Но – не хлынуло. Жилистый только башкой мотнул. После чего отпустил девчонку – и я едва успел уклониться от мощного и быстрого крюка с левой. Блин, похоже, опытный боксер попался, что, кстати, подтверждает и его нос, по ходу, не раз ломанный в спаррингах. От хрящей там ничего уже не осталось, поэтому от удара нюхало лишь хрустит да вминается в череп. Черт… Боксер – это плохо. В бою с ним кулак на кулак ловить совершенно нечего.

Но мы были не на ринге с судьей и правилами, а на улице, где законы драки совершенно иные. Проще говоря, их нет. И кто победил, тот и молодец вне зависимости от того, каким способом он достиг той победы.

Уклонившись от крюка, я резко двинул водоглазого носком берца по голени, будто футбольный мяч пнул. Хорошо так саданул, от души, подкрутив удар всем корпусом. Нормальный человек от такого пинка обычно падает, схватившись руками за ушибленное место…

Тут же я словно в железный лом ударил. Нет, этот мутант с водянистыми гляделками споткнулся – но не более. И пока я долю секунды подвисал от удивления, звезданул мне в скулу с правой. Я даже удара не увидел. Так, мелькнуло что-то, после чего мою голову нехило тряхнуло.

Боли не было, лишь картина мира слегка размылась. Боль потом придет, когда адреналин отпустит. Но сейчас нужно было что-то делать, пока водоглазый парой-тройкой ударов не закрепил результат. Уже понятно, что бить его как обычного человека бесполезно – боли он не чувствует. Ладно. Придется удивлять необычного противника.

Я чисто рефлекторно заблокировал его второй удар. И уже понимая, что от третьего мне не уйти, со всей силы хлестанул по белым глазам обратной стороной кисти. Расслабленными пальцами отработал, словно плетью. Жуткий удар, если ударить правильно, вдоль, захватывая оба глаза и заодно сворачивая набок нос…

Впрочем, водоглазому это по барабану, нос у него специфический. А вот по глазам – проняло. Хоть мы и ударили практически одновременно, но по моей челюсти он немного промахнулся. Не проникающим треснул, а вскользь чирканул. Что, кстати, тоже ни разу не подарок. Это как по ручке сковородки пальцем слегка ударить. Вроде ерунда, а тяжелая чугунная сковорода всё равно провернется вокруг своей оси. Ибо принцип рычага никто не отменял.

При ударе в челюсть подбородок и выступает для всей головы такой вот ручкой сковородки. То есть даже от слабого удара мозг по-любому сотрясается. Вот и меня тряхануло.

Уже полуразмытая картина мира стала совсем мутной, будто я через грязный аквариум глядел. Впрочем, это не помешало мне собраться и хорошо так, от души двинуть согнутыми пальцами по горлу замершего на месте водоглазого. Он как раз глаза тёр, пытаясь восстановить зрение, вот между рук я ему и вдарил. И несмотря на то, что и сам я, поймав башкой два удара, видел неважно, – попал. Хорошо так, аж почувствовал прям, как его трахея вмялась внутрь шеи и вроде даже хрустнула. Плохо. Убивать своего противника я не хотел, лишь научить хорошим манерам. Но обратная сторона хорошо отработанных навыков в том, что ты порой вроде и хочешь ударить послабее, а получается как всегда…

Водоглазый как-то неестественно скрючился, захрипел, упал на колени, теперь уже держась за горло. То есть настал тот самый момент в драке, когда победителю рекомендуется валить со всех ног с места происшествия, если он, конечно, не хочет оказаться на скамье подсудимых. Но самое неприятное было в том, что бежать я не мог. К горлу подкатила тошнота, и я принялся усердно блевать, в душе при этом матерясь весьма заковыристо. Обидно же отдать такие деньги за завтрак для того, чтобы через десять минут разукрасить им серый и скучный московский асфальт.

А между тем сирены всё приближались… Конечно, не столь быстро, как могли, – улицы уже были заполнены автомобилями, люди спешили на работу, и даже с сиренами-мигалками пробиться сквозь пробки было непросто. Но если я еще немного промедлю, то на десерт вполне могу получить дополнительных звездюлей дубинками по горбу плюс стальные браслеты на запястья.

