Однажды отец спросил бывшего солдата, видел ли он на фронте, как в немцев стреляют женщины? (Улыбнусь: этот вопрос он задал после разговора на повышенных тонах с мамой и после того, когда она заявила, что «мужикам нужно меньше пить».) Гость ответил, что да, видел. Однажды их батальон попал в окружение. Перед самым прорывом в траншею пришла санитарка и молча взяла в руки винтовку. Командир сказал ей, чтобы она шла к раненым. Санитарка ответила, что раненых больше нет, потому что в окоп попала мина. Я хорошо запомнил лицо рассказчика: оно вдруг стало каким-то виноватым и больным… Словно он стал свидетелем чего-то не то чтобы нехорошего, а… не знаю… еще невиданного им греха, что ли? А ведь грех – это нарушение человеческого естества, человеческой сущности и ее основы. Когда санитарка стреляла в немцев, солдат удивился тому, что у нее было грязное, «какой-то удивительной, почти небесной красоты лицо» и он вдруг подумал, что эта девушка скоро умрет… Ее и в самом деле убили в начале атаки, и рассказчик долго молчал, после того, как сказал об этом. Наверное, это была самая длительная пауза в разговоре взрослых, с которой мне приходилось до этого сталкиваться.

В общем, да!.. Не в логике тут дело, а в человеческой сущности.

И.В. Здесь я соглашусь. В женщине, несущей смерть в бою, есть что-то крайне противоестественное. Но давайте вспомним, ведь на войне были женщины-снайперы, женщины-летчицы и даже разведчицы…

А.Н. А много ли было таких женщин? Я почему-то думаю, что эти исключения только подтверждают правило. Да и страшнее, чем быть санитаркой на фронте – а там до винтовки далековато – по воспоминаниям самих фронтовиков, нет ничего.

И.В. Да, понятно… Но, уважаемый Алексей Николаевич, чтобы Вас понимали чуть лучше, нам нужно самим сделать первый шаг и всё-таки открыть рубрику. Улыбнусь: а еще, вполне возможно, что мне хочется немного покритиковать и Вас. Не Вам же одному критиковать известных писателей, да ещё минуя законы логики.

А.Н. Начать – пожалуйста! Рассказ «Асы» я написал десять лет назад. Он проходил в периодике хорошим тиражом… В общем, это все.

И.В. А как он родился?.. Точнее говоря, как родилась эта легенда?

А.Н. Об этом потом. Так и читателю удобнее будет. Хорошо?

И.В. Ну, если читателю удобнее, то хорошо.

***

Геннадий ЁМКИН. Ах ты, Русь моя!..

***

Ах ты, Русь моя! Мати любезная!

Распрей княжеской опалённая,

Азиятчиною порезанная

И Европами в кровь расклёвана.

Распростёрла крыла ты сильные,

И сошлися в тебе все стороны.

А одно-то крыло – лебединое,

А другое – чернее ворона.

Распростёрлося чёрное в сторону —

Ту, где солнце к закату клонится.

Расплескалося белое в сторону —

Ту, где Азия сонно молится.

Выйду в поле, где кличут вороны,

Где распутья твоих дорог,

Поклонюсь на четыре стороны,

А пойду – на Восток.

А оттуда, где дремлет Азия,

Соболиную выгнув бровь,

Принесу тебе солнце ясное:

– На, любезная, царствуй вновь!

Журнал: Парус

Год выпуска: 2011

Геннадий ЁМКИН. Зарницы

Всю ночь сверкало над долинами,

И озарялись небеса.

Как будто воины былинные

Сошлись с врагом глаза в глаза.

Над всеми русскими пределами

Святая конница текла,

И лошади зубами белыми

Кусали молний удила!

Всю ночь сверкало над долинами,

Сошлися в сече дух и плоть.

Рубились воины былинные,

Которых ниспослал Господь.

И силу темную содвинули,

И отстояли рубежи.

