Читать книгу «Ласковый убийца» онлайн полностью📖 — Дмитрия Сафонова — MyBook.
image

Переживания героев, выпуклые характеры, вычурные метафоры – выкинь все это на помойку. И уж совсем неуместны в детективе какие-то мысли и авторские отступления – их никто и читать не будет. Занеси их лучше в свой дневник.

Люди платят деньги за то, чтобы расслабиться – вот и пиши для них расслабленный текст. То есть – никаких черновиков, сразу начисто и не задумываясь. Можно только слегка наметить сюжет, а уж разрабатывать его – по ходу дела.

Напиши одну сюжетную линию, но так, чтобы она была понятна от начала и до конца – это лучше, чем несколько линий, но плохо прописанных.

Любовь – пусть тоже будет, но красивая и взаимная, безо всяких там переживаний. Короче, полноценная, а не ущербная, как у меня. (Не в книге, а в жизни.)

А главное – герой. В романе должен быть герой. Без героя – никуда. Людям нужен эпос, нужны байки и былины, типа "Ильи Муромца" и так далее. Тут уж – извини, надо обладать богатой фантазией, потому что списывать героя – пока что не с кого. Что-то не вижу я их. Попрятались, что ли? Или повывелись? Или не было их никогда? (Последнее, кстати, наиболее вероятно, но почему-то все боятся в этом признаться. Вот и выдумывают наперебой героев.)

В этом плане мой Топорков – большая удача. Он плоский и тупой, словно вырезанный из картона, зато положительный и постоянный, как магнитный полюс Земли. Он – не человек. У него нет простительных слабостей и милых недостатков. Он – положительный герой. По-моему, он даже не курит… Представляю, какие у него оловянные глаза – две пятирублевые монеты со стершимся орлом.

А что поделаешь? Хочешь прославиться, хочешь заработать – пиши то, что читают люди. А людям хочется торжества Добра и Справедливости, потому что их и так в настоящей жизни много обижают.

Я их понимаю – я сам человек: мягкий, теплый и слабый. И меня тоже все обижают. Я уже полгода ем одну гречневую кашу. Поливаю ее подсолнечным маслом и ем. (На большее денег не хватает, ведь нужно еще покупать сигареты и бумагу для машинки.) Раньше думал – гадость, а потом – ничего, привык. Всего-то за полгода. А к чему тогда можно привыкнуть за тридцать лет жизни? Вот, например, к тому, что тебя все обижают. Да, да. Не надо себя обманывать – постепенно привыкаешь и к этому.

Я знаю, что Зло должно быть наказано. Но я не верю, что во всех случаях оно будет наказано. Ведь если бы наказание Зла всегда было неотвратимым, тогда Добро превратилось бы в некую карающую субстанцию, то есть в подобие того же самого Зла. Следовательно, возникает противоречие. Разрешить его можно двумя путями: либо признать, что Добра и Зла в чистом виде не существует вовсе, а есть лишь какой-то сложный конгломерат, подставляющий нам то один свой бок, то другой; либо смириться с тем, что Зло не всегда будет наказано. Хотя и должно быть наказано. Я, например, выбираю второе. На мой взгляд, милосердие выше справедливости. Но неужели только за это вы меня называете нытиком, пессимистом и очернителем действительности?

Вообще-то, я понял главное. Писать то, что читают люди – это еще не счастье. Счастье – это когда люди читают то, что ты написал.

А дневники нужны лишь для того, чтобы потом, перечитав их, сказать самому себе: "ну и дурак же я был!", и сжечь их к чертям и испытать от этого облегчение. А потому заканчиваю. Но сначала – один веселый случай, бывший со мной на днях.

Я ходил на прием к своему доктору, Дмитрию Дмитриевичу. Милейший человек! Хотя немного смешной – расспрашивает меня или о гадостях, или о глупостях. Серьезно поговорить с ним никогда не удается. Но он-то думает, что говорит со мной вполне серьезно! Вот поэтому он и смешной. Я, желая подыграть ему, рассказал, что недавно прочел в одной научной книге, как древние римляне посещали театр. Я сказал, что они в первый ряд сажали лысых, а во второй – одноруких, потому что однорукие сами хлопать не могли, и, желая поощрить актеров, шлепали по головам лысых, и получались бурные звонкие аплодисменты.

