Припяти ручьев полно, насколько я помню. Ты пока, что ль лопухами оботрись, а то смотреть на тебя слегка жутковато.

– Зато нюхать небось сплошное удовольствие, – проворчал Хащщ, вылезая из токсичной лужи. Капли, падающие с него на траву, тут же превращали ее в черные, съежившиеся комочки. – Хрен с ними, с лопухами. Пошли так, пока пауки не очухались и не решили, что справятся с нами и без матки.

Это было разумно, поэтому я не стал спорить. К тому же дальнейшее путешествие обещало быть безопасным: Хащщ вонял так, что любой вменяемый хищник предпочтет свалить, нежели нападать на ходячую гору ядовитой слизи.

Так и случилось.

Пару раз мы слышали среди деревьев какую-то возню, но всё обошлось без инцидентов, и мы благополучно вышли к противоположной окраине леса. Теперь понятно, почему никто не написал в сталкерскую сеть, что лес опасен. Писать было некому после того, как его обжили пауки-мутанты. Все, кто заходил в него, так и оставались здесь, оседая в желудках пауков и их гигантской матки.

– Лихо ты ее, кстати, подстрелил прям в полете, – оценил Хащщ после того, как на ходу когтями немного отчистил от вонючей гадости свои ротовые щупальца.

– Если б ты ее на себя не отвлек, еще вопрос, кто бы кого пристрелил, – отозвался я. – Так что, считай, с меня долг жизни.

– Забей, – отмахнулся мутант. – В нашей Зоне не принято среди своих долги жизни считать.

– В нашей – принято.

– Ну, если принято, то у тебя есть хорошая возможность его быстро отдать. Меняю твой долг жизни на капюшон твоей камуфлы.

– Зачем он тебе? – удивился я.

– Больно уж между нижних лап жжет, – поморщился Хащщ. – Там у нас кожа тонкая. Если сейчас слизь не вытру, то до ручья точно не доживу.

– Может, всё-таки лопухами? – поинтересовался я.

– Без толку, – мотнул головой мутант. – Кислота вмиг их растворит, хрена с два чего я там ими вытру.

Делать нечего, пришлось отстегивать от своего камуфляжа капюшон, которым Хащщ принялся неистово оттирать себе промежность, отчего кусок материи моментально превратился в наполовину сожженную тряпку. Нет, надо срочно искать ручей, пока он там себе чего-нибудь не оторвал.

…Ручей мы нашли довольно быстро. Вышли из леса – и вот он, журчит под невысоким холмом, на котором расположился уютный с виду домик. Не разрушенный от времени, не вросший в землю, как большинство бревенчатых изб Зоны. Аномалия? Вполне может быть. Но проверить сто́ит, мало ли. И пока Хащщ плескался в ледяной воде, подвывая от холода, я направился к дому.

Шел я аккуратно, через каждые десять шагов бросая перед собой гильзы и гайки, которые всегда ношу в карманах для промера подозрительных мест на предмет их аномальности. Но ничего критичного так и не выявил. Дом был просто новым, построенным недавно. И хозяин его нашелся довольно быстро.

Он висел на боковой стене бревенчатого строения, плотно замотанный в кокон из паутины. Лишь контуры головы и туловища угадывались в переплетении крепчайших липких нитей, которые прикрепили человека к недавно оструганным бревнам надежнее любого клея. В глаза бросалась неимоверная худоба мертвеца, но вряд ли это было особенностями анатомии. Просто проклятые членистоногие твари выпили тело полностью, до последней капли, превратив его в мумию. Страшная картина, но для Зоны – ничего особенного. Здесь смерть быстро становится обыденностью, привычной и никого не удивляющей.

– Упокой тебя Зона, сталкер, – проговорил я.

То, что это именно он, не было ни малейшего сомнения. Встречал я такое. Устал человек копить на свой домик у речки, где не будет ни радиации, ни мутантов, ни сволочей разных – и построил его прямо в Зоне. Рядом с совершенно безопасным лесом, как это было обозначено на карте. Где радиация минимальная настолько, что ею можно пренебречь, где вместо речки – ручей, а мутанты и двуногие твари с автоматами обходят это место стороной, потому что тут нечем поживиться.

