– Танго, – коротко бросил я, дёрнул на себя автомат левой рукой.

Громила подался вслед за оружием, а я резко поднял правую руку и один раз нажал на спуск.

Он откинул голову и сжал пальцы. Калаш затарахтел, а я придержал тело, не давая упасть, и закрылся им, как щитом. Тра-та-та-та-та-та-та! Он поливал стоявших на краю своих подельничков, а я держал его руку. Кто-то успел выстрелить, но ему было уже всё равно.

Магазин отстреляли быстро. Я оттолкнул тушу, скакнул в сторону и положил последнего братка. Оглянулся. Никитоса не было видно. Сука хитрожопая! Свалил тварь.

– Юля! – крикнул я. – Быстро сюда!

Она, обхватив голову руками и скрючившись, как эмбрион лежала на дне ямы. Жива или нет, я не видел.

– Юля! Время!

Она дёрнулась, я наклонился, потянулся к ней.

– Давай руку! Не спи! Машину водишь?

Она молча кивнула.

– Всё, уезжай скорее! Бери дочь и беги из города, пока они не хватились!

– А ты…

– Мне тут закончить надо! Пошла! Бегом!

Она заскочила в машину. Движок пахал, его не глушили. Хлопнула дверь, взревел мотор и «буханка» стала пятиться назад. А я вернулся к яме.

– Никита! – крикнул я. – Иди сюда. Крутая подстава. Многоходовочка, да? Ты на такие мастер. Но я не злюсь.

Он не ответил.

– Никитос!

Я встал в свете фар и бросил пистолет в снег.

– Брат! – снова закричал я. – Я без оружия! Хорош шугаться! Выходи! Не дури, думаешь, я смог бы в тебя шмальнуть?..

БАХ!

Твою мать! Никитос… По груди разлилась острая боль… Всё закружилось, в глазах потемнело…

– Никитос…

Я захрипел. Во рту стало солоно, потекла, запузырилась кровушка. Я поморщился и повалился назад, на спину. В покрытый корочкой и почерневший снег. В острых лучах появилось лицо Никиты – заострившиеся черты, злой и холодный взгляд. Как в Афгане… Он молча вытянул руку с пистолетом, направил мне в лицо и подождал пару секунд… Ничего не сказал, просто внимательно посмотрел и… снова выстрелил…

БАХ!

Стало темно…

1. Красивый, Крас, Краснов

События этой книги – выдумка. Даже те, которые очень похожи на то, что вы видели, слышали или делали сами. Все персонажи вымышлены, а совпадения с реальностью случайны. Если вы узнали себя – это непреднамеренно, и нет повода паниковать. Впрочем, не забывайте, в жизни за некоторые поступки могут наказать. А за чтение этой книги максимум что вам грозит – нагоняй от директора школы

Когда я открыл глаза, грудь по-прежнему болела. Правда, по-другому… И было светло. И нехолодно. И лежал я явно не в снегу, а на чём-то твёрдом и, похоже, в помещении. Кажется, на полу. А лица, склонившиеся надо мной принадлежали не Ширяевским бандюкам и не ментам, а детям. Подросткам. Наглым и дерзким. Впрочем, может, они и на Ширяя работали. Но, это мы разберёмся.

– О, зашевелился, – скривился в усмешке один из них. – Выжил гад.

Болела не только грудь, но и затылок. Я двинул рукой. Блин, болело всё тело, вообще-то.

– Мэт, – покачала головой деваха с длинными светло-розовыми волосами и в огромной, явно с чужого плеча кофте. – Я думала, ты его убил. Рил. Он ведь не дышал…

Я коснулся рукой груди. Она оказалась сухой, крови не было. Пошарил… Точно, крови не было…

– Красивый, потерял чего? – усмехнулся пацанчик, похожий на девчонку.

– Он проверяет, не выросли ли сиськи.

Подростки заржали.

– Алис, – осклабился один из малолеток, самый деловой, похоже, – даже если бы я его наглухо вальнул, папа бы меня по-любому отмазал.