Всю ночь сверкало над долинами

И гасли сполохи во ржи.

А после сечи той жестокой,

Крестом небесным осенясь,

Оборотил лицо к Востоку

И двинул войско светлый князь.

И у монгольского колодца,

Где степью правил чингизид,

Он приторочил, словно солнце,

На небо красный княжий щит!

И просветлело над Державою,

И заалели небеса.

И Русь вздохнула православная —

Гроза прошла! Прошла гроза!

И на просторах всей земли

Луга туманами дышали.

А из ночного дети шли

И в поводу коней держали.

Журнал: Парус

Год выпуска: 2011

Геннадий ЁМКИН. У «вечного огня»

Несут цветы. Огонь горит.

Про жизнь и про победу

«Афганец» с дедом говорит —

И спрашивает деда:

– Скажи мне, дед, поведай мне,

Как было на большой войне?

У нас хреново было:

Ко всем чертям носило,

И пуля пролетала,

Бывало – попадала.

И говорит ему в ответ

Седой, как время, старый дед:

– На нашей всяко было:

Без курева, без мыла,

Шинельку продувало

И тоже – попадало.

И закурили.

Старый дед

И тот, кому немного лет.

Дымят.

Считают раны.

И оба – ветераны!

И старого, и малого

По всем огням носило.

Но до конца до самого,

Спасибо, не убило!

Посередине улицы,

Как будто бы одни,

Стоят и не накурятся…

Господь их сохрани!

Журнал: Парус

Год выпуска: 2011

Константин ДУШЕНОВ. Героям грядущей войны

I

Над вашей братскою могилой

Мы крест воздвигнем золотой.

Небесный дар любви и силы

Героям Родины святой.

Наш Русский Царь венец державный

Склонит над мраморной плитой,

Скорбя молитвой православной

Над кровью, вами пролитой.

Мы крестным ходом величавым,

Сияя золотом икон,

Пройдём по всем полям кровавым,

Где русский подвиг был свершён.

Где Русской веры голос слышен,

Где Русской воли клич звенит,

Разит врагов и – выше, выше! —

Взлетает в солнечный зенит.

Где светлых витязей небесных

Ведёт Евпатий Коловрат,

Где из глубин Руси чудесных

Встает хрустальный Китеж-град.

II

Где ров со скошенной травою —

Так, чтоб вовек не проросла,

Смердит драконьей головою

В когтях двуглавого орла;

Где светлый ангел осеняет

Сияньем крыл богатыря,

Чей Русский меч, разя, пронзает

Гнилое сердце упыря —

Здесь вашим детям будут сниться

Святые подвиги отцов:

Шелка знамен, боёв зарницы,

Победы Русское лицо.

Ваш путь окончен смертью честной,

Вас ждет – сияющий вдали

Наш вожделенный, наш небесный,

Наш Русский Иерусалим!

Журнал: Парус

Год выпуска: 2012

Выпуск: 15

Константин ДУШЕНОВ. Сыну

Когда пожарище войны

Закроет небо над Россией

И толпы беженцев босые

Заполнят площади Москвы,

Когда подонки и ворьё,

Как крысы, брызнут врассыпную —

Ты не оставь страну родную,

Сынок, ты сбереги её.

Храни её, люби её —

Не в дни побед, не в блеске славы —

В позоре, в тьме, в беде кровавой,

Под стоны, хохот и враньё.

Люби её душой горячей

Всем силам ада вопреки —

В тюрьме, в бою, в плену, на плахе —

Умри, убей – но сбереги!

Когда под игом непосильным

Народ твой в тягостном плену

Не сможет – попранный, бессильный —

Начать священную войну,

Люби его сильней и жарче.

Врагов без жалости круша,

Не отступи. Пусть светят ярче

Твой ум и совесть, и душа.

Молись и верь. Взывая к Богу,

Иди на смерть, на крест, на бой!

