Глава 5

Свадьба

(Лето 2012 года)

Свадьба была простенькой. По своему милой. Приятной. Чарующей.

Она немного задержалась под виноградной аркой, возведенную для молодых. Перед тем, как сделать серьезный шаг, взойдя на ступеньки, ведущие в храм: она решила прояснить для себя одну деталь. Все её подружки твердили: любовь живет три года. Это не то чтобы сейчас выбивало её из колеи, но она все-таки нервничала по этому поводу.

По последним предположениям современных ученых можно было, чуть ли не высчитать день: когда засыхает цветок. Но это все еще было не точно. Теория, а не факт.

Брак – будни. Любовь – американский уикэнд. Стояло перед глазами Лики, бегущей новостной лентой. Не понятно, откуда всплыло это информационное сообщение, и трубило в её сознании.

Он шел немного впереди, придерживая её за руку. В принципе муж должен на шаг обгонять. Он – глава. Но Лику почему-то это сильно смущало: куда он торопится?

Большие, огромные барельефы напутственно смотрели на нее с высоты. Великолепные архитектурные творения в русско-византийском стиле, по задумке Тонна.

Храм Христа Спасителя казался выше обычного. Возможно, это объяснялось предсвадебным волнением, кружащим голову. Или небо было так низко в такой день, что казалось главный купол, растворяясь, уходит в голубые небеса.

Он стал на первую ступеньку. Припомнил тот день, когда он оказался здесь впервые. И как это круто поменяло его жизнь.

По краям, у входа, находились самые близкие и дорогие им люди. Это были их отцы.

Она сделала глубокий вдох и последовала за ним.

Он помог ей приподняться, придерживая обнаженный локоть. Мамино бальное платье реглан перешитое на заказ сидело идеально. Длинный шлейф платья с короткой юбкой спереди из многослойных оборок притягивал восхищенные взгляды. Плотный лиф украшала яркая тесьма. Грубая ткань наряда гармонично соединялась с кружевом и нежной тканью подъюбника. Лика походила бы на диснеевскую принцессу, если бы вместо белых кожаных кед Converse обула бы стильные каблуки. Но в душе Лика была бунтаркой, хоть и ее розовое милое личико излучало святую простоту, готовую нести все тяжести супружеской жизни.

Ее карамельно-карие, немного влажные глаза, поглощали без отдачи дневной свет, практически не отражая его, наливались темным глубоким контрастом, и воспламенялись внутри.

Жених смотрел сосредоточено перед собой, считая про себя ступеньки.

Время растягивалось в сладком волнении. Страх, как морская прибрежная волна: накатывал, шумел в ушах, и отпускал.

В какой-то миг ему все показалось сном – замедленной съёмкой.

Еще немного и кто-то закричит: снято.

Но вдруг видение резко сменилось. И он увидел рядом с собой будущую, почти настоящую жену. С тонкой осиновой талией и хрустально блестящим напудренным лицом.

Что для него казалось страшнее: видеть ее по-настоящему счастливой… Или реальность была настолько идеальной, что казалось все сном?

Еще шаг и они войдут в Храм.

А там нужно взглянуть священнику в глаза. Отцу Анатолию.

Он поднял голову и увидел голубое, почти прозрачное небо. И тяжело ступил вперед.

От духовных лиц сложно спрятать тайны собственной жизни. Но он и не собирался ничего скрывать. На прошлой неделе он во всем раскаялся на исповеди. Вот только один помысел он оставил при себе, затаил. Даже все чего стыдился, рассказал в деталях.

Но вот обиду…

Сначала она выбрала ни его.

Позже, они бегали под лучами июльского солнца, по Патриаршему мосту, светясь и позируя на камеру. Это были первые фотографии: мужа и жены.

Глухой чмок в кадре.

Кремовый букет невесты в стиле ретро.

Мурашки на запястье жениха.

Детский щепок – поцелуй.

– Не смотри, как я люблю! – сказала Лика.

– А то что?

– Разве можно получать удовольствие, целуясь с открытыми глазами?

