– Примерно в половину шестого. Я заехала за ней, стала звонить… Ингрид не отвечала. Тогда я вошла… Ох! – девушка снова устремила взгляд в небесную высь.

– Дверь была открыта? – спросил Рюмин.

– Нет, я открыла ее сама.

– У вас есть ключ? Вы были подругами?

– Подругами?! – Этель усмехнулась. – Ну, если это можно так назвать…

– Подождите, – в голове у Рюмина что-то не укладывалось. – Если вы не были близкими подругами, откуда у вас взялся ключ?

За разговором они незаметно подошли к столику. Капитан почувствовал, как кто-то нежно коснулся его бедра. Рюмин посмотрел на стилиста. Ответом была шаловливая улыбка.

– Мне не до смеха, – строго сказал опер. – Смотри, посажу тебя за попытку изнасилования. Должностного лица и при исполнении!

– Обожаю наручники! – завизжал Владик.

Он помог девушке надеть платье и, уперевшись коленом в ее поясницу, туго стянул тесемки.

– И что он в тебе нашел? – ревниво сказал стилист.

– Полегче, ты… – осадил его Рюмин и запнулся.

Что можно было добавить? «Девочки, не ссорьтесь!»?

– Так откуда у вас взялся ключ? – повторил он.

– Он мне его дал! – ответила модель, показывая куда-то за полотнище, в сторону накрытых столов.

– Кто?

Камерный оркестр, основательно перетряхнув творчество Вивальди, принялся за Моцарта. Едва заслышав первые такты «Маленькой ночной серенады», Этель подобрала кринолины и вспорхнула на подиум. Вопрос капитана повис в воздухе подобно облаку пудры.

– Я знаю, кто, – внезапно сказал Владик.

– Кто?

– Скажу, если дашь мне потрогать свою щетинку! – улыбнулся стилист.

– Ребята, – покачиваясь с пятки на носок, сказал опер, – вы тут все немного не в себе, да? Я расследую убийство. Убили вашу подругу…

– Здесь нет подруг и нет друзей, – перебил его стилист. На этот раз голос его звучал абсолютно серьезно. – Здесь ни у кого нет подруг и друзей.

– Кто же тогда есть? – поинтересовался Рюмин.

– Есть сладкие и есть гадкие. Ты можешь сегодня быть сладким, а завтра – гадким. И наоборот. Ингрид была гадкой.

– Почему?

– Она ходила без номера.

– То есть? – не понял Рюмин.

– На нее не делали ставки, – пояснил Владик. – Ей не надо было после показа ехать с противными стариками. Другим девочкам это не нравилось.

– Значит, она находилась на особом положении?

Стилист с жалостью посмотрел на Рюмина. Так смотрят на безнадежно больных. Или – непроходимых тупиц.

– Она была Мишиной любовницей, сладкий.

– Спасибо, что не гадкий, – пробормотал Рюмин.

Этель, совершив тур по подиуму, вернулась за кулисы. Она подошла к капитану, повернулась спиной и резко бросила:

– Помогите!

– Мы остановились на том, что ключ вам дал… – напомнил Рюмин, развязывая тесемки.

– Миша. Михаил Рудаков, наш хозяин, – со злостью сказала девушка.

– Любовник убитой Лапиной? – уточнил капитан.

– Что, уже сообщили по телевизору? – Этель скинула платье, ловко поддела его на плечики и повесила на вешалку.

Девушка снова осталась обнаженной, и Рюмин отвел глаза. В этой бессовестной и нарочитой наготе была какая-то отталкивающая чрезмерность. Ей не хватало волнения и загадки. Полуплатья выглядели лучше, чем полное их отсутствие.

– У меня есть свои источники, – сказал Рюмин.

– Понятно, – кивнула Этель. – Только эта информация уже устарела. Ингрид ушла от него и собиралась вскоре совсем слинять из агентства.

– Они поссорились? Из-за чего?

– Сколько можно встречаться с женатым мужчиной? – скривилась Этель. – Когда-то надо поставить точку.

Откровенно говоря, Рюмин вообще не видел смысла в том, чтобы встречаться с женатым мужчиной, но говорить об этом не стал – едва ли Этель нуждалась в его консультациях по вопросам семьи и брака.

– У Ингрид заканчивался контракт, – сказала девушка. – Продлевать его она не хотела. А Миша не хотел ее отпускать, вот и бесился. Последнюю неделю они даже не разговаривали.