Тот, Кто за нас прошел Голгофу,

Спасёт тебя. Христос с тобой!

Расти, мудрей, мужай и крепни,

И, верность Господу храня,

За слабость, трусость и нелепость,

За всё, сынок, прости меня…

Журнал: Парус

Год выпуска: 2012

Выпуск: 15

Илья КИРИЛЛОВ. Рассказ разведчика

В Ми-8 над Кавказом

летим в зенит.

Тут, судя по рассказам,

стволы зениток

ржавеют в каждой рощице,

к земле припав,

и Терека полощется

пустой рукав.

Из реющей утробы мы,

рискуя чуть

незнаемыми тропами

в тот мир впорхнуть,

где ни родной обители,

ни прошлых лет,

взираем, небожители,

на белый свет.

Весь день за разговорами

о том о сём,

нависнув над приборами,

вдруг невесом,

ничей не друг, не суженый,

глядишь вперёд,

а там за Терским Сунженский

хребет встаёт.

Вдали Аргун куражится,

до дна прогрет.

Кавказ внизу! И кажется,

со школьных лет,

с уроков чтенья, с разного,

заочно с ним

судьба моя завязана

узлом одним…

Есть повод в опоздании

для пары строк,

но, выполнив задание,

садимся в срок.

Дорожный день кончается,

строчит сверчок.

Идёт боец, качается,

смолит бычок.

Закусывают юшкою

за другом друг,

описывают кружкою

за кругом круг.

Затверженный, неведомый —

о Терек, пью

коньяк твой и наследую

судьбу свою!..

Рассеян по окрестности

полдневный жар.

Лежит боец, как если бы

всегда лежал.

Лежит боец – так, словно бы

покой и мир.

Сигналами условными

забит эфир.

О ягоды дичающей

над головой

слеза! О клёкот лающий

и горловой,

несомый над равниною

и в снег и в зной

весёлой и ревнивою

речной волной!

Всеобщим вашим баловнем

мне не бывать.

Развейтесь сном опаловым —

я горевать

не стану по Кавказу, но

да будет вновь

одним с ним миром мазана

моя любовь!..

Богатая фугасками

на чёрный день,

нисходит над Кавказскими

горами тень.

И не взглянуть без робости

туда, где, слит

с пространством, как над пропастью,

орёл парит.

Журнал: Парус

Год выпуска: 2013

Выпуск: 27

Илья КИРИЛЛОВ. В том курмыше,..

В том курмыше,

в той заповедной вотчине,

в том логове за каменной стеной,

где шесть хребтов, как шесть флотов, воочию

предстали в первый раз передо мной;

в урочище, где сунженской проточной

воды гортанна речь и коренной

жилец вершин во области заочны

стремил крыло;

в той местности дрянной,

где эхо выстрелов, до выстрелов охочее,

клял муэдзин, кладя поклон земной,

где бредили наёмные рабочие

войны и мира

миром и войной, —

предшественники, сверстники, воители,

в предсмертном ужасе глядевшие с брони,

как кровь в ушах, ваш голос отрезвительный

звучал настойчиво, разборчиво в те дни!

Ещё подростки – мученики, ратники,

бомбометатели и жертвы гекатомб,

простите ль нам попойки наши, праздники,

благополучие, здоровье и апломб?

И прочее, и прочее, и прочее,

в чём нет вины, но это утаи…

Грядут в ночи, немую плоть ворочая,

солдаты, собеседники мои.

Забвенья нет. Есть опростанье духа.

О современники в плену своих истом,

душа моя внимает вам вполуха,

как витязь под ракитовым кустом.

Он пал в бою, но он ещё не умер,

и всё его земное существо

в слабеющем улавливает шуме

уж голос, окликающий его.

И он парит над миром и державой,

пресветлым сном так странно окрылён,

навстречу Воинству, овеянному славой,

его сиянием, как жаром, опалён.