Его руки опустились ниже талии, перетянутой кружевной лентой. Они стояли вдвоем на бугорке Патриаршего моста, томительно счастливые под прямыми лучами горячего летнего солнца.

– Как видишь!

Черная бровь взметнулась верх. Ярко-розовые щеки запылали краской: точь-в-точь, как у Леди Тремейн, мачехи Золушки.

– Не зли меня.

– Я и не пытался.

– Это ужасно плохо смотрится на фотографии.

– Ладно, ладно.

– Вдобавок ты еще и помят.

– Прости. Мне вчера пришлось нелегко.

– Не переживай. Сегодня день нашей свадьбы и я не собираюсь доставать тебя расспросами: почему твой костюм в таком ужасном виде? Это удел жен.

– Хм… Так мы вроде бы…

– Завтра, – перебила она. Завтра я тебя убью!

– Не двигаемся, – обратился фотограф. Улыбочку! Вот, отлично!

– Марио, надеюсь, ты запечатлел этот день, как я тебя просила?

– Лик, обижаешь, – Марио зачем-то подмигнул Никите.

Он вопросительно на него посмотрел, оттянув верхнюю пуговицу на рубашке, которая уже, как два с половиной часа подряд его душила.

Но, похоже, троюродный брат Лики ничего не собирался ему сообщить.

– Ребятки, вы – самая сумасшедшая пара!

– Спасибо Марио! – пропели в один голос молодожены.

– А вот этого фотографировать не надо, – сказала Лика брату.

– Же безуэн до, – умоляюще сказал Марио, – ты так круто пнула его рукой в грудь.

– Марио, – настойчиво сказала Лика.

– Я подумал, что неплохо бы …это…

– Удали, – перебила его она.

– Марио, – Никита настоял на просьбе Лики. Сведя на переносице брови.

– Да, – оторвав голову от дисплея фотоаппарата, сказал он.

– Она любит тебя, – сказал Никита, чтобы недотрога Марио не обиделся на троюродную сестру.

– Жё компран.

– Ты для нее, как я.

– Может, объяснишь? – Марио выключил фотоаппарат и с недоумевающим взглядом посмотрел на Никиту.

Черный классический костюм и белая рубаха. Никита был больше похож на самого себя, на официанта выездного мероприятия, чем на жениха. С той разницей, что он нигде не носил пиджак.

– Она не выносит, когда я смотрю, как она нервничает. А ты вдобавок это еще фотографируешь.

– Да ладно. Просто она, – Марио покрутил пальцем у виска, в тот момент, когда Лика засмотрелась на Церковь Николы в Берсеневке. Маленькая церковь стояла на Болотной набережной, под Патриаршим мостом.

Раньше там жил отец Никиты.

– Марио, – с нажимом сказал Никита.

– Да что?

– Марио она тебя обожает!

– Alors tu penses qu’elle t’adore?

*То есть ты думаешь, что она тебя обожает?

Спускаясь с бетонных ступенек Патриаршего моста в сад, Марио обогнал Никиту, и стал впереди.

Лика объятая лучами солнца, как хором ангелов, шла под руку с отцом.

– Она что-то задумала.

– Неужели решила сбежать? – отшутился Никита, шныряя глазами по сторонам.

– Именно! Как ты…? – по лицу Марио проскользнула страшная тень предположений.

– Не мудрено, – перебил его Никита. Девушки обычно переигрывают с волнением в день свадьбы.

Марио казался Никите очень смешным. Француз, который всю сознательную жизнь провел в Москве, пытался корчить из себя европейца, искренне переживающего за мир во всем мире. И тем более за Россию.

– Утром она хотела заказать билет на самолет.

– Не может быть? – подстегнул его Никита.

– Я сначала подумал это ее привычный бзик.

– Какой еще «зик»?

– Бзик, – пояснил он. Ваш разговорный сленг… Ты ведь понимаешь меня?

Никиту раздражала разговорная манера Марио. Недотрога Марио всегда пытался быть своим, изучая язык улицы. Его эгоцентричная черта – тянуть внимание на себя, делала из него нелицеприятного человека в обществе.

– К чему ты клонишь?

