Читать книгу «Кремль 2222. МКАД» онлайн полностью📖 — Дмитрия Силлова — MyBook.
image
cover



 











 











 

















 





























 











Похоже, это осознал и Оряса. Глянул на Никиту, на Тимоху, сидящего рядом на фенакодусе, – и вдруг яриться на диво быстро перестал, сдулся и сделал вид, что сказанное вообще к нему не относится. Да и Тимоха внезапно ни с того ни с сего потемнел лицом, на Орясу гневно глянул, явно хотел сказать что-то, но смолчал, пересилив себя. В другое время Данила, может, и заинтересовался бы – похоже, знают друг друга дружинник и его новоиспеченный ученик, и второй явно Тимоху если не побаивается, то стесняется, что ли… что, впрочем, не помешало ему возглавить шайку опричников, пытавшихся отжать у дружины Кавалерийский корпус. Но сейчас явно не до выяснения отношений, дело делать надо.

– Вас-то сюда каким ветром занесло? – вместо ответа поинтересовался Данила.

– Да вот, решили фенакодусов размять, – с невинным видом ответил Тимоха.

– Угу, в полной сброе оно в самый раз, – кивнул Данила.

– Через три минуты этим маршрутом проедет стрелецкий разъезд, – проговорил так и не выехавший на свет третий силуэт голосом Степана. – Потому, если ты к Спасским воротам решил проехаться, хорош трепаться и поехали.

Поняв, что разъяснений он не дождется, Данила кивнул и тронул поводья Бурки. Лишь проезжая Ивановскую площадь, поинтересовался:

– А зачем заводного фенакодуса взяли?

– Думали, ты пешком двинешь через Тайницкий сад и наружу. Только верхом оно быстрее получится.

С таким доводом трудно было не согласиться. Интересно только, откуда они про подземный ход узнали? Но решение загадок лучше до поры отложить, пока есть дела поважнее.

– Ну а коль ты верхом…

На скаку Степан бросил повод заводного фенакодуса Орясе. Тот поймал ловко, словно ждал. И с не меньшей сноровкой для такого грузного тела взлетел в седло. Данила усмехнулся одобрительно. Дружиннику за такой прыжок Мастер конного боя выдал бы на орехи по полной программе. Но для бывшего Пахаря у Орясы весьма неплохо получилось с фенакодусом управиться, видно, что парень не одного тура довел до нервного срыва, тренируя навыки верховой езды.

Верхами оно действительно получилось быстрее. Не прошло и двух минут, как кавалькада уже почти доехала до Спасских ворот. Данила по пути прикидывал: даже если отец Филарет все рассказал Степану, и тот в курсе задумки Духовного Наставника, все равно слова дружинного десятника будет маловато, чтобы стрельцы выпустили такую толпу из Кремля. У одного Данилы был шанс попытаться уболтать сторожей, пусть даже и мизерный – все-таки авторитет у него среди простого народа в Кремле имелся. Но целый отряд вооруженных всадников – это совсем иное…

Впереди показались надвратные фонари Спасской башни, специально прикрепленные так, чтобы свет падал на площадку возле ворот. Для стрельцов с башни, стен и с углового поста за Военной школой любой подъезжающий как на ладони. А сами они в тени, стреляй – не хочу.

– Стоять! Кто такие?

– Ну вот, началось, – пробормотал про себя Данила. Хотя иначе и быть не могло…

– Свои, – отозвался Степан.

– Свои в такое время дома спят, десятые сны смотрят. Кто такие, спрашиваю?

Голос был грубый, хриплый, что называется «с трещинкой». Но тот, что перебил его, был еще паскудней.

– Преступники это, служивый. Слово и дело!

«Слово и дело» – присказка старинная и страшная. Говорят, пятьсот лет назад такое выкрикивали княжьи люди, обнаружившие государственного преступника или несчастного, кто им таковым показался. После чего человека можно было считать мертвецом – из следственных подвалов мало кто возвращался. Потом, после смерти тогдашнего князя, говорят, одумались, но через триста лет все повторилось. Снова по всей Руси убивали людей сотнями – за слово, за взгляд, который кому-то не понравился, и этот «кто-то» взял да донес. Тогда говорили: «Лес рубят – щепки летят». Этого Данила понять не мог, как ни силился. Судя по тому, что рассказывал отец Филарет, свой народ тогдашний князь вырубал под корень, а попадали под топор истинные враги или нет – неизвестно. Страшной сказкой казались такие истории. Но вот сейчас, похоже, все повторяется.