– Поэтому Рудаков, вместо того, чтобы заехать самому, попросил об этом вас? Я правильно понял?

– Да, – Этель сняла с вешалки другое платье, с павлиньими перьями.

– И настоял на том, чтобы вы взяли ключ?

– Ну конечно. Он сказал, что Ингрид может не захотеть поехать на показ и вообще не открыть дверь.

– Он так был в этом уверен? – спросил капитан. – Что она не откроет дверь?

Этель замерла. Платье выскользнуло из рук, и, если бы Рюмин вовремя его не подхватил, непременно упало бы на пол.

Густой слой тонального крема и пудры не мог скрыть внезапную бледность, залившую лицо модели.

– Я этого не говорила, – помертвевшими губами пробормотала девушка. – Он просто дал мне ключ… На всякий случай…

Рюмин взял ее за локоть.

– Что вы сделали, обнаружив труп?

– Я… закричала… – прошептала Этель.

– А потом? – не отступал капитан. – Позвонили в милицию?

– Нет. Ему. Михаилу. Он сказал, что все уладит…

– Вот как? Хотел бы я знать, что он имел в виду, – Рюмин отдал девушке платье. – Спасибо, Этель. Если мне еще что-нибудь потребуется, я позвоню. Не возражаете? – он повернулся, собираясь уходить.

Внезапно за кулисами стало тихо. Суета прекратилась, и даже бодрое верещание Владика смолкло. На фоне полотнища возникла огромная тень; затем она исчезла, и в сопровождении четырех охранников появился высокий плотный мужчина, одетый в белую рубашку и алый бархатный жилет.

Мужчина комкал в руках густой напудренный парик. По его низкому бугристому лбу и красным щекам катились крупные капли пота.

Он подскочил к Рюмину и, не скрывая раздражения, спросил:

– Что вы здесь делаете?

Охранники молча взяли капитана в плотное кольцо и застыли, внимательно наблюдая за каждым его движением.

– Капитан Рюмин. Московский уголовный розыск, – спокойно представился опер. – Я расследую убийство Оксаны Лапиной.

– Зачем потребовалось ломать идиотскую комедию на входе? – почти выкрикнул мужчина. – Это – частная вечеринка!

– Проблемы с почтой, – развел руками Рюмин. – Мое приглашение где-то затерялось.

Мужчина мрачно уставился на капитана.

– Если ты надеешься меня развеселить, то зря стараешься. Я моментально теряю чувство юмора, когда кто-то сует нос в мои дела.

– Вы ведь – господин Рудаков? – спросил Рюмин.

– Он самый, – подтвердил здоровяк, обмахиваясь париком.

– Убитая девушка работала у вас, не так ли? – продолжал капитан.

– Да.

– Так вот. Отныне, господин Рудаков, ваши дела для меня не чужие. И они меня очень интересуют.

Рудаков на мгновение опешил. Потом кивнул охранникам и прошипел:

– Уберите его отсюда!

Секьюрити, дожидавшиеся команды «фас!», одновременно сделали шаг вперед, стискивая кольцо.

– Что случилось, маэстро? – улыбнулся Рюмин. – Почему вы так негостеприимны? Может, все дело в том, что у меня нет фишек?

Рудаков вздрогнул. Он окинул капитана оценивающим взглядом, потом посмотрел на Этель. Девушка прижала к груди платье, втянула голову в плечи и поспешно пошла к столику стилиста.

– Стой! – рявкнул Рудаков и схватил ее за руку. – О чем ты с ним болтала?

– Ни о чем, – пролепетала перепуганная Этель. – Он спрашивал про Ингрид…

– Я же тебе ясно сказал: не чеши своим длинным языком! Отправляй всех ко мне! Ты что, не поняла? Безмозглая курица!

Он поднял широкую мясистую ладонь. Девушка издала короткий всхлип и покорно закрыла глаза, даже не пытаясь защищаться. Рудаков с размаху ударил ее по лицу. Голова девушки обреченно дернулась, на щеке остался красный след от растопыренной пятерни.

Рюмину показалось, что он слышит громкий отчетливый звук. «Именно так лопается терпение, – подумал он. – И, что бы потом ни говорили, видит Бог, я не виноват!». Рука с расплющенными костяшками сама собой сложилась в кулак.

Капитан ловко увернулся от ближайшего охранника, пытавшегося схватить его, присел и, пружинисто разогнув ноги, метнулся вперед. Удар левой «на скачке». Продвинутая техника бокса. Спасибо Шелягину, заставлявшему по много часов колотить в грушу, оттачивая каждый элемент.