– Она нервничает.

– Марио, я ее отлично понимаю.

– Нет. Если бы она волновалась как обычно. Она бы не просила удалить фотографию. Знаешь, как говорят фотографы: мы обожаем ловить моменты. Но не все моменты нуждаются в проявлении. Оn aime…

– Что ты этим хочешь сказать?

– Вчера она чуть не сорвалась.

– Конкретно.

– Хотела убежать.

– Марио для девушек это нормально.

– Нет. Молодожены делятся на две категории: те, кто убегают из-под венца. Те, кто не являются на свою свадьбу. И те, кто по идиотской причине все-таки пришли оба на собственное торжество!

– Марио, получается три категории!

– Какая разница?

– Марио… Выпей лучше шампанского, старик.

– А если я скажу, что неделю назад ей кто-то звонил.

– Марио, ей всегда кто-то звонит.

– Она ему не ответила.

– И это был именно: он?

– Она сама так сказала…

– Что конкретно она сказала?

– «После его слов, у меня кружится голова» – вот что!

Никита остановился посередине бетонных ступеней, обернулся назад. Лика о чем-то увлеченно разговаривала с отцом, широко жестикулируя руками. Она увидела взволнованное лицо Никиты, и послала ему воздушный поцелуй, мягко улыбнулась, обнажив белые зубы.

Никита хотел было сделать шаг невесте на встречу, но ноги его не послушались.

– Погоди, – Марио схватил Никиту за плечо.

– Что?

Темно-серые стены сада поплыли тенями в глазах.

Картина свадьбы начала рваться на картонные куски.

– Это еще не все… Давай уединимся.

– Марио, почему ты мне нашептываешь тайны, после венчания?

– Прости. Я француз.

– Марио ни один француз так не делает. Теперь запихни свои тайны, куда-нибудь подальше.

Глава 6

Свадебное послевкусие

(Неделю спустя)

«Торопыга» грузовик, мчал по ночному МКАДу, доставляя неудобства всем опаздывающим машинам домой.

Никита сидел справа от Макса. Макс крутил баранку, как в старом добром фильме о дальнобойщиках. Хоть его махина и была в разы меньше, все-таки коренной москвич мнил о себе больше, чем он был на самом деле. Стильный Макс, так Никита его прозвал про себя, носил бороду, ухоженную в салоне и стрижку, как у Шона Конери, британку, он был уверен, что не получив вовремя образование откроет свое дело, поработав немного на «дядю» в ресторане. Классическая замашка современного упрямца. Хотя образование в России помогает любо богатым, либо детям политиков.

– Вот сукин сын, – выругался Макс, и почесал свою хваленую бороду.

– Чего там? – поинтересовался Никита.

– Мразь деловая прет на «Мерене».

– Может, накажешь? – поддел Никита.

– А че думаешь: не накажу?

Макс немного покраснел и посмотрел в зеркало заднего вида.

Черный Мерседес висел на хвосте и сигналил, чтоб Макс его пропустил.

Но Макс делать этого не собирался.

– Ты че реально собрался с ним тягаться?

– Конечно, – заверил Макс.

– Как бы мы колес не лишились.

– Не говори чепуху.

Никита посмотрел в боковое зеркало и увидел на пассажирском месте девушку.

Похоже, она тоже увидела его в зеркале.

Никита взглянул на обручальное кольцо и прокрутил его вокруг пальца.

«Что же Марио еще хотел сказать во время свадьбы?»

– Гони давай!

– Что? – спросил Макс.

– Не уступай.

– Ты сейчас серьезно?

– Вполне, – Никита положил голову на кулак и снова посмотрел в боковое зеркало.

Что-то схожее с его болью было в глазах у этой девушки.

Пока Никита задумался, Мерен обогнал.

И чувство досады тут же приумножилось.

Водитель вылез из окна и показал fuck.

– Урод, – выругался Никита.

– Могу догнать, – сказал задетый Макс.

Никита смотрел на хвост черного Мерседеса, не зная, зачем запоминал номер.

– Давай жми на газ, – пробасил Никита.

Макс посмотрел удивленно на товарища.