Папа, блин… Ласковый какой…

Девчонка бросила на него сердитый взгляд и покачала головой. А я попытался подняться. Лежать, как Буратино на лекарском консилиуме мне не улыбалось. Нужно было разобраться в том, что случилось и выяснить, где кто.

Больше всего меня сейчас интересовало, удалось ли Юле скрыться от этих уродов. И где моя Катя, опять же. И… Никитос. Мой друг и брат… Теперь, по-любому, один из нас должен уплыть по реке смерти, или как там у древних народов…

– Так, – сказал я, усаживаясь на полу, – где Юлия?

Сказал и… осёкся. Голос прозвучал сипло, с надломом. Блин… Наверное, пока лежал на снегу простудился.

– Зачем тебе Юлия? – зло воскликнул парнишка, похожий на боксёра, единственный приличного вида из всей компании.

– Да он стучать собрался! Отброс! Слышь, Красный, ты охренел?

Кто-то пихнул меня кончиком ботинка.

– Так, шакалята, ну-ка брысь отсюда! – рыкнул я. – Пока я вам уши не открутил. В натуре.

Все заржали. Я потрогал рукой затылок. Блин! Стреляли в грудь, а в крови башка. На камень наверное грохнулся или на палку какую-нибудь…

– Вы гляньте, Крас у нас резко гигачадом стал, – сквозь смех воскликнула розовокудрая Алиса.

– Крас – гигачад, – подхватил кто-то.

– Потому что он Красивый!

Над чем они смеялись, я не понял, но это вообще не имело значения.

– Мэт, – сурово бросил боксёр, – надо его в медпункт.

– Да мне фиолетово, что ему надо. Пусть идёт, куда хочет. Слышь, Крас, завтра если не принесёшь лавэ, я тебя точно урою, и мне ничего не будет, ясно? Не слышу! Не слышу, я сказал! Алё, тебе ещё вломить или как?

Это он мне что ли? Я поморщился, прислушиваясь к своему телу.

– Фиолетово тебе или нет, – не останавливался боксёр, – но тут его нельзя бросать. Тебя, может, и отмажет папаша, а нас потом директриса замотает и родители мозги выжрут. И Юлия, опять же.

Так, Юлю, значит, они знают.

– Ну, тебе надо, ты с ним и нянькайся.

– Ничё так ты, молодец. Ты его нокнул, а я разгребать за тобой должен?

– Ну, не разгребай, – ухмыльнулся Мэт.

– Мудак, – с презрением резюмировал боксёр.

– Чё ты сказал?! Ты попутал, лошок?

– А ты не забылся, мажорчик? Я-то не Крас, вломить могу.

– Да пошёл ты, – включил заднюю Мэт. – Чё хочешь, то с ним и делай, можешь в жопу поцеловать. Я пошёл, короче.

Он перешагнул через мои ноги и зашагал прочь. Я осмотрелся. Мы находились на лестничной площадке на верхнем этаже. На полу, выложенном явно новым и недешёвым кафелем, валялись окурки и банки из-под пива, что ли… Мэт весело и непринуждённо начал спускаться по лестнице и все потянулись за ним.

Остались только боксёр и розовая Алиса.

– Алиса, ты идёшь? – крикнул с лестницы Мэт, но она даже не глянула в его сторону.

Он притормозил на мгновенье, но не получив от неё ответа, поднял руку, оттопырил средний палец и пошёл дальше.

– Как хочешь, – насмешливо бросил он. – Сестра милосердия. Ты ему сделай приятное что-нибудь, чтоб он не плакал.

Его спутники загоготали.

– Так, ребятки, – мотнул я головой и заскрежетал зубами.

Движение отозвалось резкой болью.

– Осторожней, – недовольно обронила Алиса. – Рожков, что с ним делать-то? Медкабинет не самое хорошее решение. Там же спрашивать будут. «Упал» – не вариант. Как так упасть, чтобы и затылок разбить и бланш под глазом получить? У него и грудь наверное вся синяя.

