Читать книгу «Рожден быть опасным» онлайн полностью📖 — Дмитрия Самохина — MyBook.
image

Глава вторая

Жизнь – явление эпизодическое и не дает солдату никаких опорных временных вех, на которые можно было бы рассчитывать, планируя ее.

Джо Холдеман. 11 тезисов военнослужащего Холдемана

Мое логово располагалось в старых заброшенных доках. Когда-то эти доки в левобережном порту принадлежали крупной торгово-промышленной корпорации, которая два года назад обанкротилась. Все ее имущество было пущено с молотка, в том числе и доки. Но те, кто купили доки, не смогли их поднять и разработали лишь их часть, которая нормально функционировала. Другая половина, в которой я устроил свое лежбище, пребывала в запустении, как рай, когда это пригожее место покинули последние обитатели, Адам и Ева.

Вы спросите, откуда я все это узнал. Все очень просто, до смехотворности. Логово свое я оборудовал в бывшей комнате охраны, где еще сохранилась кое-какая электроника, которую не успели растащить местные бичи. К этой электронике при помощи своего ноутбука, украденного из магазина, я подключился, и мне удалось кое-что скачать. Правда, большую часть информации я вызнал из газетных вырезок, расклеенных по стенам.

Эти вырезки были моим главным чтивом в долгие нудные вечера. Вырезки, книга какого-то писателя, чью фамилию я не запомнил, под названием «КОМА» (ее я скачал из сети), да две сетевые игры историко-реалистичной направленности. Я в роли экранного рыцаря сражался с моими сетевыми противниками, и даже в электронной реальности мне всегда удавалось побеждать. В сети я был всесилен на всех игровых серверах. Обо мне слагались легенды. Легенды о ДУСТЕ. И как бы я в дальнейшем не менял свой ник, после получаса игры, когда мне удавалось уничтожить большую часть противников, во мне вычисляли ДУСТА. Именно благодаря ДУСТУ меня нашла Служба Безопасности Земли. ДУСТ засветил мое логово, которое надежно скрывало меня полторы недели. Теперь мне придется съезжать.

Покидать свое тринадцатое убежище.

Вернувшись в логово, я окинул взглядом комнату, которая служила мне тринадцать дней домом, и с сожалением стал собирать вещи. Вещей у меня было немного. Все, что мне было нужно для жизни, я брал в магазинах бесплатно. А нуждался я лишь в малом – пище, одежде и оружии.

С оружием у меня было плохо. Я это сразу определил, осмотрев «Шмель» и «Игл». Для «Шмеля» осталась лишь одна обойма. С «Иглом» было полегче – две. Но этого было мало для дальнейшей жизни. Стало быть, первое, что нужно сделать после того, как я покину доки, это раздобыть оружие.

Собрав легкий рюкзак, я накинул его на плечи и задумался о том, куда мне идти дальше. Нужно покидать город. Но как? Через аэропорт – дорога закрыта. Слишком много будет жертв, да и агентов сейчас там пасется толпа немереная и нестреляная. Вокзалы также исключаются. В поезде меня быстро вычислят, да и поезд движется настолько медленно, что прикончить меня в нем будет легче легкого. Самолет и поезд не подходили еще по одной причине. Их можно было уничтожить на расстоянии. Самолет – сбить ракетой, выпущенной с земли или с истребителя. Поезд – пустить под откос. Служба Безопасности Земли не будет мучаться по поводу морали и размышлять о нравственности. Ее не интересует, этично ли погубить сотню-другую мирных граждан. Если вместе с этой сотней погибну также и я, то СБЗ это вполне устроит, а все следы заметут. Трагедию спишут на халатность машинистов или на несчастный случай, как это уже часто бывало. Я слишком опасен для социума.

Я ОПАСЕН ДЛЯ СОЦИУМА!

Я рожден быть опасным!

Ха!