Внезапно меня схватили за отворот куртки и довольно сильно дернули.

– Хорош блевать! – скомандовал решительный женский голос. – Валить надо, пока он не очнулся!

Я от неожиданности аж икнул – и тут же вправду перестал освобождать желудок от съеденных вкусняшек. А может, они просто там закончились. Впрочем – не суть.

Я поднял голову и, с трудом сфокусировав зрение, рассмотрел, кто ж это столь нахально мешает мне разукрашивать асфальт. Ожидаемо ею оказалась та самая девчонка, которую я спас. Интересно, на кой я ей сдался? Ну заступился за тебя мужик, ну и беги подальше от этого места, радуясь, что не тебя, а его по портрету отоварили. Ибо не чувствующий боли супостат с жуткими водянистыми глазами вполне может очнуться и продолжить. Ну, теоретически. Либо правоохранители появятся и примутся привлекать, дознавать и возбуждать. И еще неизвестно, что проблемнее, в табло получить или привлечься. По мне, так в табло – намного приятнее.

Но девчонка явно была иного мнения. Оставив в покое воротник моей куртки, она уцепилась за ее рукав и с неженской силой потащила меня к парковке. Кстати, я не особо и сопротивлялся. Когда тебя увлеченно спасает от неприятностей симпатичная с виду девчонка, то как-то, наверно, глупо будет упираться. Да и зачем?

Думалось туго. Сотрясенным мозгам свойственно тупить. Поэтому, когда девчонка открыла дверь видавшего виды белого «Форда» и впихнула меня внутрь, я как-то даже и не спросил, на фиг я ей сдался. Впрочем, когда машина тронулась и свернула в проулок, подальше от забитого машинами проспекта, я всё узнал сам.

– Представляешь, этот чертов наркоман у меня нейрофон хотел отнять! Сволочь! Я из ресторана выхожу, а он подлетел и пальцем мне в ухо ткнул. Гаджет и вывалился. Он хвать его и бежать собрался. А я в этого урода вцепилась как бульдожка. Чувствую, сейчас бить будет! Но мне все равно, пусть бьет, но нейрофон не отдам!..

Она тараторила что твой пулемет, а я чувствовал, как внутри моего черепа нарастает боль. По ходу, не столько от удара водоглазого наркоши, сколько от болтовни моего водителя…

– У тебя сотрясение, сто процентов. И рассечение под глазом. Я медсестрой работаю в частной клинике, так что можешь мне верить, я знаю. Сейчас заедем ко мне, я обработаю рану и пару уколов тебе сделаю, чтоб голова не болела и не тошнило. И да, меня Анжеликой зовут. Маме нравились фильмы про Анжежику, а папа не возражал, вот и назвали. Мама хотела, чтобы дочка была такой же умной и красивой, как та актриса, не помню как ее зовут, но ты видел те фильмы, наверно. Только сразу предупреждаю – руки не распускать. Никакого секса, понял? Еще не хватало, чтобы я трахалась с первым встречным, пусть он даже мне дорогой гаджет подарил и от хулигана спас. Я не из таких, ясно тебе?

– Ясно, – сказал я.

Блин, да за что ж мне такое, а? Почему некоторым девушкам просто необходимо, чтоб у них под носом вибрировал воздух? Как же они спят без этой вибрации? Хотя некоторые из них и во сне разговаривают…

Впрочем, пытка словами продолжалась недолго. Медсестра по имени Анжелика жила неподалеку, на первом этаже типовой девятиэтажки. В маленькой «однушке» был сделан косметический ремонт, поставлен огромный шкаф во всю стену с зеркальными раздвижными дверями и такая же огромная кровать. Напротив кровати на стене большой плоский телевизор висит. Вот и весь интерьер. Даже стула нет. По ходу, вся жизнь медсестры происходила на кровати, заваленной какими-то сумочками, пультами, наушниками и прочей дребеденью.