И даже пожил он здесь немного, наслаждаясь уединением и спокойной жизнью, строя иллюзии насчет того, что больше никогда не придется ему браться за автомат и что лес с огородом прокормят отшельника, удалившегося от мирской суеты…

А потом пришли пауки – и счастье закончилось. Или настало, кто его знает. Любой, кто бродит по Зоне, мысленно готов к смерти. Он каждый день чувствует ее холодное дыхание у себя над ухом, привыкая к ее незримому присутствию, – и подсознательно ждет, когда же она наконец заберет его с собой навсегда. Не бояться смерти – это значит смириться с тем, что она может настать в любой момент, принять этот факт. И, возможно, познать свое индивидуальное счастье в тот момент, когда всё наконец заканчивается. Не верится мне как-то, что этот сталкер всерьез надеялся дожить в Зоне до старости. Наверняка понимал он, чем всё закончится. Просто напоследок создал короткую иллюзию индивидуального счастья, позволил себе небольшой отрезок нормальной человеческой жизни, короткое удовольствие напоследок, как последняя сигарета перед расстрелом. Его право. И его выбор.

Вздохнув и мысленно пожелав парню удачи в Краю последней войны, я направился в дом. Умершим ничего больше не нужно в этом мире, а у нас с Хащщем продуктов кот наплакал. Может, в доме консервы отыщутся, которые нам бы очень и очень пригодились. Вернее, мне. Хащщ-то в основном свежей кровью питается. Но если носителя таковой встретить не получится, то и банку тушенки навернет за милую душу, запивая ее спиртным из фляги. Разумный сталкер-ктулху, охренеть. Который день уже шляюсь с ним по разным Зонам, а всё никак не могу свыкнуться с этой мыслью. Бывает же!

* * *

Внутри дом мертвого сталкера оказался довольно уютным. Помещение было разделено на две части. Слева спальня, она же столовая. Добротно сколоченная деревянная кровать, стол, стул, книжные полки на стене, забитые знакомыми томами с черными корешками, на которых серебром были написаны названия. Любил покойник почитать о Зоне, небось, специально к Жмотпетровичу за книгами ездил, чтоб новинку прикупить. Кстати, среди них несколько своих увидел. Приятно, черт побери, когда сталкеры твои мемуары читают.

Справа находилась кухня, оборудованная и обставленная очень неплохо для Зоны, главным украшением которой была дорогая двухконфорочная дровяная печь с духовкой, подключенная к дымоходу. Отличная вещь, которая вдобавок еще и отапливает помещение. Вопрос только, где сталкер раздобыл такое чудо на зараженных землях? Хотя местные торговцы за деньги протащат через кордон что угодно, только плати.

Также был на кухне необходимый набор утвари, многочисленные шкафчики и даже холодильник, открыв который я понял – работает он на «этаках», дешевых артефактах, имеющих форму черных палочек и постоянно вырабатывающих электроэнергию. В холодильник их было встроено аж двенадцать штук, так что агрегат работал исправно, обдав меня прохладой.

Да уж, хозяйственный был сталкер. Жаль вот только, что продуктовые запасы у него подходили к концу, а пополнить он их при жизни так и не успел. В холодильнике я обнаружил две банки говяжьей тушенки, одна из которых была уже вскрытая и наполовину пустая, едва начатую пачку сливочного масла и кусок сыра весом примерно в полкило. В шкафчиках нашлось немного муки, подсолнечного масла и нехитрых специй – лаврового листа и молотого перца. Плюс треть батона черствого хлеба. Негусто, если честно. С учетом моих скудных припасов, оставшихся в рюкзаке, этого нам с Хащщем едва на один обед хватит. Хотя…

Меня осенила мысль.

Перед домом я видел небольшой огород, где из земли торчали мясистые перья свежего лука. Я вышел наружу, надергал из земли луковиц необычного арбузно-красного цвета, каждая из которых была величиной с мой кулак, и, растопив печь дровами, лежавшими рядом с нею, принялся за дело. Любой военный человек должен уметь не только убивать врага, но также накормить себя и своих боевых товарищей тем, что есть под рукой. Причем так, чтоб они ели да нахваливали, ибо голодный боец – плохой боец, который думает не о победе, а об обеде.

Дело шло неплохо. Когда под рукой есть всё что нужно, а необходимые навыки не утеряны, оно по-другому и быть не может. Плюс настроения добавляла постоянно попадающаяся на глаза картина, висящая возле холодильника. На ней была изображена река, в которой отражались нереально крупные звезды и огни большого города. А еще на ней были нарисованы двое: мужчина и женщина, стоящие на берегу плотно прижавшись друг к другу, словно они были одним целым. Мирное изображение Большой земли, глядя на которое, наверно, тот сталкер вспоминал свою жизнь, которую он оставил за кордоном. Опасное воспоминание в Зоне. Расслабляющее. Притупляющее бдительность. Но, чего уж тут скрывать, приятное. Наводящее на размышления о том, что когда-нибудь и у меня будет свой домик у речки, чтоб рядом шумел лес, в котором счетчик Гейгера не трещит как сумасшедший, и ни пауков вокруг нет, ни других тварей – как четвероногих, так и двуногих с автоматами в руках.