Стало быть, нужно уходить на легком транспорте через полицейские кордоны на окраине города. В первом же ближайшем захолустье сменить машину и продолжить путь. Уничтожать меня на трассе не будут. Слишком тяжко следы заметать. С воздуха огнем не накрыть. Чересчур много окажется жертв, которые невозможно будет на кого-то списать. Да и уж очень велика вероятность утечки информации. Конечно, столкнуть мою тачку под какой-нибудь встречный грузовик – раз плюнуть, но мое чутье мне подсказывало, что они не успеют это сделать. Они не успеют среагировать на мой прорыв из города. А мое чутье меня ни разу не подводило. Оно просто не могло ошибиться.

Кстати, у меня еще не было тачки.

Рой пуль – по тарахтению автоматов я вычислил, что стреляют из «Шмеля», – разнес окно. Меня должно было посечь стеклом, однако я ловко уворачивался от каждого осколка, отмечая про себя в который раз свою особенность, которой не было у моих преследователей. Я всегда оставался цел в схватке с агентами, что нельзя было сказать о них. Но я не только оставался жив, но и умудрялся выкрутиться без единой царапины.

Вскинув «Игл», я прокрался к двери и выглянул на улицу. Среди штабелей сгнивших досок и забытых коробов с давно испорченным грузом я обнаружил пятерых безымянных и безликих для меня агентов, словно все они были склонированы с одного человека. Один из агентов подкрался ко мне слишком близко. Он поливал свинцом комнату, в которой скрывался я. Он делал из моего бывшего логова сито для мытья золота.

Обойма закончилась. Агент выщелкнул ее из автомата. Потянулся за полной к поясу, но не успел ее отцепить от ремня. Я выпал из-за двери. Когда я опрокинулся на спину, мой «Игл» три раза дернулся в руках. Агент с разнесенной в мелкое крошево головой упокоился на бетонном полу дока.

Я был опасен для социума.

Я рожден быть опасным.

Того, что я узнал из подслушанного разговора в больнице, разговора, который беззаботно вели два врача в экранированной комнате, хватило мне, чтобы догадаться, куда исчезают мои товарищи по больничной палате, какой такой амнезией мы все страдаем и что ждет меня впереди. Этой информации хватило, чтобы перевернуть весь мой мир. И я решился на побег.

Я – идеальный солдат, созданный в генетической лаборатории компании «Либретик», которая вот уже три года выполняет контракт Правительства Земли. Я генетический мутант. Выродок. Но таким меня создали. Меня и двенадцать моих соседей по палате.

Мы были обычными людьми, которых ни о чем не спросили, когда их выбрали для программы «Идеал». Мы были людьми, которым стерли всю память и загрузили пустышку. Мы были людьми, чьи генетические спирали подверглись корректировке.

Я мало что понял из беседы врачей. Что не понял, я пополнил из своего личного дела, которое выкрал из канцелярии, попутно взломав дверь и устроив погром.

На генетическом уровне нам – тринадцати подопытным «крысам» – изменили лишь одно. Нам возвели в максимум инстинкт самосохранения, что позволяло сделать из нас идеальных солдат. Вы только представьте себе. Для усмирения города, попытавшегося объявить о своей самостоятельности, засылают десятерых Идеалов, которые должны уничтожить тысячный контингент повстанцев. Десять солдат, чей инстинкт не позволяет им погибнуть, сотрут город в порошок вместе с жителями. Их инстинкт делает из них суперлюдей, которые будут способны увернуться от пули и покинуть район бомбардировки за секунду до поражения.

Я последний Идеал.

Правительство отменило заказ, переварив результаты работ лаборатории «Либретик».

Правительство Земли испугалось.

Я оказался опасен не только врагу, но и всему социуму. Тогда Правительство приказало свернуть весь проект, а опытные образцы уничтожить.

Я – последний.

Я – утечка информации.

Мне удалось скрыться.

Восемь месяцев ежедневно меня пытаются убить.

Я огрызаюсь.

В комнату через разбитое окно влетела граната. Я услышал ее полет и спрыгнул с железной лестницы, которая вела в мое логово.

