Глава 2. В пути.

Первые мгновения движения

Как только объявили о выходе поезда с платформы, «EuroCity 173» начал медленно отдаляться от Берлина. Ветер вырывал последние снежные хлопья с крыши вокзала, оставляя за собой едва различимый след от светящихся огней. Колёса, касаясь шпал, издавали характерный гул, который словно приглушал звуки прощаний и последние вздохи зимнего города.

Гул металла внизу, вибрация пола, похожая на внезапное учащение пульса. Затем – чуть более явное покачивание. Мягкий толчок, словно кто-то с силой, но без злобы подтолкнул массивное тело поезда в спину.

И вот – поезд трогается.

Медленно, как будто нехотя. Скрежет сцепок сзади, протяжный лязг, дрожь по вагону – словно поезд сам пробуждается после долгого сна. За окнами – свет платформы Берлинского вокзала дрожит и отступает, превращаясь в размытые полосы жёлтого и белого.

Станция остаётся позади. Как осталась за спиной обычная жизнь.

Изнутри вагона ощущалась перемена: тусклый свет ламп, игра света и теней на хромированных поручнях, мерцающие отражения в окнах. Каждый пассажир, словно частью единого механизма, начал воспринимать эту перемену – движение стало символом начала новой главы, таящей не только путешествие, но и скрытые истории.

Атмосфера в купе и коридорах

В узких купе можно было услышать тихий гул разговоров: фрагменты голосов на немецком, чешском и русском, перемешанные с шелестом газет, звуками набора текста на клавиатуре ноутбуков и тихим шелестом страниц книг. В одном из купе, где сидела Елена Пахомова, мягкий мерцающий свет настольной лампы отражался от ее аккуратно сложенного блокнота. Она быстро делала заметки о расположении пассажиров, интуитивно отмечая любые детали – будь то растрёпанный галстук бизнесмена или задумчивый взгляд пожилого профессора.

В коридоре, освещенном мягким мерцанием люстр, мелькали проходящие силуэты:

Немецкий предприниматель Дитрих Хольц с трудом утаивал нервное напряжение, когда его темные глаза скользили по купе, где можно было различить мелькающие бумаги и странные символы на электронном табло.

Тревел-блогер Тереза Ваврова, с неподдельной энергией и блестящими огнями в глазах, снимала короткие видеоролики, рассказывая о том, как поезд плавно начинает движение и как будто уносит в свой эфир остатки старого мира.

Пожилой профессор Вальтер Кляйн тихо бормотал философские размышления, считая, что каждое движение поезда – это метафора жизни: «свобода в движении – это иллюзия, но иллюзия, у которой своя красота».

Почти незаметные, но важные детали

Время от времени мелькали и небольшие детали, способные раскрыть характер каждого:

На коридорном столике у окна лежала пара очков с тонкой золотой оправой, оставшаяся после того, как хозяин отвлекся на фотографирование заснеженных пейзажей за окном.

По одному купе ходил легкий аромат одеколона, смешанный с запахом кофе и давней кожаной сумки, что напоминало о длительных перелетах и численных встречах в дипломатических кругах.

В углу вагона, возле дверцы, молодой чешский юноша в форме ассистента вокзала тихо проверял список пассажиров, его взгляд заострялся на каждой новой записи – будто каждая фамилия имела значение.

Момент отрыва от берлинской суеты

Переход от статичного вокзала к движению стал не только физическим, но и эмоциональным. Пассажиры, как будто на мгновение забывая о своих заботах, смотрели в окна, где размытые огни города уступали место зимней пустоте полей и лесов. Звуки, доносящиеся из динамиков поезда – спокойные мелодии классической музыки, смешанные с приглушёнными разговорами – создавали ощущение перехода между мирами: от цивилизации, где каждый шаг ознаменован памятью и прощаниями, к неизвестности, где каждая минута наполнена ожиданием и тревогой.

Елена Пахомова ненавязчиво перемещалась между купе и коридорами, фиксируя каждый нюанс. Она отметила, как один из пассажиров, молодой мужчина в темном пальто, мельком посмотрел через окно, будто пытаясь запечатлеть последнюю картину родного города. В то время как в дальнем конце вагона, у окна, пожилая дама с вязаным шарфом тихо улыбалась, словно помня счастливые минуты прошедшей весны. Каждый из этих образов складывался в мозаику, которую только предстоит распутать в ближайшие часы.

Реакция пассажиров

В каждом вагоне люди отреагировали по-своему – кто-то почти незаметно, кто-то выразительно.