– Окей.

«Марио ревновал ко мне троюродную сестру и попросту не хотел, чтобы она вышла за меня замуж. А тесть тем более.

«Да они просто сговорились», – рассуждал Никита и вдруг поймал себя на мысли, что смотрит девушки в глаза, с помощью зеркала.

– Ты как это провернул? – спросил Никита, будто очнулся ото сна.

– Я бываю чертовски ловкий на дороге.

Никите было впрочем, все равно, как Макс так быстро обогнал скоростной Мерседес.

Теперь Никита мог смотреть в глаза той, которая тоже сомневалась в правильности собственного выбора.

Макс резко зажал педаль газа и Мерседес, как корабль в море начал исчезать.

Через двести метров Макс свернул на заправку, и на их удивление черный Мерседес тоже подъехал, поравнявшись рядом.

Двигатель мощно гудел.

– Ну что цыплята, поверили в победу?

За рулем сидел идеальный красавец лет двадцати восьми, в белой рубашке и синем с отливом пиджаке. За его мощной атлетической спиной нельзя было увидеть девушку.

– Пока будут машины на МКАДе твой Мерседес – обычная колымага, – сказал Макс, дав понять, что ему не очень нравится тон обращения к нему. Да и вообще, Макс, справился с этим Мерседесом. Хотя его ужасно душила жаба, что у него, у москвича, до сих пор нет такой крутой машины. Макс был почти обладатель сталинской квартиры. Только вот умрет бабушка. Нет, разумеется, Макс не желал родной бабули смерти. Просто он уже давно себя вел, среди коллег на работе так, будто он из высшей касты. А бабуля все жила! Напоминая внуку его инфантильность.

Ну, вот, сейчас начнется, – подумал Никита. Он не особо уважал Макса. Зная его упертый характер – доказывать всем, что он не приезжий, Макс начнет сейчас состязаться. Никита тоже не был приезжим. Но интернат – это не земля, прилегающая к столице, – это просто зона отчуждения рядом с ней. Большинство сталинских построек ничем не отличаются от провинциальных сталинских квартир. В тяжелые девяностые мусор был везде. Во всех подъездах страны. Но с развитием экономики, которая правда держится по-прежнему на волоске, центр столицы стал чем-то вроде землей обетования. Цены на квартиры достали небес. И вчерашние бедолаги из девяностых возомнили о себе, что они нечто.

– Ты молодец, – сказал водитель Мерседеса, Максу. Такое упрямство обязательно вознаградится в будущем. Если хочешь, приходи в мою фирму. Мне нужны уверенные менеджеры по продажам.

Макс надменно посмотрел на человека, который явно польстил его самолюбию, и еле скрыл улыбку. Разумеется, Макс хотел выхватить визитку с номером, но его гордый характер москвича не позволял это сделать.

Макс равнодушно вернул заправочный шланг на место и сел в машину.

Никита не собирался садиться в машину. Он думал что-то предпринять, чтобы девушка вышла из Мерседеса. Он хотел знать: в чем их совместимость?

Вдруг она вышла. В черном вечернем платье до колен, с открытыми плечами, и направилась в мини-маркет.

– Я сейчас, – крикнул Никита Максу, и поспешил за девушкой.

Он стоял за ней в очереди и разглядывал голую спину. Чем-то она была похожа по фигуре на его жену. Такая же нежная кожа, тонкие плечи, и худая спина.

– У вас заблокирована карта, – сказал кассир.

– Я сейчас схожу в машину и вернусь.

– Не стоит, я оплачу.

Девушка не успела опомниться, как Никита приложил телефон к терминалу и оплатил с помощью PayPass.

– Я не просила, – в ее голосе послышалась грубость.

Она смотрела прямо на Никиту.

– Тебе не стоит просить деньги у этого самовлюбленного придурка, – сказал почти шепотом Никита. Но кассир все-таки разобрала его речь и с интересом уставилась на Никиту.

– Паша многого уже добился. Ему можно любить себя.

– Тогда поторопись к нему, – Никита почувствовал укол ревности и зависти одновременно.