Лифт взмыл вверх, и Штольц вспомнил, как когда-то, много лет назад, он сам исследовал такие места. Его внутренний взгляд всегда фокусировался на человеческих следах, мелочах, которые другие могли бы не заметить. Переходы, ручки дверей, царапины на стенах. Всё это было частью загадки. Но теперь, когда он стал старым, когда его интуиция больше не могла работать в одиночку, ему приходилось полагаться на что-то другое.

В лифте не было никого, только тихий звук вентиляции. Он вышел на этаж и оказался в туманной зоне, где холод и стерильность лабораторий вытягивали из него все чувства. Штольц закрыл глаза на секунду, чтобы вернуть себе ощущение твердой почвы под ногами. Ему нужно было принять это место таким, какое оно есть, и сосредоточиться. Это было его дело. Даже если весь мир уже не нуждался в таких, как он.

Он шагнул в глубины комплекса, ощущая, что с каждым шагом его шаги становились не только физическими, но и метафорическими – шагами к той самой неизведанной стороне мира, которую ему нужно было разгадать.

Штольц вышел из лифта и шагнул в узкий коридор, который сразу же привел его к лаборатории Ревкина. Двери открылись с тихим шорохом, и он оказался в стерильной, почти клинической обстановке, где каждый предмет был на своем месте, а стены были покрыты серыми и белыми панелями, на которых не было ни царапины. Освещенная неоновыми лампами лаборатория выглядела так, словно ее только что вымыли и подготовили к приему очередной партии исследовательских данных.

Однако, несмотря на безупречный порядок, что-то в этом месте было не так. В этом помещении не было привычной для Штольца атмосферы напряженности, которая бывает на месте преступления. Не было запаха крови, странного покачивания воздуха, будто бы кто-то еще был рядом, или чего-то, что заставляло тело сжаться от страха. Здесь был холодный, будто застывший, воздух. Всё выглядело слишком идеально, даже для научной лаборатории. Не было ни следов борьбы, ни признаков того, что кто-то пытался скрыть что-то важное.

Но именно эта стерильность и вызывала тревогу. Такое ощущение, как будто кто-то старался создать иллюзию случайности, чтобы полиция и другие следователи ничего не заметили. Это была тщательно продуманная постановка.

Штольц сделал шаг в сторону рабочего стола Ревкина. На нем стояли несколько дисплеев, на которых, судя по всему, отображались различные данные о последних исследованиях. Картинка на экране была яркой, но стерильной. Всё было аккуратно расставлено, как будто инженер никогда не делал ошибок, никогда не оставлял следов за собой. Но Штольц знал, что это обман. Люди, особенно такие, как Ревкин, не могли быть настолько организованными. Он был слишком умён, чтобы не оставить хотя бы мелких следов.

На столе лежал листок бумаги. Он был слегка смятый, как будто кто-то забыл его на столе. Когда Штольц поднимал его, он заметил, что на бумаге были видны следы ожога. Полосы черного уголька пересекали записи, сделанные Ревкиным, но при этом текст оставался разборчивым.

Штольц внимательно изучил листок. Это были заметки, которые инженер делал в последние часы перед смертью. Он писал о «необратимом процессе» и «синтетических нейронах», указывая на свои достижения в области создания ИИ, который мог бы имитировать человеческие эмоции. Но все эти записи были не просто недосказанными – они были эксцентричными и сбивчивыми, как если бы Ревкин пытался что-то скрыть.

Потом Штольц заметил что-то ещё. Под полусгоревшими бумагами, на экране рядом с монитором, отразился код, скрытый за случайными окнами. Он привстал, наклонился, чтобы внимательно рассмотреть эти данные. Они были связаны с алгоритмами, которые мог бы использовать ИИ для обработки эмоций. Однако этот код был неполным, обрезанным, как будто кто-то пытался вырвать его из контекста.

Штольц сделал несколько шагов к столу, пытаясь понять, какие данные он мог бы восстановить, но не успел сделать ни одного шага. Дверь с тихим щелчком распахнулась, и в лабораторию вошел человек в полицейской форме. Он был среднего роста, с коротко остриженными волосами и усталым выражением лица, что говорило о долгих часах работы. В руках он держал планшет.