– Я щас, – сказала Анжелика, швыряя пальто на кровать, а связку ключей на подоконник. И убежала на кухню, откуда немедленно раздался грохот, звон чего-то и возглас «вот, блин, сволочь такая!». И дополнительный поток слов, в деталях описывающий грёбаный стакан, который, зараза, подвернулся под руку.

Мне же надо было лечь. Голова кружилась, тошнота подкатывала к горлу. На этот случай имелась у меня аптечка, привезенная из Зоны отчуждения. Синяя такая, хоть и небольшая, но сто́ящая как чугунный мост. Потому как были в ней препараты, которые на Большой земле в аптеках не найдешь. По ходу, экспериментальные. Ну правильно, на ком еще тестировать новейшие лекарства на предмет последствий их применения? Такие, от которых процентов на восемьдесят загнуться можно. Правильно, на обреченных. Военных, служащих в Зоне, и нас – тех, на кого вояки охотятся. Служивым такие аптечки выдавали – да и то не всем. Нашему же брату барыги продавали их за бешеные деньги. А куда денешься? Жить захочешь – купишь. Потому как препараты из этих аптечек реально работали.

Например, сейчас в ней помимо всего прочего лежала таблетка, которую наш брат сталкер так и называл: «от сотряса башни». Здоровенная такая, с двухрублевую монету. И, как и большинства экспериментальных препаратов, без названия. Просто запаянный пакетик с красноречивым знаком: контур головы с пылающим мозгом внутри, перечеркнутый красным крестом. Знающие люди говорили, что в этой таблетке содержится какое-то сложное сочетание мощных ноотропов с вазотропами плюс обезболивающее. Ну и какие-то лютые побочки обещали после его приема. Куда ж без них, если препарат экспериментальный. Что же, проверим.

Разжевал я, значит, ту таблетку, проглотил, после чего, не церемонясь, расчистил место на кровати, снял берцы, куртку и улегся прям поверх небрежно наброшенного покрывала. Понимаю, что невежливо, но если дева притащила к себе мужика, получившего по морде вместо нее, то он точно не виноват, что у той девы нет в спальне даже табуретки.

Похоже, я ненадолго вырубился. Потому что врубился вновь лишь от громкой команды, прозвучавшей прямо над ухом:

– Давай руку!

Я открыл глаза.

Надо мной стояла Анжелика в коротком белом халатике с эмблемой какого-то медцентра, под которым топорщились небольшие, но аппетитные выпуклости. В руках у медсестры был поднос, на котором лежал пятикубовый шприц, наполненный желтоватой жидкостью, пластыри, спиртовые салфетки и еще что-то, наверняка способствующее возврату побитого рыцаря в строй.

Глаза у медсестры были масленые и отсутствующие. Остаканилась, что ли, она, пока я пребывал то ли во сне, то ли в отключке?

– Твой нейрофон просто прелесть, – сказала Анжелика, ставя поднос на край кровати. – Представляешь, сейчас я амазонка в секси-доспехах! Я даже их вес ощущаю. И кинжал на поясе. Могу его достать, потрогать. Только не знаю, можно ли им порезаться. Я ж понимаю, что всё это ненастоящее. Но в то же время оно такое реальное!

От боли в голове и тошноты остались лишь слабые отголоски – похоже, чудо-таблетка подействовала! Поэтому болтовня девушки меня даже слегка заинтересовала.

– А я кто? Ну, в смысле, кем ты меня видишь?

Она медленно перевела на меня взгляд.

– Ты конюх, – сказала она. – Сексуальный такой конюх. Статус «раб», уровень ноль, звание странное – «неохваченный». Но это ничего, я толерантна к мужчинам, которые готовы меня защищать. Поэтому давай руку, укол тебе сделаю внутривенный чтобы голова не болела и не тошнило.

«Офигеть… – пронеслось у меня в голове. – Конюх, да еще и раб. Дать бы в глаз тому, кто такую игру разрабатывал».

Но все эти мысли были постольку-поскольку, как бы на периферии сознания.