Журнал: Парус

Год выпуска: 2013

Выпуск: 27

Илья КИРИЛЛОВ. Так, должно быть,..

Так, должно быть, едут на войну:

сеет дождь, и лязгают колёса,

тяжкий гул чугунного колосса

над рябой и чёрной гладью плёса

гонит эха встречную волну.

В заливных лугах, как в старину,

ряд за рядом клонятся колосья.

Как со дна глубокого колодца,

из окна взираешь на страну.

…Я, должно быть, чувствую вину,

я, должно быть, с совестью в раздоре,

раз на жёлтом глиняном просторе

сеет дождь, куда я ни взгляну.

Нам скорбеть, должно быть, не с руки —

все падём: вы – в том, мы – в этом веке,

но невольно вздрагивают веки,

лишь повеет холодом с реки.

Нам ведь тоже боязно в окно

бросить взгляд и выглянуть наружу:

чёрным дымом мир заволокло,

рвётся дней льняное волокно.

Нас ведь тоже призовут к оружью

и мобилизуют на войну…

Я, должно быть, чувствую вину.

Я, должно быть, чувствую вину…

Журнал: Парус

Год выпуска: 2013

Выпуск: 27

Илья КИРИЛЛОВ. Дымят окраины. Незряче…

***

Дымят окраины. Незряче

столица кличет сквозь туман.

Прошёл отряд, хмелён и мрачен,

роняя головы в бурьян.

Нас много спряталось под своды

от гроз и бури, но гляди:

лишь ночь – и подступают воды

к моей расслабленной груди.

Обвили стебли повилики

всё тело мне, лишили сил.

– О перехожие калики! —

в сердцах я криком возгласил.

И вот, склонив сухие лики,

с мольбою в выжженных очах,

они рекут – и вес великий

уже я чувствую в плечах.

Коснусь утёса – и заплачет,

и тень опустится на дол.

Уже Господь лица не прячет,

садясь хозяином за стол.

Уже, гружённые в вагоны,

хлеба на риги свезены,

дурные граяли вороны

под вечер у Березины.

И мирным злакам, травам сорным

кладя поклоны на лугу,

уже я выставлен дозорным

на левом нашем берегу.

Журнал: Парус

Год выпуска: 2013

Выпуск: 27

Дмитрий АРТИС. Хоронили мёртвые живых…

Хоронили мёртвые живых,

не было у мёртвых выходных.

Родом из расплавленной руды

поднимались, двигались ряды,

шли одна колонна за другой,

выгибалась каждая дугой.

Хоронили партиями – впрок,

вдоль дороги, будто поперёк,

и не ради красного письма

добавлялся, значимый весьма,

к именам учёных и невежд

перечень утраченных надежд.

Журнал: Парус

Год выпуска: 2017

Выпуск: 53

Дмитрий АРТИС. Зависим от времени суток…

***

Зависим от времени суток,

по радуге, как по мосту,

души обезличенной сгусток

опять покидает Москву,

свою расписную обитель,

жилище – какое уж есть,

чтоб цельные цепи событий

на свалку эпох перенесть,

вернуться очищенной, куцей

по радуге той же – назад.

Пусть новые цепи куются,

ложатся на старый фасад.

Журнал: Парус

Год выпуска: 2017

Выпуск: 53

Александр НЕСТРУГИН. Лирика

Тревога дышит у виска,

Как холодны её реченья:

«Мамоны сытые войска

Теснят поэтов ополченье.

Теснят… Какого же рожна

Ты с лирикою водишь шашни?

Нужна «Священная война»,

С которой в бой идти не страшно!

А лирика в речах нежна, —

Но что мне делать с этим пылом?»

…И всё же лирика нужна —

Как «Жди меня…» в окопе стылом.

Пусть бой другой, и век другой,

Но греет сердце

               ставший песней,

Теснящий темноту огонь,

Что бился там, в печурке тесной.