– Штольц? – спросил он, сдерживая недовольство в голосе. – Вас не приглашали сюда. Я знаю, кто вы, но в следующий раз лучше бы вам согласовать всё с нами.

Штольц повернулся, не особо удивленный появлением полицейского. Он знал, что рано или поздно его разыщет кто-то из стражей порядка. Это место не могло оставаться без внимания, особенно если Ревкин был не просто инженером, а частью технологической элиты города. Но теперь, когда он был здесь, он знал, что полиция не добьется многого. Их методы были слишком стандартными для этого дела.

– Если бы я ждал приглашение, я бы не оказался здесь, – ответил Штольц, не теряя спокойствия. – Я работаю по просьбе вашей начальницы. Или вы не в курсе?

Полицейский посмотрел на него с недоверием, затем коротко кивнул, будто соглашаясь на разговор. Он подошел ближе к столу, на котором лежали бумаги Ревкина.

– Мы уже осмотрели всё, что здесь есть. Нет следов взлома, никаких нарушений безопасности. Всё идеально – слишком идеально для этого места, – сказал полицейский, поднимая взгляд на Штольца.

Штольц знал, что мужчина говорит правду. Он понимал, что на первый взгляд всё здесь выглядело безупречно. Но чем больше он осматривал комнату, тем больше ощущал, что все эти элементы – как часть игры, замкнутой в круге. Что-то было не так, и это что-то было важно.

– Вы проверили его компьютер? – поинтересовался Штольц, подходя ближе к мониторам.

– Конечно, – ответил полицейский. – Все файлы были очищены, никакой информации не осталось.

– А вы уверены, что всё было очищено? – Штольц не мог поверить, что полицейские не заметили этих странных следов на экране. Они думали, что просто стерли всё до последнего байта. Но он видел, что данные могли быть искажены или скрыты. Даже если они «очистили» его компьютер, этого было недостаточно, чтобы избавиться от следов.

Полицейский замер на месте, зная, что Штольц прав. Он снова посмотрел на бумаги Ревкина.

– Похоже, он пытался что-то скрыть, – произнес он с сомнением в голосе. – Но почему?

Штольц обернулся, глядя на полусгоревшие записи. Слова «синтетический разум» и «необратимый процесс» снова всплыли в его памяти. Это не могло быть случайностью.

– Потому что этот человек знал, что он сделал. И что-то ему не давало покоя, – сказал Штольц, подходя к столу и смахивая пепел с бумаги. – Он создал нечто, что могло разрушить его жизнь. И он пытался остановить это.

Полицейский стоял неподвижно, наблюдая, как Штольц счищает пепел с бумаги, но не говоря ни слова.

– Сильно похоже на проект «Эмоциональный разум», – добавил Штольц, застывая на секунду. – Если это так, то его смерть – не случайность. И здесь было что-то большее, чем просто исследовательская работа.

В комнате повисла тишина, и Штольц знал, что теперь они оба были на одной волне. Но в этой тени, наполненной роботизированной тишиной и следами человеческой ошибки, его интуиция подсказывала ему, что впереди будет гораздо более темный и опасный путь.

Штольц стоял у стола, разглядывая полусгоревшие бумаги Ревкина. Его мысли метались, пытаясь сложить мозаику из деталей, но внезапный жест полицейского снова заставил его отвлечься. Мужчина, стоявший у двери, махнул пальцем по своему планшету и сделал шаг вперед.

– Мы не ожидаем вашего участия в расследовании, Штольц. Лучше бы вам держаться подальше.

Штольц вздохнул и повернулся к полицейскому. Мужчина выглядел точно так же, как и все те, кого он встречал в последние годы – человек, привыкший к власти и могуществу, знающий, как манипулировать ситуациями. Он был не только стражем порядка, но и тем, кто понимал, что каждое его слово может иметь последствия для тех, кто работает в тени корпораций и власти. Это был обычный полицейский, и его роль здесь была очевидна. Он стоял на стороне «правильных» людей.

– Угроза? Это что-то новенькое, – Штольц не мог скрыть сарказма. – Я думал, что детективам разрешено работать там, где они хотят, если они не нарушают закон.

Полицейский встал прямо, его лицо стало ещё более каменным.