Я сам придумал эту байку, и по-моему, она довольно забавная. Но бедный Дмитрий Дмитриевич не знал, что ему делать: смеяться или нет. В нем боролись два чувства: с одной стороны, привычное недоверие по отношению к своим пациентам, а с другой – привычное для врача уважение к научным книгам. Он не мог рассмеяться просто как человек, он вел себя, как врач.

Можно ли извлечь из этого случая какую-нибудь мораль? Пожалуй, что можно. Вот какую: очень часто наши представления (одни только представления!) о самих себе мешают воспринимать окружающий мир таким, какой он есть.

Ну вот и все. А теперь – пора обратиться к моему роману…

* * *

"КРОВАВОЕ ЗОЛОТО". НАПЕЧАТАНО НА МАШИНКЕ. ПРОДОЛЖЕНИЕ.

Они любили друг друга, как дети… (в этом месте слово "дети" зачеркнуто, и над ним напечатано "безумные".)

Они любили друг друга, как безумные. Все смешалось воедино: тела, одеяла, простыни, запахи, технологические жидкости, расходные материалы, стоны, всхлипывания и скрип кровати.

– О Боже! Боже! – кричала Нина.

– Ты мне льстишь! – отзывался Валерий.

– Да! Да! – голосила Нина.

– Вовсе нет! – возражал Топорков.

– Мама! Мама! – верещала Нина.

Тут Стреляный умолкал и на всякий случай оглядывался. Мамы нигде не было.

Его меч, его могучий кладенец, был в полной боевой готовности, но Нина не выпускала его из своих прекрасных ножен. И правильно делала: не то Валерий в пылу охватившей его страсти мог натворить всяческих бед, включая несанкционированное вторжение в начальный и конечный отделы ее пищеварительного тракта. Он двигался целеустремленно и с необычайным напором, словно таран, разбивающий ворота осажденного замка. Еще несколько мощных ударов – и фанфары разразились победным громом. Нина крепко обхватила его ногами за талию – "вот она, скрытая в кривизне приятность", – подумал Топорков – и впилась жадными губами в его шею. "Ах, какая страстная! Ну прямо упырица!" – ни на минуту не отключалось сознание Стреляного.

– Я люблю тебя! – жарко простонала Нина и закрыла глаза.

– И я, – ответил Валерий и отвернулся.

* * *

Он не был рожден для простого человеческого счастья – он был рожден для борьбы. Борьбы с тем, что так ненавистно всякому честному человеку – алчностью и подлостью, трусостью и предательством.

Он знал, что не успокоится до тех пор, пока не найдет коварных убийц, до тех пор, пока не отомстит тем, кто спланировал и организовал покушение на его жизнь и жизнь той женщины, которая сейчас лежала рядом с ним и негромко посапывала, устав от любовных забав. И ворочалась и сладко улыбалась во сне.

Валерий встал, оделся, добавил патронов в обойму взамен расстрелянных и вышел, тихо притворив за собой дверь. Он рассчитывал, что Нина проспит до утра, а он за это время многое успеет сделать.

Он тихонько вышел из подъезда и увидел, как около его "Джипа" крутится какая-то тень. Валерий осторожно отступил в темноту и обошел машину с другой стороны. Неподалеку стояли "Жигули" – без включенных фонарей, но с работающим двигателем.

Медлить было нельзя: одним большим пружинистым прыжком Топорков оказался рядом с "Джипом". Угонщик увидел его и хотел достать нож, но поздно – Валерий крепко схватил его запястье и выкрутил, а другой рукой зажал рот. Нож со слабым звоном упал на асфальт. Тогда Стреляный отпустил запястье и коротким точным ударом в солнечное сплетение отключил незадачливого вора. Тот дернулся и мягко осел на землю. Валерий придержал его под мышки, чтобы он не упал.

