Вечный спор Церкви с Государством, Града Божия с Градом человеческим, отражается в споре Черных с Белыми, как в луже – грозовое небо, полное блеском молний.
ТЕМНЫЕ ЛУЧИ
Огненная река обтекает предпоследний уступ Чистилищной Горы, там, где начинается лестница, ведущая в Земной Рай. Так же, как все, повинные в блудном грехе, должен пройти и Данте сквозь этот очистительный огонь.
на гладкой, нежно лоснящейся под утренним солнцем, шкуре Пантеры чередование светлых пятен с темными кажется ему «веселым»; хуже всего то, что сердце его хочет утолить горящую жажду противоречий этим смешением Рая с Адом.
Пестрая, гладкая шкура Пантеры нежно лоснится под утренним солнцем, и светлые пятна чередуются с темными так, что смотреть на них приятно. Нравится ему это смешение светлого с темным, небесного с подземным, – полета с падением.
Но весеннее утро так нежно, солнце восходит так ясно, под знаком тех же звезд, что были на небе, в первый день творения, и «пестрая шкура» Пантеры так весела, что он уже почти перестает ее бояться[11].
Если «Милосердная Дама», «бледнея от любви» к Данте, напоминала ему Беатриче, то, значит, и эта его любила. Не потому ли «цвет жемчуга», color di perle[3], – бледность жемчуга, – главная для него и незабвенная прелесть в лице возлюбленной?
Не потому ли на Беатриче Небесной – одежда не белого цвета, как на земной, а красного, точно «живое пламя» – кровь живая. Страшно-живая жизнь вторгается вдруг в отвлеченно-мертвое видение
Только холодный, голубой, небесный цвет «жемчужины» видит в ней Данте; а розового, теплого, земного, – не видит. Но вся прелесть ее – в слиянии этих двух цветов; в ее душе нет «разделения». Этим-то она и спасет его, двойного, – единая.