– Закон, конечно. Только вот вы забыли одну важную деталь, Штольц. Это дело касается «НоваТех». И это значит, что если вы не хотите лишиться своей лицензии и бизнеса, вам лучше оставить его в покое.

Штольц почувствовал, как его тело напряглось. Это был один из тех моментов, когда человек понимает: его пытаются не просто отговорить, а заткнуть рот, поставить на место. В этом городе давно все решали деньги и связи, и «НоваТех» была корпорацией, которая стояла на вершине всего. Они контролировали разработки, которые не поддавались никакому внешнему регулированию. Отследить что-то в их империи было почти невозможно.

– Это вам не понравится, – добавил полицейский, немного опустив голос. – Мы знаем, что вы частный детектив. Но вы ведь понимаете, что чем больше вы влезаете в это, тем сильнее вас «прикроют». От вас ни одна организация в этом городе не получит ни одной крупной сделки. Иначе мы просто сделаем вашу работу невозможной.

Штольц долго молчал, но понимал, что это был не просто психологический ход. Он знал, что такие угрозы могут означать многое. Как бы он ни старался, «НоваТех» могла буквально стереть его из всех списков, от бизнес-реестров до баз данных по заказам.

Тем не менее, его не так-то просто запугать.

– Не думаю, что они смогут закрыть меня, – сказал он, подходя ближе к полицейскому и внимательно смотря на его планшет. – Сильно сомневаюсь, что вы будете для них таким же важным, как я. И я точно не остановлюсь, пока не выясню, кто здесь кого убил.

Полицейский лишь бросил на Штольца ещё один угрожающий взгляд, а затем, не сказав больше ни слова, развернулся и ушел в коридор. Штольц остался в лаборатории, ощущая, как напряжение в комнате растет. Он глубоко вздохнул и взглянул на бумаги инженера, которые теперь казались еще более важными, чем когда-либо.

Пока он рассматривал записи Ревкина, его мысли снова вернулись к словам полицейского. Они не просто угрожали – они пытались манипулировать им, играли на страхе, на его будущем, на его карьере. Всё это было частью игры, в которой Штольц теперь оказался. Но он знал, что отказаться от этого дела – значит предать всё, во что он верил, всю свою карьеру. Пора было копать глубже.

Штольц вернулся к столу и снова стал изучать листы бумаги. Внизу каждой записи были странные пометки, указывающие на связи Ревкина с другими технологическими гигантами, не только с «НоваТех». Он заметил одну интересную деталь, которую ранее не обращал внимания – следы воздействия вируса на систему, который мог быть внедрён извне. Кто-то пытался что-то скрыть, но Ревкин явно пытался восстановить информацию, как если бы знал, что его жизнь в опасности.

Неизвестно, с кем был связан Ревкин, но он явно оказался в ситуации, когда ему пришлось работать с более могущественными силами, чем просто корпорации. Штольц задумался, что Ревкин мог бы знать о проекте «Эмоциональный разум», о котором слышал от коллег. Если этот проект действительно мог создавать машины, способные принимать и обрабатывать человеческие эмоции, тогда он становился опасным не только для самой корпорации, но и для всего человечества.

Штольц быстро сделал несколько снимков с его планшета, чтобы изучить их позже. Он знал, что от этого шага не будет возврата.

Тогда его взгляд упал на экран одного из компьютеров. Вспышка мысли осветила его разум. Он быстро подошел к системному терминалу, установил свой собственный интерфейс и начал искать скрытые файлы. Он не был специалистом в области компьютерной безопасности, но все свои навыки в киберпространстве он освоил за годы работы. Не прошло и нескольких минут, как он нашел фрагмент данных, который явно был удален.

Штольц провел необходимые операции по восстановлению информации. Экран заискрился, и перед ним появилось сообщение. Это было странное, неопределенное сообщение, которое не имело смысла сразу. Но, пролистав его несколько раз, он наконец понял, что это был не просто код. Это было нечто гораздо большее. Информация о проекте «Эмоциональный разум» была переписана в совершенно другой структуре, чем они привыкли. Это не был обычный код, а серия инструкций для чего-то более сложного. Это была концепция, которая могла дать искусственному интеллекту возможность не только понимать эмоции, но и – возможно – манипулировать ими.