Теперь нужно было заняться тем, кто сидел в машине. Низко пригнувшись, Топорков пытался подкрасться незаметно, но – не получилось. Машина рванула с места, Валерий лишь успел запрыгнуть на капот. Водитель попался опытный – он резко ускорялся и тормозил, поворачивал и ехал задним ходом, но сбросить Валерия ему не удалось. Цепкий и ловкий, он и не думал отпускать преступника безнаказанным. Топорков сумел дотянуться и вырвать ключи из замка зажигания. Машина по инерции проехала еще немного и остановилась.

Теперь у похитителя чужих автомобилей и вовсе не осталось никаких шансов. Он пробовал убежать, но Валерий мощной рукой схватил его за воротник и несколько раз энергично встряхнул, а уж потом уложил на асфальт и закрутил руку за спину.

Угонщиком оказался молодой парень лет двадцати трех с половиной.

– Лежи и не дергайся! – грозно сказал Топорков, и парень понял, что он не шутит – сразу затих и обмяк.

– Кто вы такие? – спросил Валерий. – На кого работаете?

– Ни на кого, – сдавленным голосом ответил парень. – Мы сами по себе.

– Зачем хотели угнать мою машину? – продолжал Валерий.

– Покататься, – пытался отвертеться парень.

Валерий усмехнулся:

– Ты сначала заработай на такую машину, а потом уже и катайся. Понял? – он слегка нажал ему на затылок.

Парень оказался строптивым: коротко вскрикнул, поморщился от боли, но все же сказал:

– Да! Разве честным путем на такую машину можно заработать? Только воры да бандиты на этих "Джипах" разъезжают.

Валерий удивился его смелости: такое поведение внушало уважение.

Он отпустил поверженного противника и спросил его с иронией:

– Так ты что же, получается, Робин Гуд? Угоняешь у воров и бандитов дорогие машины?

– Вроде того, – угрюмо ответил парень, растирая ушибленное при падении плечо.

– Тогда давай знакомиться, – протянул ему руку Топорков. – Я – Стреляный.

– Тот самый? – недоверчиво спросил парень и прищурился.

– Тот самый, – подтвердил Топорков. – А почему тебя это удивляет?

– Да уж больно много о тебе всякого рассказывают, – парень пожал протянутую руку. – С трудом верится.

– Вот тебе и раз, – рассмеялся Стреляный. – Почему ж не верится? Вы ведь наверняка угнали уже кучу машин, и никто вас пока не поймал. А я поймал обоих за три минуты, и пожалуйста – ему не верится.

– Я – Француз, а мой друг, который вскрывал твой "Джип" – Корявый, – с достоинством представился парень.

– Откуда такие прозвища? – поинтересовался Валерий.

– Я Француз, потому что кудрявый, а он Корявый, потому что оспой в детстве болел, – пояснил парень.

– Все понятно, – Топорков рассмеялся. – А теперь отвези меня обратно, к моей машине.

– Давай ключи, – согласился Француз.

Топорков отдал ему ключи. Еще пара минут – и они были на месте.

– Вот что, – Стреляный обратился к Французу, – ты уж в следующий раз будь поаккуратнее. Не ровен час, пристрелит кто. Я ведь тоже мог, – он отвернул полу своего пиджака и показал кобуру.

– Да уж я понял, – вздохнул Француз. – Спасибо тебе…

– За что? – удивился Валерий.

– За то, что ты – человек. Настоящий человек, – в глазах у парня показались слезы.

Топорков хлопнул его по плечу:

– Ничего. Ты тоже старайся – и все у тебя получится, – он посмотрел на второго, Корявого. – Что-то очень долго лежит твой друг. Еще простудится. Подхватит простатит. Это просто, – столько искренней заботы и неподдельного участия слышалось в его словах, что Француз еще больше растрогался: это надо же – столько всего пережить на своем веку и остаться таким добрым и чистым человеком. Не каждый так сможет.

Повинуясь внезапно охватившему его чувству, Француз вырвал листок из записной книжки, быстро написал что-то и протянул Топоркову:

– На! Возьми! Если тебе когда-нибудь потребуется наша помощь, то в любое время, днем или ночью, позвони, и мы окажемся рядом. Для нас это будет огромная честь – хоть чем-нибудь быть тебе полезными.