– Слово и дело!

Краем глаза Данила увидел, как в окнах Военной школы блеснули несколько автоматных стволов. Значит, засада. Значит, знали все опричники и просто ждали, когда дружинники сами заедут в расставленные сети. Теперь всё. Стоит подьячему своим мерзким голосом произнести единое слово – и поляжет весь дружинный отряд, словно молодая трава под кислотным дождем.

– Ну что ж, арестуй меня, подьячий, – неожиданно веселым голосом громко сказал Степан. – Только сначала подойди, покажу чего.

– Все, что ты можешь показать, я в подвале Тайного приказа посмотрю, – вновь раздался голос из-за угла Школы. Видать, Савелий прятался за мешками с песком, на которых были установлены два стеношных стреломета, угрожающе направленных на дружинников. – Взять их!

– А вот это ты погоди, подьячий, – прозвучал в темноте тот самый голос «с трещинкой». – Ты в Сенате распоряжайся, ежели Тайный дьяк позволит. А в своем карауле я командую.

На свет из темноты вышел невысокий мужик в длинном, ниже колен тегиляе, усиленном квадратиками стальных пластин. Не кольчуга, конечно, одежка стрелецкая, но метательное копье нео на излете удержит. Другое дело, что обезьяны тоже не дураки и копья свои швыряют во время штурма, подобравшись поближе к стенам… Еще на стрельце была плотная шапка с опушкой, рукавицы, как и тегиляй, усиленные железом, и толстые сапоги. Из оружия – кривая сабля на поясе и длинноствольный пистоль за поясом. В руке стрелец держал бердыш – насаженный на длинное древко боевой топор с лезвием, искривленным полумесяцем. В умелых руках оружие страшное. Особенно при обороне удобно таким и рубить, и колоть лезущих на стены нео. А при случае использовать специальную выемку на обухе в качестве упора для фузеи или пистоля.

На шапке стрельца красовался вышитый знак – островерхая башня. Значит, сам начальник Спасского караула.

– Степан, ты, што ль? – спросил стрелец, прищуриваясь, словно из пищали целился.

– Я.

Десятник поднял стальную полумаску, защищавшую глаза и нос на манер забрала.

– А чего ночью-то шастаете? Случилось чего?

– Случилось, – сказал Степан, осторожно доставая из кармана кожаных штанов свернутую в трубочку бумагу. – Держи.

Начальник караула Спасской башни принял свиток, развернул…

Из-за мешков вышел подьячий. Даже при скудном свете фонарей было видно, что лицо его бледно, словно вылепленная из мякиша маска, которую слегка перекосило от ярости.

– От преступников бумаги принимаешь? – прошипел он в лицо стрельцу. – Правосудию препятствуешь? Недолго же тебе осталось ходить в начальниках…

– Да ну? – поднял густые брови стрелец. – Ты, подьячий, то ли белены обкушался, то ли рехнулся вконец. Это видел?

Со своего места Данила видел, как стрелец ткнул прямо в нос Савелию лист, с которого на нитке свисала большая блямба из красного сургуча. При виде этой блямбы подьячего перекосило сильнее, отчего он стал похож на морока, что шляются возле Полей Смерти в надежде поживиться свежим мясом.

– Пропуск… В любое время впускать и выпускать через любые ворота Кремля… И княжья печать… Откуда? – выдавил он наконец. – Не подделка ли?

– Слушай, подьячий, иди уже, да? – скривился начальник караула, словно случилось ему только что хлебнуть прокисшего квасу. – Я, конечно, понимаю, должность у тебя важная. Но, по-моему, лучше бы ты, как твой батька Незван, ветеринаром стал, туров за яйца щупал. Толку, думаю, поболее было бы – хоть туры б довольные ходили.

Расхохотались все. Дружинники, сидящие в седлах, невидимые в ночи стрельцы на стенах, опричники, наконец показавшиеся слева в окнах Военной школы. Даже Бурка Данилы тихонько заржал, обнажив жутковатые с виду зубищи.

Савелий сжал кулаки в бессильной злобе, скрипнул зубами, аж до Данилы донеслось, развернулся и, не глядя ни на кого, пошел прочь.