Елена Пахомова машинально взглянула на часы – ровно 16:10, по расписанию. Её пальцы автоматически открыли кожаный блокнот, на первой странице которого уже было записано:

«Поезд начал движение. Вагон 4, купе 6A. Соседи – отсутствуют. Тишина».

Она села у окна и прижалась плечом к стене. Ей нравилось чувствовать пульс железа – как будто поезд делился своей решимостью.

Дитрих Хольц, в соседнем купе, вздохнул, будто с облегчением. Он закрыл папку с документами, на секунду прислонился к стеклу и провёл пальцем по щеке. Глаза у него были красные – не от слёз, но от недосыпа и чего-то ещё… более тяжелого.

Он достал из внутреннего кармана серебряную флягу и сделал короткий глоток. Металл блеснул в электрическом свете.

Тереза Ваврова закричала в телефон:

– «Guys! Мы покатили! Поезд офигенный! Вид из окна – космос!»

Она держала штатив, как винтовку, направленную в небо. Смеялась. Но смех чуть дрожал – возможно, от нервов.

Профессор Кляйн аккуратно положил книгу на колени и посмотрел в окно. Он что-то записал в свою тетрадь:

«Движение началось. Мир меняет лицо при малейшем толчке. Лица становятся тенями».

София Левандовска достала блеск для губ и поправила макияж, глядя в отражение стекла. Её губы шевельнулись:

– «Let’s go, baby».

Она сделала фото своего отражения и отправила в сторис: «На грани – как всегда».

Ритм поезда

Поезд вошёл в ритм – ритм дороги. Он был гипнотизирующим: тум-тум, тум-тум, тум-тум.

Колёса отбивали такт по шпалам, как метроном рокового плана.

Легкое покачивание.

Монотонный шум вентиляции.

Скрытые вибрации, которые чувствуешь грудью, а не ушами.

Эти звуки стирали границу между реальностью и внутренним напряжением.

Проводница Анна Штепанова начала обход по вагонам. На груди – табличка с именем. В руках – планшет и список.

Она стучалась тихо, ровно, в одно и то же место: в середину двери.

– «Fahrkarten, prosím. Billets, пожалуйста. Tickets, please».

Она вежливо улыбалась, но глаза скользили по лицам, сумкам, багажу, даже обуви. Профессиональный взгляд, без иллюзий.

Когда она дошла до купе Хольца, он протянул билет молча. Не взглянув.

– Вы едете в Прагу надолго? – спросила она, стараясь звучать нейтрально.

– Нет, – коротко ответил он. – Только сегодня. Завтра – обратно.

Он закрыл дверь с чётким щелчком.

Первые предчувствия

Несмотря на кажущуюся обычность, в воздухе витало предчувствие чего-то неладного. Сквозь непринужденные разговоры, мимолетные столкновения взглядов и случайные прикосновения ощущалась тонкая, но явная нить напряжения. Как будто поезд, уносящий пассажиров, уносил с собой не только их тела, но и секреты, сны и грядущие трагедии.

Когда поезд окончательно отсоединился от вокзальной платформы и гул города смягчился до далекого эха, каждый пассажир непреднамеренно стал частью огромного детектива, где каждая деталь, каждое слово и даже каждый взгляд могли оказаться решающим в будущем расследовании.

На этой ноте поезд продолжал свой путь – тихо, ровно, с ожиданием грядущей бури, которая изменит судьбы всех, кто оказался внутри этого скользящего мира.

Странности начинаются

В одном из дальних купе старик с тростью – Мирослав Дворжак – поднял голову. Он услышал стук. Но не в дверь.

Где-то – над ним, или под ним – будто по металлу постучали пальцем. Один раз. Потом ещё.

Два коротких удара, затем тишина. Как шифр.

Он прислушался. Стук не повторился. Но он точно знал: это не было воображением.

В тот же момент в вагоне-ресторане Лукаш опустил газету, почувствовав движение воздуха за спиной.

Он обернулся – никого.

Но на столике, где только что сидел студент, осталась чёрная перчатка.

Он взял её двумя пальцами и положил в коробку для забытых вещей.

Он не знал – или не хотел знать – что перчатка была тёплая.

Под покровом нормальности

Поезд мчался всё быстрее. За окном – чёрные силуэты деревьев, вспыхивающие под огнями редких станций. Снег усиливался.

Никто ещё не знал, что один из пассажиров не доберётся до Праги.

Никто ещё не догадывался, что убийство уже запланировано.

И что оно произойдёт в идеально выбранный момент – между границами, между законами, между жизнями.

Пока же – только железо, скорость, отражения в окнах.

И поезд, набирающий ход, словно пуля в стволе.