– Хорошо! Спасибо, – Валерий положил бумажку в карман и направился к машине. Сел за руль, завел двигатель, аккуратно вырулил – так, чтобы случайно не наехать на неподвижно лежащее тело Корявого, и устремился в темноту, навстречу судьбе.

"Эх! Такие ребята пропадают! Можно сказать, на дороге валяются," – с досадой подумал Стреляный и на глаза ему навернулись слезы. "Ведь золотые ребята! Что же с ними будет дальше?!"

Он нажал на педаль, и машина понеслась по ночной Москве, разбрызгивая ярко освещенные лужи.

А Француз стоял и долго, долго глядел ему вслед. "Главное в жизни – это быть человеком", – вот какой простой и в то же время очень нелегкий урок преподал ему сегодня этот молодой мужчина, высокий блондин с правильными чертами лица, верный сын Отечества Валерий Топорков.

* * *

Несмотря на то, что обычно Нина любила поспать подольше, сегодня она проснулась очень рано. Проснулась и в первый момент расстроилась – Валерия рядом не было. Но подушка, одеяло, смятая простыня еще хранили очертания его тела и его запах. Нина прижалась к подушке щекой: как хорошо, когда рядом с тобой – настоящий мужчина!

Она вскочила с постели, погладила свой потрясающий живот – в квадратных шашечках мускулов, всегда плоский, блестящий и прохладный. Провела рукой от пупка книзу – вдоль узкой меховой дорожки, специально выстриженной таким образом, чтобы не выбивалась из-под самого смелого и открытого бикини. Вспомнила, как сказал вчера Валерий:

– Больше всего мне нравится в тебе одна черта!

– Какая? – с придыханием спросила его Нина.

– Вот эта! – ответил Валерий. – От пупка и до копчика, – и провел рукой, наглядно показывая, что это за черта.

Нину словно током ударило от этого воспоминания, и она поспешила в ванную комнату.

Стоя под щекочущими шуршащими струйками, вырывавшимися из душа, Нина решала, как ей спланировать сегодняшний день. На работу можно было не идти – Тотошин предупредил шефа, что забирает ее на две недели, а если потребуется, то и на более длительный срок.

Она вспомнила, как ее непосредственный начальник, полковник милиции Константин Олегович Лобок (он очень стеснялся своей легкомысленной фамилии, а подчиненные за глаза называли его Колобок – инициалы плюс фамилия) говорил:

– Не бросай нас, Ниночка! Как же мы без тебя тут будем? Кто ж у нас по клавишам будет щелкать да с монитора пыль стирать? Да и кофеем никто не угостит! На кого ж ты нас, сиротинушек, оставляешь?

И Нина чувствовала себя почти виноватой и хотела поскорее вернуться в свой отдел, к товарищам и сослуживцам. Но для этого нужно было раскрыть загадочное дело "о драхме и Хароне".

Она подумала, что сейчас как нельзя кстати ей пригодилась бы помощь Александра Борисовича Японского – следователя по особо важным делам московской городской прокуратуры. Саша Японский одно время ухаживал за ней, они питали друг к другу взаимную симпатию, встречались, катались вместе на лыжах и ходили в кино. Некоторые общие знакомые даже считали их женихом и невестой. Но это было не так. Чистые, платонические чувства связывали этих двух красивых и духовно богатых молодых людей. Платонические – если бы не один эпизод, который Нине поскорее хотелось забыть, и который никак не мог позабыть Японский.

Именно поэтому Нина хотела навестить Японского в отсутствие Валерия – чтобы не вызывать у последнего (не в том смысле, что совсем последнего, а в том, что – у вышеназванного) необоснованных подозрений.

Она влюбилась в Валерия сразу же, с первой минуты, и не хотела давать ему ни малейшего повода для ревности.

Нина вымылась, вытерлась и накрутилась. Накинула на плечи махровый халат и побежала готовить завтрак.

Вообще-то, она готовила не очень хорошо, ела всегда второпях и что попало, но теперь, когда в ее жизни появился мужчина – любящий и настоящий, ей необходимо было правильно и хорошо питаться.