Ибо занято оно было сейчас совсем другим…

– Не надо мне укола, – сказал я, словно загипнотизированный глядя на ноги Анжелики, чуть прикрытые подолом не особо длинного халата. Блин, что со мной? Девчонка, конечно, симпатичная, но не настолько, чтоб я на ее колени смотрел, как голодный удав на кролика. Неудобно даже…

А еще неудобно мне было в штанах, где по моим ощущениям творилось что-то чудовищное, готовое их прорвать и вылезти наружу, словно голодный монстр, жаждущий нежной женской плоти. Блин, неужто это и есть та самая побочка, о которой не хотели говорить бывалые ветераны Зоны? И правда, на зараженных землях при отсутствии женского пола очень неудобный эффект…

Но тут женский пол присутствовал! В коротком халате!! И даже не страшный с виду!!!

Похоже, Анжелика даже одурманенная своим нейрофоном, почувствовала мои животные флюиды. На несколько мгновений ее отсутствующий взгляд приобрел осмысленность. Этим осмысленным взглядом она скользнула по моим горящим глазам, потом перевела его на мою топорщащуюся ширинку. Туда она смотрела дольше, видимо, осознавая происходящее. После чего решительно мотнула головой и сказала, явно борясь то ли с собой, то ли с дурманом нейрофона:

– Нет. Сначала укол.

– Нет, – в тон ей ответил я. – Укол потом.

И бросился на нее, словно мутант, дорвавшийся до свежей человечины.

Блин, эти яйцеголовые сволочи-изобретатели хоть бы писали на своих пакетиках о том, что ждет несчастных девушек, случайно оказавшихся на пути мужика, принявшего их адское снадобье. Анжелика сначала стонала, потом визжала – надеюсь, от счастья. Потом снова стонала, но уже гораздо слабее, чем в начале. А потом я, энергично двинув тазом, сломал кровать. Громадный траходром, не рассчитанный на такие нагрузки, жалобно скрипнул, в нем что-то треснуло, и матрац провис книзу, словно гамак.

Впрочем, это ни на что не повлияло. Я продолжал вбивать Анжелику в пружины, попискивающие под обивкой – и при этом моя человеческая составляющая, от которой осталось совсем немного, экстремально офигевала от происходящего. Я и не знал, что способен на такое, как в популярной цыганской песне – раз, еще раз, и еще много-много раз, в режиме то ли швейной машинки, то ли парового молота. Мама дорогая, главное, чтоб девчонка выжила, а то у нее уже и глаза закатились. То ли от счастья, то ли сознание потеряла, то ли…

Внезапно она выгнулась, едва не встав на мостик, причем сделала она это без рук. Меня сбросило с нее, словно пушинку, при этом мое орудие взаимной пытки выстрелило мощной очередью. Похоже, со страху.

Потому, что лицо Анжелики изменилось.

Его перекосила жуткая судорога, приподнявшая верхнюю губу и обнажившая зубы. Но это было не самое страшное. Глаза девушки были пустыми и водянистыми, как у того урода-наркомана, которого я вырубил возле ее машины.

– Тебе нужен укол, – пробормотала девушка, проворно спрыгивая с кровати. Во время наших эротических упражнений принесенный Анжеликой поднос грохнулся на пол, но шприц она нашла быстро. Подхватила его с пола и ринулась на меня, замахнувшись, словно для удара ножом.

В подобных случаях у меня мозг отключается напрочь, остаются одни рефлексы. Которые я бы, может, и хотел проконтролировать, но не получится. Наработаны они до автомата на зараженных землях.

Вот на этих рефлексах я и ударил. Ногой. В грудь Анжелики, летящей на меня в прыжке со своим шприцем.

Нехороший это удар, да еще на встречном движении. Я прям почувствовал, как там, в груди девушки, хрустнуло. И увидел, как она, отброшенная ударом, попыталась вскочить с пола, чтобы вновь броситься на меня…

Но у нее ничего не вышло.

Тело Анжелики неестественно выгнулось, словно она пыталась вздохнуть, но у нее ничего не получалось. Выронив шприц, она схватилась за горло и упала на пол, корчась в судорогах.