Первые наблюдения: кто где сидит, кто с кем говорит

Внутри поезда, между Дрезденом и границей, стало по-настоящему уютно и одновременно тревожно. Белая мгла за окном делала пространство безвременным – всё, что происходило внутри, начинало казаться важнее, чем внешний мир. И Елена Пахомова, бывший следователь, теперь консультант Интерпола, ощущала это всем своим телом.

Она достала блокнот. Страницы были чисты, как снег за окном. Но ненадолго.

1. Вагоны и структура поезда

Поезд «EuroCity 173» состоял из девяти вагонов:

Вагон 1 – бизнес-класс: в основном одиночные пассажиры, тихо, просторно.

Вагон 2 – международная пресса, пара журналистов, туристы с ноутбуками.

Вагоны 3–6 – стандартные купейные с шестью местами в каждом купе.

Вагон 7 – ресторан.

Вагон 8 – открытый эконом, много студентов и туристов.

Вагон 9 – технический, персонал, проводники.

Елена шла по третьему вагону. Здесь были те, кто выбирал тишину и приватность, но всё равно оказывался видимым для внимательного взгляда.

2. Купе 3A: профессор и путешественник

В купе 3A сидел профессор Вальтер Кляйн – седой, с аккуратной бородкой и французскими очками на переносице. Он читал Камю. Напротив него – немолодой чех, имя неизвестно, судя по внешности – экскурсовод или историк. На столике между ними лежала открытка с изображением Карлова моста и книга на чешском о Тридцатилетней войне.

Они не разговаривали, но время от времени перекидывались репликами на ломаном английском. Темы: искусство, климат, дети. Оба – вежливы, культурны. Но взгляд Кляйна периодически скользил к соседу слишком часто для простого интереса.

3. Купе 3C: дипломат и телохранитель

Дитрих Хольц ехал в одиночном купе, но к нему уже дважды заходил мужчина в сером пальто, возможно, сопровождающий или охрана. Он приносил документы и что-то показывал на планшете. Говорили шёпотом. Елена запомнила: у второго мужчины был слабый акцент, возможно, швейцарский.

Интересно, что в расписании билетов пассажир с фамилией H. Weber значился как занявший соседнее купе – но Елена не видела, чтобы он заходил. Совпадение?

4. Купе 4B: блогер и фотограф

Тереза Ваврова, чешская тревел-блогерша, сидела у окна с камерой, микрофоном и наушниками. Время от времени к ней присаживался Симон Юнкер, молодой немец с фотоаппаратом. Он – тихий, улыбчивый, с глазами человека, который много наблюдает, но мало говорит. Судя по его паспорту (Елена проверила списки на станции), он – фрилансер-фотограф, снимал для туристических журналов.

Они флиртовали. Легко, непринуждённо. Тереза пыталась его вовлечь в прямой эфир, он отказывался, но не резко.

В этот момент Елена написала в блокноте:

«Юнкер скрытен, но явно всё слышит. Камера его – не просто рабочий инструмент. Проверить архивы съёмок позже».

5. Купе 5D: девушка с ребёнком и странная сумка

В дальнем купе сидела Анна Новотна, молодая мать, рядом – девочка лет пяти. Ребёнок спал. Сумка у матери – старая, потёртая, но явно дорогая. В какой-то момент Елена услышала, как она по телефону говорит:

«Я не должна была брать это с собой, ты же обещал, что до границы всё будет тихо».

Это могло бы быть всё, что угодно – документы, деньги, лекарства. Но тон голоса был тревожным.

Рядом с ней, через стекло коридора, мужчина в зелёной куртке несколько раз проходил мимо. Он не садился, не спрашивал, просто смотрел.

6. Ресторан-вагон: соединительная точка

В ресторане собирались самые разные. Лукаш, бармен, был местным центром притяжения: он знал пассажиров, следил за порядком. Пара туристов – пожилые французы – спорили о глинтвейне. Два студента из Праги играли в шахматы.

За дальним столиком – София Левандовска, полячка с пронзительным взглядом. Она разгадывала кроссворд на планшете, но всё время как будто слушала. Елена заметила, что она следит за входами.

«Наблюдатель. Может быть, частный сыщик? Или журналистка?»

7. Разговоры и маршруты

Кто с кем уже говорил:

Хольц и человек в пальто – явно в связке, возможно, деловые отношения. Разговоры приглушённые.

Тереза и Симон – лёгкий флирт, но она активнее. Он скорее наблюдает, чем участвует.

Кляйн и чешский историк – почти случайные темы, но Кляйн явно интересуется соседом.

Анна и неизвестный в зелёной куртке – пока без слов, но невербальный контакт очевиден.