Гром взрыва и волна пламени. Меня осыпает осколками, но нет времени на сетования.

Я открываю стрельбу с двух рук. В правой дергается «Шмель», уничтожая врага. В левой щелкает «Игл». Патроны в «Игле» кончились, и я, отомкнув обойму, укрываюсь за ржавым погрузочным краном. Перезарядив пистолет, я выглядываю и обнаруживаю, что агентов в полку прибыло. Чуть ли не два взвода стянули в доки. Они были повсюду. За каждым ящиком. За каждой дощечкой. Лежали. Сидели. Стояли. Служба Безопасности Земли решила разобраться сегодня со мной и навеки закрыть эту тему.

Огонь, который одновременно открыли по мне все агенты, словно бы заранее договорившись ровно в девять вечера устроить мне свинцовую смерть, не сумел заглушить легкий свист, который заполнил пространство.

И тут меня осенило.

Я разгадал весь дьявольски хитрый и подлый план СБЗ и заскрипел зубами от навалившейся головной боли. Я сознавал, что опоздал, и мой инстинкт самосохранения устроил мне адскую муку. Я ринулся сквозь свинцовый шквал к выходу, понимая, что опаздываю и уже ничего не могу сделать.

Служба Безопасности Земли ради моего уничтожения решила пожертвовать полестней своих людей, забросав всю территорию старого левобережного порта с воздуха бомбами, начиненными напалмом. Так надежнее.

Я понимал, что мне не уйти, но рвал мускулы, стараясь спастись.

Я был уже у последней черты. Мне оставалось два шага до спасения, когда бомбы соприкоснулись с целью, и доки с сумасшедшим грохотом вознеслись к небу столбом рыжего пламени.

Глава третья

Мир все больше напоминает сумасшедший дом, которым заправляют умалишенные.

Д. Ллойд Джордж

Старые доки горели, как декорации к покинутому недоснятому фильму.

Я уцелел.

Я спасся.

Раны болели, грозя свести меня с ума, но я бежал. Я не мог позволить себе остановиться. Я не был уверен, что все агенты СБЗ погибли под бомбардировкой доков. Может, кто-то остался сторожить меня снаружи для подстраховки. И тут я, уцелевший под огнем напалмовых бомб, выбегаю прямо к ним в руки. Но такое никогда не случится. Я слишком осторожен для этого. Умею чувствовать опасность.

В двух кварталах от доков на платной стоянке на ситуацию «Экстра» мною было оставлено залитое топливом под завязку авто. Этим авто я думал воспользоваться только в определенных случаях, когда другого выхода не намечалось. Стало быть, время приспело.

Озираясь по сторонам, шагая по темным переулкам, я добрался до высотного дома, на первых этажах которого располагался паркинг. Осмотрев себя, я вынужден был признать, что появление в таком виде перед секьюрити стоянки было невозможно. Из порванного кармана плаща я извлек «Игл» и проверил содержимое обоймы. Два патрона – это все, чем я располагал на сегодняшний момент. Но если Бог будет ко мне благосклонен, то и убивать сегодня никого не придется. Убивать для меня сейчас – это значит распылить вокруг напоминание о себе, оставить следы.

Мысль поразила меня. Ведь СБЗ теперь будет считать меня мертвым. Из-под такой бомбардировки еще никто не выходил живой. Никто, кроме меня. Однако об этом Службе Безопасности ничего не известно. Стало быть, травмировать тамошних высоких начальников новыми трупами противопоказано. Хотя, с другой стороны, руководство СБЗ пожертвовало двумя или тремя взводами своих агентов, и им невыгодно признавать, что эта жертва была бессмысленной. Скорее, если все-таки мысль о моем здравии просочится в их закостенелые умы, они наймут вольных охотников, придумают красивую легенду для смертников и пустят всех их по моему пути.

Я криво усмехнулся и презрительно сплюнул. Плевок растворился в асфальте.