"Кофе пить не буду – цвет лица портится, и зубы желтеют. Курить – ни одной сигареты больше: опять же, зубы желтеют, и изо рта воняет. Мартини? Ну только чуть-чуть и перед обедом. Или после. И все. Шейпинг, молоко и гантели. Надо смотреть правде в глаза – не красавица, да и не молода уже. Нельзя терять этого мужчину. Ах, какой он мужчина!"

* * *

После завтрака Нина позвонила Японскому и попросила разрешения воспользоваться его компьютером. У нее был хороший компьютер на работе, дома стоял довольно приличный, но тот аппарат, который купил себе Японский, был просто потрясающим! Суперкомпьютер!

Нина еще не знала, что она надеется найти, но интуиция ей подсказывала, что она думает в правильном направлении. Было у нее какое-то необъяснимое шестое чувство, которое так сильно развито у всех женщин (справедливости ради следует отметить, что иногда – не в ущерб предыдущим пяти).

Нина позвонила Японскому домой – он как раз был в отпуске – и договорилась о встрече. Она сказала, что заедет к нему ненадолго, чтобы поработать на компьютере, и Японский тут же согласился: он был рад любой возможности увидеть Нину.

* * *

Она приехала к нему около десяти часов утра. Подставила щечку для поцелуя, но сама целовать Японского не стала. Нина принесла ему к чаю небольшой тортик – Японский любил сладкое. Пока Александр ставил чайник на плиту, Нина подсела к рабочему столу, где стоял компьютер – краса и единственная гордость Японского.

Она в нетерпении потерла ладошки и ударила бойкими пальчиками по клавишам. Монитор заиграл разноцветными огоньками.

Нина вышла в Интернет и начала хозяйничать в виртуальном пространстве. Пока Японский поглощал на кухне сладости, желая хоть немного скрасить горечь своего окончательного поражения, она принялась взламывать информационные системы ФСБ (предыдущие названия – ФСК, КГБ, МГБ, ГПУ, НКВД, девичья фамилия – ЧК). Это было совсем непросто, но Нину не зря ценили в МУРе как компьютерного гения. Она набирала название файла "Харон" – и так, и этак, но нигде такого файла не значилось. Наконец, в одном из массивов документов процессор нащупал нужное сочетание букв. На экране появилась надпись: "Доступ запрещен" и потом: "Введите пароль".

При слове "введите" в глазах Нины загорелся азартный огонек. Она достала компакт-диск, который принесла с собой, и запустила программу.

Через двенадцать минут кодовое слово было найдено, и Нина перекачала драгоценную информацию на дискету. Затем вынула свой компакт-диск, положила его в футляр и стала собираться домой: ведь Валерий не сказал, как его найти. Значит, надо сидеть дома и ждать. Ждать вестей от любимого – самое что ни на есть женское занятие. И Нина была счастлива – наконец-то она дождалась того долгожданного момента, когда ей приходится просто сидеть дома и ждать, ждать вестей от своего любимого. А они, как всегда, приходят неожиданно…

К сожалению, события развернулись совсем не так, как она предполагала…

* * *

БОЛТУШКО.

Надя разволновалась не на шутку: уже вечер, а мужа все еще нет дома. Сегодня же суббота, в конце концов. Законный выходной! Где он может быть так поздно? А может, с ним что-нибудь случилось? Не дай Бог!

Виртуозно приготовленный обед давно уже остывал на плите. Надя сидела перед телевизором, словно на иголках, и даже не могла смотреть кино! С любимым Робертом Редфордом! (Она вообще любила блондинов.)

Нет, Алексей Борисович не прав! Ох и устроит она ему, когда он вернется! Знает ведь, что жена волнуется! Почему бы не позвонить домой?

Она всегда старается звонить в таких случаях. Вчера, например: предупредила же, что не придет. Почему он не может?

Надя загадала: да ладно уж, пусть тоже не приходит ночевать, но лишь бы позвонил, сказал, что к чему – она же волнуется!

Она еще немного посидела в задумчивости, покусывая губки – решала, что ей предпринять, затем встала, взяла пылесос и принялась убирать квартиру – надо же было как-нибудь занять время.

1
...
...
20