Штольц закрыл файл и открыл его снова, проверяя, не было ли скрытых следов его доступа. Всё было чисто. Системы безопасности «НоваТех» могли и не заметить, как кто-то проник в их самые глубины, но все равно это было очень опасно.

Он ощущал, как его руки начали немного дрожать от осознания, что он снова оказался на грани какого-то огромного открытия. Всё это вело к одной цели – Ревкин был убит, потому что он пытался остановить что-то, что могло выйти из-под контроля. И теперь Штольц, возможно, был единственным человеком, который мог разгадать, что именно.

Он встал и направился к выходу из лаборатории, его разум был на пике активности. В его голове проносились тысячи мыслей, тысячи вариантов того, что могло происходить. Но одно было точно: полиция и корпорации не позволят ему легко завершить расследование. Впереди было много трудных решений и много препятствий.

Но теперь Штольц знал, что ему нужно действовать быстро. И чем больше давил на него этот мир, тем сильнее его желание копать глубже.

Штольц стоял в лаборатории, поглощенный мыслями о последнем разговоре с полицейским. Он знал, что это дело обрастает все более темными нюансами, и его интуиция подсказывала, что ничего хорошего из этого не выйдет. Он открыл один из экранов компьютера и снова начал перелистывать найденные данные. Вся информация, которая казалась такой важной, словно скользила от него, как песок между пальцев. Но что-то было не так. Было ощущение, что он уже пропустил что-то ключевое.

Его взгляд скользнул по комнате. Он не сразу заметил, но вдруг в его поле зрения появился едва различимый знак. Это было что-то маленькое, нарисованное на стене рядом с дверью. Тонкие линии, почти незаметные на фоне стерильной белизны, создавали странную геометрическую фигуру, напоминающую древний код. Штольц подступился ближе. Символ был едва заметным, но он был там – маленький и неприметный.

Он остановился в нескольких шагах от стены, рассматривая символ. Это было что-то среднее между иероглифом и шифром, но в этом сочетании линий было нечто большее, чем просто искусный рисунок. Штольц сразу же вспомнил, как хакеры использовали подобные символы для обхода систем безопасности. В прошлом ему приходилось сталкиваться с такими знаками, когда он работал с высокотехнологичными системами, связанными с корпоративными и правительственными базами данных.

Штольц сглотнул, понимая, что это был не просто случайный знак. Он мог быть использован как метка или индикатор для того, кто знал, как его расшифровать. Этот символ мог быть важной частью цепочки, связывающей Ревкина с теми, кто хотел скрыть истинную причину его смерти. Штольц вспомнил, как в старые дни хакеры и подпольные организации использовали такие знаки, чтобы передавать информацию без риска быть пойманными. Это был своего рода пароль для тех, кто был "в теме".

Он задумался, что может означать этот символ. На первый взгляд он выглядел простым, но Штольц знал, что ничего в этом деле не бывает простым. Он вытащил свой мобильный и сфотографировал рисунок, затем быстро открыл приложение для распознавания символов. Хотя он не ожидал, что получит мгновенный результат, этот символ явно не был универсальным, что только подогревало его интерес.

Не получив ничего полезного от телефона, Штольц решил попробовать интуитивно. Он подошел ближе, осторожно касаясь пальцем символа, пытаясь ощутить на ощупь каждую линию. Никакого заметного изменения не произошло, но его опыт подсказывал ему: это не просто рисунок. Это сообщение, скрытое в самых обыденных элементах окружающей среды.

В голову пришла мысль – возможно, это не просто код для хакеров. Может быть, это часть более глубокой системы защиты, которую Ревкин разрабатывал для своего проекта. Если бы он хотел скрыть важную информацию, вероятно, он оставил это как след для тех, кто должен был ее расшифровать. Штольц подумал, что это может быть ключом к разгадке. Этот знак был не случайностью, а преднамеренной меткой.

Он встал и снова окинул взглядом лабораторию. Весь этот идеальный порядок, стерильность и холодный технологичный стиль скрывали какую-то темную тайну. Штольц чувствовал, что каждое решение, каждый шаг мог быть частью этого запутанного лабиринта.