Для того чтобы добраться до моего микроавтобуса «Ниссан-Кренберрис», нужно было обмануть и отвлечь охрану. Это была задачка. В таком виде, как у меня сейчас, можно разве что сниматься в фильме ужасов или служить наглядным пособием для учебных программ копов. Но в голове уже болталась полезная мыслишка. И она могла сработать, если ребятки, нацепившие форму секьюрити, салажата сопливые. Впрочем, именно такие и стояли на посту, когда я оставлял тачку.

Выстрелить в себя для меня, человека с искусственно усиленным инстинктом самосохранения, так же трудно, как отречься от церкви христианину и познать истинное учение Христа. То есть практически невозможно. Но ведь находились люди, – их, правда, было немного, – которые добивались от церкви анафемы и признавали ее идолом, а сами верили в дом Господа – Землю, стало быть, и я смогу.

Кстати, а откуда у меня такие познания в богословии? До сего момента у меня эта информация не просыпалась. Надо будет обдумать на досуге. Если меня сейчас не заметут.

Я задышал, точно загнанный паровоз или отработавший пятнадцать раундов боксер, и накрыл ладонью дуло пистолета, откинувшись на холодную стену здания. Заставить себя выстрелить – это значит переступить через психологическое табу. Я боролся с собой. Пожалуй, это было сложнее, чем отправить на тот свет дюжину агентов СБЗ.

На улицу, где я в темном углу сражался со своими проблемами, вывернул наземный колесный автомобиль. Этот городок; вошедший в историю тем, что здесь прикончили Идеала (меня, значит), почему-то не любил флаеры и иные воздушные автомобили, предпочитая им колесный транспорт. Здесь верхом совершенства считался металлический гроб на колесах представительского класса фирмы «Дженерал Моторс» – длинная колбаса, словно вагон поезда, приплюснутая сверху.

Дождавшись, пока авто скроется из виду, я решил повторить процедуру самокалечения. Час-то поздний – район полуночи – но, несмотря на это, я слабо верил, что у меня есть время на долгие раздумья.

Самое сложное – нажать на курок. Палец отказывался слушаться. Глаза стали дергаться. Мне впервые за всю жизнь стало страшно. Панический ужас лавиной накрыл меня с головой. Пот выступил повсеместно и горошинами стал скатываться на одежду. Я потянулся пальцем и дернул курок. Грохнул выстрел, и пуля пробила руку навылет, впиваясь в стену и размазывая по бетону кровавую кляксу.

Выронив пистолет, – оружием разживусь позже, я заковылял к вращающимся стеклянным дверям, ведущим в приемный холл паркинга-люкс. Измазанной в крови рукой, я цеплялся за стены, оставляя кровавые ляпы. Вид мой был ужасен. Потный, весь в крови, дрожащее лицо, выпученные глаза. Именно таким меня увидели охранники.

Их было двое, и оба подходили под мою классификацию сопляков. Вырубить их – дело двух секунд. Жаль, что мне нельзя оставлять следы в виде трупов.

Они слышали выстрел, поэтому были готовы к встрече. Мне в лицо нацелились два дула, из которых дохнула смерть. Я с трудом удержал себя от того, чтобы поднырнуть под опасность и уничтожить ее. Вместо этого я распластался по мраморному полу, изображая потерянное сознание. А вдруг его можно отыскать на полу?

– Мистер!! Мистер!! – зазвучали надо мной тревожные голоса. – Мистер!! Мужик!! Ты как, жив?!

Кто-то дотронулся до моего простреленного плеча, сделав мне больно. Я подавил в себе желание развернуться и сломать охраннику руку.

Я застонал. Получалось у меня натурально.

– Мужик, да ты как? Чего ты?

Похоже, туполобая охрана малость растерялась.

– Я… – издало слабый дрожащий звук мое обожженное в доках горло. – Меня… там… убить пытались… мужики… он еще там… моя жена… помогите…

Кажется, ребятки купились.

– Васек, ты побудь с ним, – неуверенно попросил один из них.