Через минуту всё было кончено. Девушка дернулась в последний раз – и замерла, скрючившись на полу. Блин, жаль. Не хотел я ее убивать. Но при хорошо поставленном встречном ударе ногой в точку чуть выше солнечного сплетения результат предсказуем. Ломается грудина, отломки смещаются, и мечевидный отросток просто разрывает сердце… Хотя какой у меня был выбор в этой ситуации? Анжелика явно хотела убить меня, и, похоже, в ее шприце были точно не витамины.

Итак, я в чужой квартире, голый, с лежащим на полу в двух метрах от меня свежепреставившимся трупом. Что делать?

Ну явно не бегать кругами, схватившись за голову.

Я сходил в ванну, помылся, вытерся махровым полотенцем, которое потом аккуратно развесил на полотенцесушителе. Типа, не было никого тут, и никто спешно не заметал следы необходимой самообороны.

Вернувшись в комнату, я оделся, застелил постель и даже подставил на место сломанные ножки кровати. Кто сядет на нее, скорее всего, грохнется, но связать этот факт с трупом уже не получится. Может, так и было, может, это следователь грузный попался, вот и сломал койку.

Проделав все эти манипуляции, я сходил на кухню. Ну да, понятно всё. На столе стояла наполненная желтоватой жидкостью бутыль с красноречивой надписью «Крысиный яд. Осторожно!». Анжелика даже ни разу и не наврала. Думаю, если ввести пять кубов этой панацеи внутривенно, то потом никогда больше ни тошнить не будет, ни голова не заболит. Ибо мертвые не болеют.

Взяв из стопки чистых полотенец одно, я обмотал им бутыль, чтоб отпечатков не оставить, после чего спрятал ее под раковину. Не пользовался тут никто ядом, купили и забыли. Потом сходил в ванную, протер тем же полотенцем краны и, вернувшись в комнату, также тщательно прошелся по всем поверхностям, которых мог касаться. Следы нашей с Анжеликой неожиданной любви тоже подчистил как мог. Полотенце, которым уничтожал улики, выброшу в мусорный контейнер через два-три квартала отсюда. В общем, нормально. Живого себя обезопасил, теперь можно и трупом заняться.

Подойдя к мертвой девушке, я присел на корточки, осторожно повернул ее голову и нажал на нейрофон. Не нужно нам лишних привязок к тому, кто ей его подарил, ибо подозреваю, что шибко умное средство связи вполне может рассказать обо мне кому не надо.

Однако ничего не получилось. Блямба как сидела довольно плотно в ухе, так и осталась сидеть. Интересно. Я нажал сильнее. Эффект тот же. Так-так…

Я достал из кармана складной нож-«шестерку», раскрыл и кончиком клинка осторожно подцепил гаджет. Хмм, дело пошло, но довольно туго. Блямба немного поддалась, но что-то довольно прочно удерживало ее в ушной раковине. Я нажал на рукоятку сильнее.

Ощущение было, словно я отрываю от плоти накрепко присосавшееся насекомое. Но – отрываю. От гаджета в череп девушки уходили длинные тончайшие черные нити, которые, несмотря на значительное усилие с моей стороны, не рвались. В какой-то момент мне показалось, что они сопротивляются – шевелятся, извиваются, не желая отпускать законную добычу. Хотя я был практически уверен, что мне это показалось. Просто обстановка навевала – сижу я, значит, и тащу из уха трупа свой подарок. Чего хочешь покажется.

Впрочем, я человек не впечатлительный, удивить меня чем-то трудно. А уж блямбой с ножками как у медузы – тем более. В общем, через несколько минут почти ювелирной возни у меня в руке оказался этот гаджет. Кусочек пластика с тонким пучком волосни длиной чуть больше дециметра, слегка слипшимся от крови. Неприятная вещица. Как представлю, что я ее себе в ухо вставлял, так мороз по коже. Интересно, почему он не покинул голову Анжелики самостоятельно, когда я на него нажал? Может, потому, что девушка мертва и эта штуковина дохнет вместе с владельцем?