– Никак на Большую землю захотел, Снайпер? – усмехнулся я себе под нос, вороша лопаткой лук, шкворчащий на сковородке. – Так для этого денег надо немерено. И башку маленько другую, чем у тебя на плечах, чтоб невзначай не свернуть шею человеку, внезапно на улице попросившему прикурить.

Тут я, конечно, лукавил перед самим собой. Не настолько у меня башня свернута, чтоб мирных людей мочить ни с того ни с сего. Просто и правда порой хотелось мне осесть там, где не придется просыпаться от каждого шороха, при пробуждении обнаруживая себя уже стоящим в боевой стойке с ножом в руке. Надоела мне Зона распроклятая хуже горькой редьки – но в то же время понимал я, что, окунувшись в мирную жизнь, буду тосковать по этой, сталкерской, полной смертельных опасностей и головокружительных приключений. Так уж устроен человек. Мы всегда хотим того, чего у нас нет. А получив желаемое, чувствуем себя самыми несчастными на свете людьми, у которых отобрали мечту. И ничего с этим не поделать.

– Ладно, остановимся на том, что если когда-нибудь у меня будет свой дом, в нем около холодильника будет висеть именно эта картина, – пробурчал я себе под нос. Когда далеко идущие мечты заводят тебя в слишком уж бескрайние дали, главное, вовремя остановиться, пообещав себе что-то конкретное и осуществимое. А то так можно домечтаться до пули в висок, выпущенной собственной рукой от тоски и безысходности.

К тому времени, как я превратил в гренки черствый хлеб, основное блюдо было почти готово.

И тут со скрипом распахнулась дверь в хижину. Мгновение – и автомат, лежавший на столе, оказался в моих руках…

Но стрелять не пришлось, хотя в дверях стоял самый что ни на есть настоящий ктулху в том виде, в каком они обычно шатаются по Зоне. То есть в чем мать родила. Правда, причинное место данного экземпляра прикрывал лист лопуха, подвязанный сплетенным из травы жгутом.

Воняло от Хащща немногим меньше, чем раньше, – видать, не особо он старался отмыться дочиста в ледяном ручье. Но я к вони привычный, так что лишь покрутил носом и положил автомат обратно, ничего не сказав по поводу омерзительных ароматов, наполнивших помещение вместе с приходом ктулху.

– Даже тряпки целой не осталось, – пожаловался Хащщ, указывая на лопух. – Всё обплевали, уроды членистоногие. Раздели, разули, обезоружили. Как я теперь людям на глаза покажусь?

– Будь уверен, что когда они в нашей Зоне увидят тебя одетым, обутым и с оружием, то охренеют гораздо больше, чем от твоего теперешнего вида, – сказал я. – Вон там в шкафу поройся, может, от прежнего хозяина остался какой-то шмот.

– А чем это у тебя так вкусно пахнет? – поинтересовался Хащщ.

– Вкусно? – удивился я. – Я думал, что ваше племя нашу еду трескает без удовольствия.

– Жрать захочешь – всё что угодно зажуешь, – авторитетно заявил мутант, роясь в шкафу. – К тому же чую, что у тебя тут луком пахнет, а я его страсть как люблю.

– Лук?!! – не поверил я.

– Ну да, – кивнул Хащщ, с трудом натягивая на себя рубашку цвета хаки, которая была ему явно мала. – В нем железа до фига. Мы ж и кровь-то в основном из-за железа пьем, в ней тоже оно есть, причем в легкоусвояемой форме.

– А гвоздик погрызть не пробовал? – поинтересовался я. – Там тоже железа много. И париться с кровью не надо. Хлещи себе спирт да гвоздями закусывай.

– Вот всем ты, Снайпер, нормальный мужик, – скривился Хащщ. – Только язык как помело. Может, тебе его оторвать? И будешь прям идеальный напарник.

– Смотри, как бы я тебе твои щупла не повыдергивал, – сказал я. – По мне, так если их отодрать, как раз будешь ты похож на нормального лысого мужика с пропитой рожей. Короче, хорош трендеть. Приоделся? Тогда, если жрать хочешь, двигай к столу.