Журнал: Парус

Год выпуска: 2017

Выпуск: 52

Александр НЕСТРУГИН. Стали вдруг клятвы не долгу верны…

***

Стали вдруг клятвы не долгу верны – долгам,

Блюду фуршетному с голубой каёмкой.

Стали пророчества прилипать к деньгам,

Будто в столовке локти к сырой клеёнке.

Только клеёнка что: тряпкой её протри —

Чистая, и блестит, как не блестела снову.

…А деловые люди – ты посмотри! —

Вдруг с нефтяной трубы – да потянулись к слову…

Им надоело в шампанском девиц купать,

В списке толкаться любимых детишек «Форбса».

Стали ребята стишки кропать;

Вы-то, конечно, подумали: так, для форса.

Но ведь не зря, не зря им шелестит листва:

Осенью – как наличка, а по весне – безналом.

Это о них теперь: «Говорит Москва!»

И – шепоток стыдливенький по журналам:

«Слог бы чуть выправить… А по судьбе —

Честное пионерское, нашенский он, в натуре!»

Прямо хоть рубрику открывай: «Литература – трубе».

…Или: «Труба – литературе…»

Журнал: Парус

Год выпуска: 2017

Выпуск: 52

Андрей ДМИТРИЕВ. Падали с неба

***

Падали с неба

и падали в небо.

Ели землю в отсутствии хлеба.

Тянули зубами узлы своих грубых швов,

чтобы не разошлось

и не выдохлась жизнь,

а уж в руках озверевших – снова ножи.

Кровь поднимала знамёна,

пытаясь быть выше этого мора,

этого бесконечно ора,

этого чёрного коридора,

этого треснутого фарфора,

этого смертного приговора,

этого морока…

Наглотались огня —

пошло горлом,

но взнуздали коня

с диким норовом

в высоком бурьяне, над которым – вороны,

во все четыре клятые стороны —

так, что думалось, нет просвета

в месиве этом.

А всё ж – вверх ракета,

и на брюхе под проволокой

за шкирку волоком

самих же себя

за границу вечного сна

по острой кромке серпа.

Выдернули себя из лап —

хоть и был тот захват неслаб.

В тела ткань завернули нехитрый скарб —

и домой, а дома – вишнёвый сад

зацвёл, в это чудо стараясь поверить сам.

Журнал: Парус

Год выпуска: 2018

Выпуск: 67

Алексей КОТОВ. Асы

История военной летчицы

Рассказ

…Весной сорок третьего перегоняли мы с подружкой «У-2» из ремонтной бригады на наш фронтовой аэродром. Из оружия – только наганы. А впрочем, зачем нам оружие, если внизу глубокий тыл? Катька мне песни по внутренней связи поет, а я – штурман-стрелок без пулемета – американское печенье грызу.

Катьке тогда двадцать два года было, мне – девятнадцать. Девчонки совсем!.. Но дружили мы крепко. Катька красивая была как королева, бойкая, такая спуску никому не давала. Служил у нас на аэродроме один майор-связист, грешок за ним водился – любил свое неравнодушие к женскому полу руками доказывать. Но после «разговора» с Катькой он не то что ее, меня за три версты обегать стал. Издалека предпочитал здороваться, причем крайне вежливо, а часто и фуражечку приподнимал.

На фронте к женщинам особое отношение было. Не в бою, конечно – на земле. Чуть «зазевалась» девчонка – уже и женишок рядом вертится. Люблю, мол, и жить без вас не могу!.. Тили-тили, трали-вали, короче говоря.

Катька все посмеивалась: мол, эти мужики, как «мессеры», всегда с тыла заходят, то есть со стороны женского сердца. Может быть, уже завтра гореть девчонке среди обломков фанерного самолетика, уткнувшись разбитым лицом в приборную доску, а тут – любовь, понимаешь!.. Но человек к жизни тысячами нитей привязан. Чего греха таить, жаден он к ней, даже ненасытен, а любовь-то, она и есть самая главная ниточка. Чуть тронь ее – уже стучит глупое сердечко, волнуется… И жизнь огромной кажется, как небо.