София – пока ни с кем, но наблюдает за всеми.

8. Выводы Елены

Она вернулась в своё купе и закрыла дверь. За окном – снег, лес, мост.

В блокноте уже вырисовывалась карта расположений и контактов.

«Поезд кажется живым. Он не просто перевозит людей – он проводит сценарий. А пассажиры играют роли, не всегда зная об этом. Кто-то здесь случайный. Но кто-то – нет».

Купе 5B

«Первое предчувствие»

1. Движение по вагону

Поезд шёл с ровным стуком по немецкой земле. Уже далеко за Лейпцигом, впереди была граница. Внутри – тепло, лампы мягко подсвечивали деревянные панели, в купе пахло кофе, шерстяными пальто и металлической свежестью нагретого железа. Время, казалось, замедлилось.

Елена Пахомова шла по узкому коридору вагона 5. Она часто делала такие прогулки – под предлогом размяться. На самом деле она фиксировала лица, интонации, напряжения, запахи.

Внутренний архив, который работал без команды.

Когда она проходила мимо купе 5B, она замедлилась. Не специально. Просто тело отреагировало раньше головы. Это было что-то в позе пассажира. Неестественная тишина. Пустота, которая при ближайшем рассмотрении оказывалась слишком наполненной.

2. Он

Пассажир был мужчиной лет тридцати восьми-сорока, смуглый, с высоким лбом и коротко стриженными волосами. На нём – серый вельветовый пиджак, слегка потертый, но дорогой. Рубашка без галстука, ворот расстёгнут. Глаза – серые, с зелёным отливом. Очень спокойные. И слишком неподвижные.

На коленях у него лежал кожаный портфель – закрытый, с потёртыми углами. Он сидел, положив одну ногу на другую, и глядел в окно, но глаза не двигались. Как будто он не смотрел – ждал.

Пахомова почувствовала лёгкое, почти рефлекторное напряжение в спине.

Так сидят только трое: разведчики, киллеры или люди, которым есть что терять.

3. Контакт

Когда она поравнялась с дверью купе, он перевёл взгляд прямо на неё.

Не дёрнулся, не моргнул. Просто посмотрел – как будто знал, что она идёт, и ожидал, что она посмотрит.

Он слегка кивнул. Почти незаметно. Вежливо. Холодно.

Именно эта вежливость и была странной.

– Добрый день, – сказала она по-немецки, автоматически.

– Guten Tag, – ответил он быстро, с лёгким акцентом, возможно, восточноевропейским. Не чешским. Может быть, болгарским. Или македонским?

Но был момент – доля секунды – когда он чуть опоздал с реакцией. Словно в голове перевёл, прежде чем ответить.

Значит, немецкий – не родной. Возможно, не основной.

4. Наблюдение

Она прошла мимо, но, оказавшись у двери туалета, задержалась.

Сделала вид, что проверяет блокнот. На самом деле, смотрела в отражение окна напротив.

Мужчина тем временем… не пошевелился.

Но портфель он положил на сиденье рядом с собой, ближе к стене. Как бы инстинктивно – между собой и коридором.

Интересно. Если бы это был ноутбук, он бы работал. Если документы – почему держал их на коленях?

На столике – ничего. Ни чашки, ни телефона. Только салфетка и пластиковая упаковка от сэндвича, уже пустая.

Отпечатки он не оставляет. Всё минимально.

На стенке купе – небольшая царапина, свежая, будто чем-то металлическим задели пластик.

Она это запомнила машинально.

5. Возвращение и размышление

Когда она вернулась в своё купе, Пахомова сразу сделала запись:

5B

Мужчина, 38–40, южная внешность, сдержан. Акцент. Вежлив, но фиксирует.

Реакция – контролируемая.

Портфель – кожаный, старый, держит на коленях. После контакта – убрал.

Поведение: наблюдает, но не инициирует.

Имя по списку: «N. Todorov».

Страна указана: Болгария.

Проверить: был ли такой пассажир на прошлых рейсах?

Она вытащила планшет, открыла VPN-доступ к базе «Интерконтроль». Ввела имя.

– Если это не псевдоним – я съем свой паспорт.

6. Внутреннее напряжение

Поезд входил в предгорья. Свет становился серым, как подводная глубина. За окном – лес, снежные склоны. Время между станциями увеличивалось. И это давало ощущение изоляции.

Елена всё сильнее ощущала чёткую закономерность:

Кто-то хотел быть незаметным.

Кто-то хотел быть случайным.

А кто-то был… лишним. Впаян в этот маршрут не по билету, а по задаче.

Купе 5B вдруг стало эпицентром тревожного кольца.