– У него сотряс, по ходу, – отозвался боксёр. – Смотри, какой бледный. Слышь, жертва, голова кружится?

Девчонка приставила к губам блестящую розовую коробочку с мундштуком, втянула через неё воздух и выдула небольшое облачко пара. Запахло джемом и фруктами.

– Так, ребятки, – поморщился я, пытаясь встать. – Как я здесь оказался, можете мне объяснить?

Японский городовой, а что это на мне такое? Я уставился на узкие джинсы и стоптанные синие кроссовки с большой буквой «N» или «Z». А ещё на поношенную футболку и короткую джинсовую куртку. Ковбой, бляха… Мало того, что одежда была незнакомой, но и ноги мои… ёлки… Ноги выглядели тощими и длинными, как у подростка. А руки…

Я тупо уставился на свои ладони. Потом перевернул… Пальцы худые, грязные, ногти обкусаны под корень… На запястье дурацкие часы без циферблата…

– Смотри, как его штормит, – хмыкнула розовая и выпустила ещё одно облачко.

Может, это был типа «тот свет»? А что, выжить после выстрела в лицо с такого расстояния дело крайне сомнительное. Но если так, мне тут не нравилось.

– Он и так гением не был, – покачал головой боксёр, – а теперь вообще кретином станет.

– Гадить где попало будет? – засмеялась Алиса.

Если на мне одежда была в облипочку, то на ней висела, как на вешалке. Длинные, широкие джинсы, типа, как «пирамиды», мели по полу.

– Так, я сам с собой разговариваю, детвора? – рыкнул я. – Можете мне чётко объяснить, как я здесь оказался?

– Пипец, – покачала головой розовая.

– Ты что, не помнишь? – прищурился Рожков. – Или прикалываешься? Тебя Шалаев вызвал сюда.

– Какой ещё Шалаев?

Фамилия эта была мне хорошо известна, но…

– Конечно, прикалывается. Матвей Шалаев, Мэт. Уж кого другого, а его ты точно должен помнить. Всю жизнь.

Но никакого Матвея Шалаева, да ещё и Мэта, я однозначно никогда раньше не видел и не знал. Сто процентов. Я бы точно не забыл.

– А Юля где?

– Да блин, зачем тебе Юля? – недовольно воскликнул боксёр, – Ты стукануть реально решил? Ну, иди, она в кабинете, у нас урок уже начался. Но она тебе точно не поможет, а вот репутация твоя…

– Да какая у него репутация, ты совсем что ли, – перебила его Алиса.

– Юля Салихова, хозяйка ларька на Кирова. Какой кабинет, какой урок? Вы чего мне мозги канифолите? Молодёжь, блин! Знаете её?

– Чего?

Они переглянулись и начали ржать в голос.

– Не, Краснов, – вытерев слёзы, выдала Алиса, – ты прям юмористом стал, чётко ролфишь. Тебе надо в «Плюшки», там такой тупой юмор на ура заходит. Или в «Камеди» хотя бы.

– Посмеялись? – зло спросил я, и они начали ржать по-новой.

– Это когда Юля ларьком обзавелась? – хохотала Алиса. – Ой, не могу. Хозяйка ларька!

– Да хорош ржать, – воскликнул я. – Как только с вами учителя справляются? Это что, школа?

– А ты прямо Шерлок Холмс и капитан Очевидность. Ладно, заканчивай свой стендап.

– Где туалет? – спросил я. – Умыться надо.

– В медпункт пойдём, – твёрдо сказал Рожков.

– Туалет где, бляха?

Внутри меня всё клокотало, так что я не стал дожидаться, пока они ответят, махнул рукой и пошёл к лестнице. О-па… Качнуло меня нормально так. Боксёр подскочил и подхватил под руку.

– Хорошо смотритесь, – съязвила розовая Алиса.