Рядом с нами истребительный полк базировался. Сама не знаю как, но привязался ко мне паренек один. Ладно бы герой, а то так себе – младший лейтенантик ускоренного выпуска… Худой, как мальчишка, и застенчивый еще больше, чем я. Из всех достоинств у Мишки только глаза и были. Никогда, ни до, ни после, я ни у кого таких бездонных глаз не видела: огромные, голубые, может быть, чуть грустные, но едва улыбнешься ему, глядь, и в Мишкиных «озерах» живая и лукавая искорка светится. «Озерами» Мишкины глаза Катька называла. В насмешку, конечно. А еще она терпеть не могла, когда я ей про Мишкины ухаживания рассказывала. Злилась даже. Хотя какой из Мишки, спрашивается, ухажер? Всей смелости у него только на то и хватало, чтобы рядом со мной присесть да робко за руку тронуть…

Месяц прошел – Мишка мне предложение сделал. Смешно!.. Не целовались даже ни разу, а тут – замуж. Рассказала я Катьке. Она глазами сверкнула, отвернулась и молчит. А я от смеха уже чуть ли не задыхаюсь. Мишка – и вдруг муж. В ту пору мне больше рослые ребята нравились, с орденами и снисходительными улыбочками. Герои!.. А тут вдруг какой-то красный от смущения Мишка.

Помолчала Катька и спрашивает:

– Прогнала его?..

Я смеюсь:

– Конечно.

На том и закончился наш разговор.

А уже на следующий день я Катьку рядом с Мишкой увидела. Стоит наша гордая полковая красавица и такими влюбленными глазами на Мишку смотрит, что даже у майора-связиста челюсть на грудь упала. Мол, чего это она, а?! Да что там майор, сам командир полка – и тот головой покачал. А потом влепил он Катьке сутки «губы», чтобы охолонула она от своего неуемного чувства, поскольку зенитчики вместо того, чтобы за небом присматривать, на сияющую от счастья красавицу глаза пялят.

Шевельнулось у меня под сердцем что-то… Что-то недоброе к Катьке. Мол, зачем она к Мишке подошла? Во-первых, мы же подруги, а во-вторых, если я Мишку прогнала, то ей-то он зачем?!

А весной в мае ночи светлые, соловьиные… Сирень пахнет так, словно войны и в помине нет. Если бы мы на ночные бомбежки летали – может, я и не думала ни о чем. Но перед этим потрепали нашу старенькую «восьмерку» немецкие зенитки. Сдали ее в ремонт, в тыл… Короче говоря, не один час по ночам я потолок нашей землянки рассматривала и никак от мысли, где и с кем сейчас моя подруга Катька пропадает, избавиться не могла…

Потом срок пришел за нашей «восьмеркой» в тыл ехать. Я остаться могла, но Катьку не проведешь: мало ли, мол, что в ее отсутствие на моем личном фронте случиться может? Тем более что у девятнадцатилетней девчонки вчерашнее «нет» очень легко в «да» превращается.

Ох, и ласкова же со мной Катька была!.. Когда мы на «полуторке» ехали, она меня два часа шоколадом кормила. Целый месяц она его копила, что ли?.. А болтала Катька так, словно на всю войну наговориться решила: и о доме своем под Иркутском, и об учебе в техникуме, и о матери… Короче говоря, обо всем, кроме Мишки. Но сколько бы я шоколада не ела, все равно под сердцем горько было. Неуютно как-то – и горько…

А еще через сутки поднялись мы с Катькой на своей «восьмерке» с пыльного аэродрома к веселеньким облачкам, еще не зная, что идем в самый страшный и отчаянный бой в своей жизни…