– Да нет, мужики, я сам перекантуюсь. Со мной все в порядке. Не беспокойтесь. Бабу мою спасите. И… будьте осторожны… там двое… у них пистолет.

Охранники оставили меня лежать на белом мраморе. Подо мной мрамор стал красным.

Лишь только их черные фигуры скрылись за колоннами, поддерживающими расписной свод потолка, я вскочил с пола. Видели бы меня секьюрити-молокососы. Вот была бы умора. В два прыжка я достиг лифтового комплекса и долбанул по клавише вызова кабины, попутно приказывая организму остановить потерю крови. Организм послушался, и тут же раскрылись двери, приглашая меня войти. Похоже, мне опять повезло, кабина оказалась поблизости. Ворвавшись внутрь, я нажал на клавишу «минус» восьмого этажа. Дверцы плавно закрылись, и подле меня возникла голограмма. Женщина, облаченная в гостиничную форму, мило улыбнулась и произнесла:

– Услуга, которую вы запросили, платная. Один этаж – один кредит. Если вы согласны с условиями пользования лифтом, погрузите в щель картоприемника свою кредитную карточку. С вашего счета будет списана ровно та сумма, на какую вы намерены спуститься. Если вы передумали пользоваться нашими услугами, то нажмите клавишу «отмена».

Голограмма мигнула и исчезла.

А вот и облом. Ну, не могло же мне везти постоянно. Ни одной кредитной карточки в карманах.

Свое спасение из-под напалмовой волны я тоже не отношу к числу везения.

Надо было срочно что-то придумать, пока не вернулись охранники и не задумались над исчезновением раненого мужика, который так ловко плел им сказочки о нападении на его жену.

Пожалев об оставленном на улице пистолете, я ударил по клавише «отмена» и выскользнул из кабины. Возле лифтов обязательно должна была находиться лестница. Меня не грела перспектива спуска на своих двоих на восьмой этаж, но и другого выхода я не видел.

Добраться до «Ниссана» я должен был во что бы то ни стало, и вовсе не из-за того, что я не мог передвигаться по городу на своих двоих. Нет. Но мой «Ниссан» был не просто автомобилем. Он был мини-кораблем, в который был встроен портативный компьютер с возможностью подключения к любому терминалу. Я держал в нем несколько резервных кредитных карт, два пистолета, смену одежды.

Перелетая через ступеньки, я отмотал все восемь этажей и был уже на последнем пролете, когда взвыла сирена тревоги. Охрана знала, где я нахожусь. Камеры, висящие под потолком, давали прекрасную картину моего передвижения. Но вот послать кого-нибудь на этаж, куда я стремился, они вряд ли сумеют. А мне главное – достичь авто, а уж оттуда меня никому не удастся выковырять.

Слабы доходяги.

Я ворвался на восьмую платформу паркинга, как «Боинг» в здание Всемирного Торгового Центра в Нью-Йорке. Двести лет назад это событие потрясло мир. Исламские террористы уничтожили два небоскреба в самый разгар рабочего дня вместе с людьми. Как странно, что до сих пор основной угрозой, – если не считать меня, мировому порядку, сложившемуся после объединения всей Земли под единое управление, являются исламисты. Вовсе не коммунисты, фашисты или Чужие, как казалось многим. А исламисты. Недаром именно эту религию объявили на планете Земля вне закона, позволив всем ее приверженцам переселиться на одну из колонизированных планет класса «земля», где они и строят Царство Аллаха. Но от единого течения ислама откололся мощный кусок, оставшийся на Земле и ушедший в подполье. Приверженцы радикального течения «первоземелья» поставили себе целью вернуть Землю для Аллаха и очистить ее от неверных.

Вы не удивляйтесь, что я развел пургу об исламистах. Это неспроста. Единственный, кто мог мне помочь с документами, – ведь я начал новую жизнь, был Мухаммед Абу Иль Али, исламский подпольщик, в официальных документах числящийся как сторонник армяно-григорианской церкви.

Моя дорога лежала к нему.