На сей раз удар был точным, и мышцы не подвели. Кулак с хрустом впечатался в лицо Рудакова – где-то рядом с ухом. «Распорядитель» охнул и с грохотом рухнул, как телеграфный столб, разнеся вдребезги столик стилиста.

Владик радостно захлопал в ладоши:

– Какой мужчина! Боже мой, какой мужчина!

Впрочем, охранники не разделяли его восторга. Они набросились на Рюмина – все сразу, – причем каждый почему-то целил ногой в живот. Или – в пах.

Капитан, демонстрируя очевидное превосходство классической школы бокса над восточными единоборствами, дошедшими до России в сильно разбавленном виде, быстро ушел с линии атаки. Надеяться на то, что конфликт разрешится без взаимных грубостей, больше не приходилось. Рюмин выбросил кулак и разбил одному из нападавших нос. Второй, накинувшийся на опера с раскрытыми, словно для дружеских объятий, руками, был остановлен четким прямым в лоб.

Капитан старался держать дистанцию. Каждый из секьюрити был выше как минимум на полголовы, и килограммов на двадцать тяжелее. Стоило кому-нибудь из них добраться до Рюмина, повиснуть на руках – и все! На этом бой можно считать законченным.

Китель застегнут на все пуговицы, и кокарда – строго посередине лба. Рюмин умело маневрировал, огрызаясь главным калибром.

Периферическое зрение не хуже цейссовской оптики отслеживало движения противников. Рюмин исполнял легкий боксерский танец, отражая все выпады и постепенно продвигаясь к выходу из парка.

Он не заметил, как наступил на край черного плаща. Капитан покачнулся. Он всего лишь на мгновение потерял равновесие, но… Этого оказалось достаточно, чтобы охранники сбили его с ног.

«Сигнальщик! Поднять «погибаю, но не сдаюсь!»». Рюмин согнул руки, плотно прижав локти к ребрам, а кулаки – к лицу. Секьюрити, не особенно церемонясь, били его ногами. Капитан уворачивался, как мог, пытаясь смягчить удары.

В голове что-то зазвенело. Далекий звук нарастал, обретая силу и плоть, и внезапно прогремел под сводом черепной коробки оглушительным взрывом. Все вокруг задрожало и поплыло. Движения охранников стали потешными и замедленными, как при рапидной съемке. Рюмин больше не чувствовал ударов. Он отключился.

* * *

Капитан очнулся от назойливого дребезжания, исходившего откуда-то из внутреннего кармана френча. Рюмин, морщась от боли в помятых ребрах, достал мобильный. Дисплей был расколот, но телефон продолжал звонить – хриплым надтреснутым зуммером.

Рюмин поднес мобильный к уху.

– Да!

– Я тебя не разбудил? – послышался ехидный голос шефа. – Или, может, оторвал от чего-нибудь?

– Я работаю, – с трудом ответил Рюмин. – Иду по следу.

– Ну и как? Успешно? – поинтересовался Надточий. – Или – как всегда?

– Как всегда успешно, Андрей Геннадьевич! – стараясь придать голосу бодрость, отозвался капитан.

– Можешь что-нибудь доложить?

– Завтра, – пообещал Рюмин. – Заеду с утра в судебный морг и оттуда – прямиком к вам.

– Ладно. Жду, – начальник повесил трубку.

Рюмин огляделся. Он лежал, привалившись спиной к мусорному баку – где-то на задворках Агрономического музея Тимирязевской академии.

Капитан осторожно ощупал тело. Руки двигались, хотя и болели отчаянно – от кистей и до самых плеч. К завтрашнему утру они наверняка приобретут насыщенный синий цвет, будто он лазил в бочку с черничным вареньем. Ноги тоже работали, и это радовало.

Рюмин встал на четвереньки и несколько раз глубоко вдохнул. В левом боку закололо: видимо, пара ребер все-таки треснула, но это – не Бог весть какая проблема. Потуже обмотаться эластичным бинтом, и все будет в порядке.

Капитан ухватился за край бака и тяжело поднялся на ноги.

– По-моему, на сегодня хватит, – сказал он и поплелся в сторону площади, где была припаркована машина. – Что-то я немного устал…

* * *

Он въехал во двор старого «сталинского» дома с башенками на крыше, стоявшего неподалеку от Войковской. Поднялся на лифте на последний этаж и, опираясь на перила, преодолел короткий лестничный пролет, ведущий на чердак.