Мы спустились на этаж ниже, прошли по коридору и зашли в туалет. Вернее, Алиса пошла на урок, а мы с боксёром – в гальюн. Надо же… Это что за школа с такими цивильными туалетами? Ни вони, ни грязи, импортная сантехника, плитка. Похоже, родители здесь не самые простые…

Я шагнул к умывальнику и замер…

– Твою мать… – не сдержался я. – Охренеть…

Из зеркала на меня глядел пацан лет семнадцати. Нескладный, растрёпанный, патлатый, как хипарь, неопрятный. Жесть. Под глазом ссадина, футболка вытянута. Смотреть противно, короче.

– Какой класс? – спросил я у боксёра.

– Чё? – опешил он.

– В каком классе учишься?

– В десятом, – сказал он озадаченно. – «Б»… Ты чё, Краснов? Может, ты действительно умом тронулся? Может, тебя в дурку надо?

– Посмотри, что там на затылке, – хмуро скомандовал я. – Кровищи много?

Он открыл дверцу шкафа, достал рулон туалетной бумаги, подошёл ко мне и внимательно осмотрел затылок.

– Нет, немного… Не крути башкой… Думаю, даже зашивать не придётся… Блин… Тебя Мэт так приложил, аж треск пошёл. Там выступ в стене, ты об него со всего маху долбанулся, когда он тебе в грудину пропнул. Я думал всё, конец тебе. Прям затылком…

– Мне? – посмотрел я на боксёра. – Это Мэту твоему конец.

Он нахмурился, а я снял с себя куртку. Она была заляпана бурыми пятнами, но не трагично. Ещё раз бросил взгляд в зеркало.

– Вот дерьмо! – не сдержавшись, выругался я.

Ручки тоненькие, как у цыплёнка. Мне надо было бежать, прятать Катю, Юлю, разбираться с генералом, с Никитосом… А тут такое… Блин… Точно, крыша протекла…

– Чего? – не понял Рожков. – Говорю же, не страшно. До свадьбы заживёт. Ты давай, домой топай, приведи себя в порядок, отоспись. Завтра, как новенький будешь.

– Башка болит, – поморщился я и начал замывать джинсовую куртку.

Покончив с курткой, отмотал туалетной бумаги и промокнул затылок. Кровь уже не текла, засохла.

– Давай, – неохотно предложил боксёр, – помогу.

Я наклонился над раковиной, а он аккуратно обмыл и промокнул рану.

– Ерунда, пустяки, короче, – удовлетворённо отметил он.

Я выпрямился и задрал майку. На груди чернела неслабая такая гематома.

– Зашибись у вас тут порядочки в школе, – заметил я. – Сажать надо конкретно.

– Не будь слабаком, и никакого буллинга тоже не будет. Это везде так. Не мы такие, жизнь такая.

– Отличная отмазка. Тебя звать-то как? Буллинг, в натуре… Слова-то какие придумали…

– Нет, Красивый, ты чё, не придуриваешься? Правда не помнишь нифига?

– Тут помню, тут не помню, – подмигнул я.

– Пипец какой-то, – махнул он рукой. – Илья, вообще-то.

– А меня?

– Слушай, заканчивай уже свой стёб дебильный. Я пошёл, короче.

Он развернулся и двинулся к двери.

– Илюха, – окликнул его я.

Он остановился, обернулся и настороженно посмотрел.

– Спасибо, братан.

– Да пошёл ты, Крас. Мы с тобой не друзья и уж тем более никакие не братаны. Что за слово, вообще? И не станем ни друзьями, ни братанами. Понял? Напоминаю, если ты вдруг забыл.

– Сурово, – хмыкнул я, и он вышел из туалета.