«С такого скрипа можно вообще без последних жевалок остаться», – усмехнулся про себя дружинник, вспомнив подгнившую пасть подьячего. Вот ведь, действительно, жил бы себе человек спокойно и правильно, за турами ходил, как отец его. Пользу приносил и животине, и людям, имея от каждого из кремлевских почет и уважение. А сейчас бредет от Спасской башни, словно крысособака побитая, и его же опричники смеются ему в спину. Странно. Неужели есть в этом удовольствие какое, чтоб людей ловить, в кандалы заковывать, суд над ними чинить? Отец Филарет сказывал, мол, не судите, да не судимы будете. И вот, пожалуйста, идет себе человек, решивший, что он судить других вправе, а внутри него злоба клокочет и пожирает его, словно смертельная опухоль. Что, в общем-то, неудивительно. Сам себя приговорил подьячий к наказанию, выбрав свой путь. И нет страшнее приговора…

– Ушли – да и хрен с ними, – сказал стрелец, когда Савелий скрылся за углом Военной школы, а из окон, отсмеявшись, словно ночные тени исчезли опричники. – Не по нраву мне эти нововведения. Как бы беды не вышло. Парнишку вот из Семинарии заарестовали сегодня, сам видел. Не к добру…

– Нам бы за ворота, – мягко перебил начальника караула Степан.

– Да, конечно, ясное дело, – спохватился стрелец. И громогласно скомандовал в темноту: – Яшка, Иван, куб отодвигайте. Петька, у ворот снаружи чисто?

– Чисто, – раздался слегка приглушенный расстоянием голос. – Нео поди заняты, вшей друг у дружки на ужин выискивают.

– Тогда отпирай ворота.

Двое стрельцов, появившиеся из темноты, словно привидения, сноровисто откатили вбок по специально проложенным рельсам огромный стальной куб. Такие громоздкие конструкции уже много лет подпирали все ворота Кремля изнутри на случай, если нео вдруг изобретут таран или науськают какого-нибудь био попробовать тяжеленные створки на крепость.

Тихонько загудели невидимые механизмы. Спасские ворота неторопливо раскрылись, ровно настолько, чтобы между створками мог проехать один всадник.

– Ну что, поехали, – сказал Степан, опуская забрало шлем-каски.

– Мы – да, ты нет, – сказал Данила.

– Не понял.

Степан натянул поводья взявшего было с места фенакодуса, отчего зверюга недовольно всхрапнула.

– Я уеду, ты уедешь. А кто дядьке Еремею помогать станет? Кто Тимохиным ровесникам, недавно Посвящение прошедшим, воинскую науку шлифовать станет? Кто придержит горячие головы, мудрым советом от копий да дубин нео убережет? Ветеранов-то в Кремле почти не осталось…

– А что, мои ровесники, ёшкина кошка, не такие же дружинники, как остальные? – заворчал было Тимоха, но десятник осадил его одним движением руки.

– Твоя правда, Данила, – сказал Степан. – Мне когда отец Филарет княжий пропуск давал, сказал то же самое. Признаюсь, ослушаться я хотел, с вами поехать. Но коль вы в один голос одно и то же говорите, так и быть, останусь. Да и за подьячим присмотреть надо, а то, я смотрю, больно резво он взялся свои новые обязанности выполнять.

– До встречи, друже. Удачи, – произнес Данила, пожимая руку старого друга.

– До встречи, Степан, – криво улыбнулся Никита, очень постаравшись придать изуродованному лицу соответствующее моменту выражение.

– До встречи, десятник! – весело бросил Тимоха. Лицо парня с едва пробившимися усами лучилось от счастья – еще бы, второй дальний поход за стены Кремля, это вам не хухры-мухры! Будет о чем девкам рассказать.

– До встречи, братья, – тихо проговорил Степан. – Удачно вам добраться до МКАДа.

И, развернув фенакодуса, легким движением коленей послал боевого мутанта в обратный путь, туда, где гигантской перевернутой чашей маячил силуэт Царь-колокола.

– До чего добраться? – переспросил Тимоха. Но Данила не ответил, лишь развернул Бурку и направил его в ворота.

«Степан знает о проекте отца Филарета. И княжий пропуск старик доверил ему, не мне. Хотя понятно, почему не мне. Подозревал, что Савелий все-таки попытается меня остановить, и просчитал все на два хода вперед. Но почему ночью, тайно? Неужто вправду пропуск поддельный?»

Вопросов было много, гораздо больше, чем ответов. Но сейчас те безответные вопросы остались позади, за старинными зубчатыми стенами Кремля. Впереди же лежал путь в неизвестность, к разгадке тайны МКАД, в которой видел будущее жителей Кремля отец Филарет.

1
...