Капитан открыл железную дверь без таблички и ступил в маленький холл. После развода он оставил квартиру жене, а сам долго скитался по милицейским общежитиям, пока знакомый участковый не подсказал дельную идею.

Рюмин купил в переходе метро чистую трудовую книжку и тайком от начальства устроился дворником. За это ЖЭК выделил ему служебную жилплощадь – комнатку на чердаке, откуда узенькая лестница почти отвесно поднималась в башенку на крыше.

Капитан отремонтировал новое жилье, провел воду, канализацию и газ. Через год на ответственном посту дворника его сменил трудолюбивый таджик, знавший по-русски только «да» и «нет». Таджику дали угол в полуподвальном помещении, а Рюмин остался полновластным хозяином чердачной комнатки и башенки, что позволяло на вопросы коллег с гордостью отвечать: «Я живу в пентхаусе».

Капитан посмотрел на свое отражение в зеркале и пожал плечами.

– Бывало и хуже, – пробормотал он и отправился в душ.

Через полчаса, приведя себя в относительный порядок, постирав грязные вещи и переодевшись, Рюмин поднялся в башенку и вышел на крышу. В руках он держал пакет молока, наполовину пустую бутылку «White horse», стакан с широким донышком и пластиковый пакет, набитый колотым льдом.

На крыше дома стоял навес, под ним – стойка со штангой, скамья и турник. Рюмин включил свет и налил молоко в пустую жестяную миску. Сел на скамью, высыпал лед в стакан и щедро плеснул из бутылки.

Он сидел, прижимая к лицу пакет со льдом, потягивал виски и любовался на догорающий закат.

– Что мы имеем? – сказал он. Разговаривать вслух с самим собой – обычная привычка всех одиноких людей. – Убита девушка. Жестоко. В собственной постели. Модель Ингрид, она же – Оксана Лапина. На месте преступления крутится посторонний, потом – исчезает неизвестно куда. Хозяин и – по совместительству – любовник убитой Ингрид, господин Рудаков, занимается сутенерством и подкладывает своих девочек богатым старикам. Он откуда-то знает, что Ингрид убита, и ужасно нервничает, но сам светиться не хочет, поэтому подставляет несчастную Этель. Но тут на сцене появляется доблестный капитан Рюмин, и…

Его прочувствованную речь прервало громкое мяуканье. Большой черный кот с одним глазом и сломанным хвостом степенно подошел к Рюмину и, мурлыкая, стал тереться об его ноги.

– Сезар! – укоризненно сказал капитан – кот получил свое имя в честь великого боксера Хулио Сезара Чавеса. – Какого черта?

Кот замолчал и единственным зеленым глазом, мерцавшим, как огонек свободного такси, уставился на Рюмина. Кончик его правого уха был отгрызен, неровный край запекся свежей бурой коркой.

– Ты – взрослый, солидный кот, а все туда же? – увещевал его Рюмин. – Опять подрался?

Сезар обиженно выгнул спину и направился к миске с молоком.

– Прости за откровенность, – продолжал капитан. – Мы же – друзья, так что давай называть вещи своими именами: мне кажется, всему виной – твой несносный характер.

Кот повернулся к нему спиной; сломанный, торчавший под нелепым углом хвост пренебрежительно дрогнул, словно Сезар хотел сказать «отстань!».

– А характер у тебя портится, потому что ты – один. Может, пора уже завести подружку? Ты никогда над этим не задумывался?

Кот оторвался от миски и сел, облизывая короткие, изрядно поредевшие в уличных схватках усы. Казалось, он действительно над чем-то размышлял. Но недолго – вскоре он снова принялся за молоко.

– Я понимаю, – кивнул Рюмин. – Воспитательный момент упущен. Ты наверняка думаешь: «Кто бы говорил?». Согласен. – Капитан сделал большой смачный глоток. – А знаешь? Мне сегодня аплодировали. Мною восхищались… Сказали: «Какой мужчина!» – он патетически воздел руку.

Сезар обернулся, недоверчиво сощурил зеленый глаз.

– Правда, это была не женщина, – поспешил добавить Рюмин. – Ну, в общем… Тебе не понять. У вас такого нет. Но все равно – приятно…

Кот, насытившись, вернулся к скамье и запрыгнул капитану на колени. Рюмин осторожно почесал его за раненым ухом.

Багровые отблески заката угасли. На город опускалась ночь, но капитан не видел ни одной звезды – мешали яркие огни рекламы.