Ну, ладно, брателло, как скажешь… Я сунул руки в карманы. Из одного достал плоский брусок. Довольно тяжёлый… На пейджер не похоже, на мобильник тоже… Повертел в руках. С одной стороны был ободранный и облезлый пластик, а с другой – треснувшее стекло, похожее на экран. Оно вдруг засветилось. Точно экран. На нём появились маленькие цветные квадратики и кружочки… Прикольно…

Ладно, потом разберёмся. В другом кармане оказались ключи и свёрнутая банкнота. Пятьсот тысяч что ли? Я развернул. Да, она была похожа на пол-лимона, только нулей было всего два. Это как понимать-то? Бред какой-то. Билет, бляха, банка России. И вроде эта бумажка проще выглядела, но, одновременно, как-то солиднее… Хрень какая-то…

Я вздохнул. Пятьсот штук было бы, конечно, лучше, чем эта фальшивка… Ладно… Ключи выглядели совершенно обычными и, по большому счёту, бесполезными. Других трофеев я не обнаружил и снова подошёл к зеркалу.

– Ну что? – спросил я у своего отражения. – Что делать-то? Домой шагать? Типа, здравствуй, Катя, это я, Серёжа?

При мысли о Катюхе, из темноты сознания появился Никита. Его вчерашнее посещение засело в голове занозой. Гостинцы, вид Кати, колготки – всё вот это… Папку она ему отдала или он сам нашёл? Знал меня и понимал, где я могу спрятать, вот и нашёл. Я его тоже знал. Как облупленного. Мы же с ним…

А вот я сейчас прямиком к нему и двину! Точняк! В таком виде он меня не узнает, сто пудов. Губы расплылись в усмешке. Надо сначала зайти домой за стволом. Катюха на работе, ключей нет. Соседи на балкон левого пацанёнка не пустят. Бляха… Ладно, значит залезу по трубе. Я вон теперь какой лёгкий. И в форточку просочусь без вопросов.

В туалет зашёл тощий зашуганный пацанчик, явно младше моего отражения. Он опасливо взглянул в мою сторону, но тут же успокоился, поняв, что от меня ждать неприятностей точно не стоит. Ну-ну. Вот и Никитос так пусть думает.

Я снова глянул в зеркало. Теперь на меня смотрел не ощипанный жалкий воробышек, а ощерившийся волчонок. Слабый, но отчаянный, тот, что не отступит и будет биться до конца.

Снаружи раздались голоса и смех. В туалет вдруг влетела растрёпанная девчонка. Её втолкнули, закрыли дверь и заржали. Дураки малолетние. Она оглянулась, увидела меня с доходягой, улыбнулась. Но улыбка получилось жалкой, а в глазах ясно читался испуг.

– Придурки! – крикнула она и толкнула дверь плечом. – Откройте!

Дверь естественно не поддалась. Зазвенел звонок.

– Открывайте, я сказала! – не сдавалась девочка.

– Глотова, минет сделаешь, тогда выпущу! – раздалось из-за двери.

– И мне!

– И мне!

Парни загоготали. Уроды. Девчонка покраснела.

– Чё ты молчишь? Всё равно ведь придётся сделать! Да нас трое всего!

– Четверо!

– Ты дебил, Назаров! – крикнула она. – Идиоты!

Дверь резко открылась и на пороге появился ухмыляющийся здоровяк, а за ним несколько шакалов.

– Давай, чё ты, у тебя и фамилия подходящая.

Все опять заржали.

– Мы не скажем никому.

– Да тебе самой понравится!

Рыхлый, щербатый, коротко стриженый здоровяк-переросток, который, вероятно, и был Назаровым, шагнул к ней и начал расстёгивать ремень.

– Давай сама, Глотова, всё равно же заставлю, – подмигнул он и растянул жирные губы в мерзкой улыбке.

Девчонка отступила и натолкнулась на меня.

– А ты чё, Крас, вылупился?! – оскалился Назаров. – Тоже хочешь? Не сегодня, понял? Сегодня Глотова сосёт!

Все снова засмеялись, а я отодвинул Глотову в сторону и шагнул навстречу этому уроду.

– Слышь, пончик, я тебе сейчас зубы в глотку вобью, – спокойно сказал я. – И после этого ты всю жизнь только сосать и сможешь. Как тебе такая перспектива?

Он мгновенно изменился в лице. Его толстая колбасная рожа налилась кровью, а глаза полезли из орбит. Видать кредит с дебетом в его тупой башке никак не хотели сходиться, потому что он конкретно завис, как компьютер у нас в управлении, соображая, должно быть, как именно обрушить на меня свою ярость. Физика у меня была, конечно, полный ноль, но с этим жиртрестом…

– Это что такое! – донёсся строгий и громкий женский голос из коридора. – А ну! Быстро разошлись! Назаров! Что опять такое?!

– Да сами смотрите, Юлия Андреевна, – плаксиво заныл он. – Чё опять Назаров-то? Я в туалет хочу, а тут эти вот… Петтингом занимаются.

Он показал на меня пальцем и попятился назад. Зайдя за учительницу и убедившись, что она его не видит, он тут же сделал свирепое лицо и провёл ребром ладони по горлу.

– Краснов! – с ужасом воскликнула учительница. – Глотова! Это что такое?! Мильнер, а ты-то как в это влип?

– Я… – замотал головой пугливый пацанчик, – я… они…

– Краснов! Ты на кого похож, вообще? Посмотри на себя! Мало того, что учиться не хочешь, ещё и драться начал? Ты понимаешь, что тебя отчислят из школы? Хоть немного мозгов у тебя есть, чтобы понять эту мысль? Это несложно, подумай! А ты Глотова? Это уж ни в какие ворота! С мальчиками в мужском туалете! Ты понимаешь, что у учителей чаша терпения уже переполнена? Я сейчас сообщу твоему классному руководителю и директору школы. Пусть вызывают родителей и разбираются с тобой. Что, Краснов? Что ты смотришь, будто в первый раз меня увидел?! Краснов!

А я действительно смотрел на эту женщину во все глаза. На вид ей было лет пятьдесят. В неплохой форме, довольно стройная и подтянутая. Наверное, занималась физкультурой. Недешёвый костюм сидел идеально и делал её элегантной. Невысокая, без седины, с аккуратной стрижкой и неброским макияжем, лицо практически без морщин. Нет, не двадцатилетняя девчушка, конечно, но и не оплывшая и обабившаяся тётя Мотя. Это было поразительно. Совершенно поразительно. И невероятно…

– Салихова? – спросил я, нахмурившись.

– Что?! – она округлила глаза и уставилась на меня, как на инопланетянина.

– Салихова Юлия Андреевна, одна тысяча девятьсот семидесятого года рождения?

Все разговоры, смешки и вскрики стихли. Воцарилась полная тишина…

2. Бешеный-2

– Краснов, ты что себе позволяешь? – нахмурившись, спросила Юля, а у меня все шарики и ролики перемешались с крестиками и ноликами.

Если это была она, а я почти не сомневался, что это так, то выходило… Выходило… А может, я последние лет тридцать пролежал в коме? Нет, не получалось, рожа-то у меня теперь была совсем другая. Да ладно рожа, но и тело тоже. Вообще, всё другое…

– У тебя что, ролевые игры на уме? – сердито наступала Юлия Андреевна. – Хороший полицейский, плохой полицейский? Запомни и заруби себе на носу, я очень плохой коп, ясно? И завуч по совместительству, а ты меня уже извлёк! Я больше нянькаться с тобой не собираюсь. Нам нужны высокие показатели, а не ЧП. Причём, это касается, как учёбы, так и всего остального, включая поведение. Мы в этом году статус лицея собираемся получить, если ты помнишь. Поэтому подобные закидоны я буду выжигать калёным железом. Вместо того, чтобы сидеть у меня на уроке, ты всякой мерзостью занимаешься. Сегодня же твою мать вызову в школу! И твоих родителей, Глотова! Всё, уйдите с глаз долой! А ты, Мильнер, слишком рано на кривую дорожку вступаешь!

– Да я просто… – начал было тощий, но Юля изобразила такую страшную гримасу, что Глотова с Мильнером пробкой вылетели из туалета. Я тоже пошёл на выход. Вышел в коридор и остановился.

– Сергей, – окликнула меня Юля. – На самом деле, всё очень серьёзно.

Она подошла вплотную и продолжила, понизив голос: