Глава 2. Взятки в СССР.

Автор был спроектирован и сделан во времена, когда было великое государство Союз Советских Социалистических Республик, сокращенно СССР.

Бытует мнение, что такого социального явления как коррупция в Советском Союзе не было. На самом же деле все здравомыслящие люди понимают, что коррупция в России (да и во всех других странах в той или иной степени) была всегда. Она существовала и при Петре I, и при Николае II. А после создания СССР начала стремительно развиваться ― параллельно с увеличением количества работников номенклатуры. Далеко ходить не надо, достаточно вспомнить «Голубого воришку» Александра Яковлевича Альхена из замечательной книги «Двеннадцать стульев» Ильфа и Петрова.

Специалисты различают бытовую (подарки или услуги для чиновников от гражданских лиц), деловую (например, взятки в сфере хозяйственных споров) и связанную с верховной властью (например, с избирательной системой) коррупцию. Все три вида так или иначе были распространены в Советском Союзе ― с первого дня его существования и до распада.

Одна из причин ― постоянный рост числа номенклатурных работников. До революции чиновников любого уровня было значительно меньше, чем после неё.

Автор еще мальчишкой помнит, как отдыхал с мамой на Кавказе, в Ессентуках. И он был свидетелем следующего эпизода в лечебнице. После завершения курса массажа, мама в знак благодарности принесла медицинскому работнику коробку конфет. Сидевшая в очереди женщина, со знанием дела поправила: вы зачем приносите после процедур, надо перед началом лечения, чтобы качественно делали. Мама возразила; но ведь я отблагодарить. На что многоопытная женщина посочувствовала: а могли бы лучше вас помять, если бы перед процедурами подмаслили. Так автор в юном возрасте услышал жаргонизмы, которые с годами, уже после развала СССР так и остались в обиходе подобных граждан.

Проявления коррупции в СССР отличались от существующих сейчас. Например, взятки давались не деньгами, а дефицитными товарами.

Больше всего коррупция была распространена в области торговли. Достать нормальную еду, а тем более мебель или одежду без «блата» или взятки было проблематично.

В общепите (ресторанах, кафе, столовых, барах) дела обстояли не лучше. Напитки, вина, пиво и даже водку нещадно разбавляли водой, дорогие коньяки ― дешёвым алкоголем и даже смесью жжёного сахара с водой.

Всё, что касалось транспортных средств, также было связано со взяточничеством. Коррумпированы были автомастерские, службы такси, бензоколонки, магазины автозапчастей. Быстро приобрести автомобиль тоже можно было, лишь дав взятку: иначе пришлось бы не только записаться на очередь, но и прождать в ней как минимум лет пять. Например, в год на одну местную профсоюзную организацию могли выделить штук шесть машин. В год за этими авто «выстраивалась очередь человек в 200». Только в итоге заявленные машины доставались ветеранам труда или войны, директору, его заму, главному по профсоюзу и тому, кто предложил самую щедрую взятку.

«Низовой» уровень взяток вообще предполагал «натуральный» обмен: сегодня электрик идёт с бутылкой коньяка (или колбасой) к стоматологу, стоматолог на следующий день с той же бутылкой к сантехнику, а последний ― идёт к электрику. Тем, кто жил в СССР без взяток, приходилось обходиться без многих товаров и услуг, либо бесконечно стоять в очередях.

Бракованные изделия также часто становились объектом коррупции. К примеру, завод выпустил целую партию бракованных деталей или изделий. Отправить в брак, на переработку ли продать с уценкой, как делают сейчас ― нельзя. В СССР же в подобных случаях «налаживали связи» со стороной, принимающей товар, то есть давали взятку. Но по документам продукция шла как качественная и даже поступала в магазины, использовалась для производства.

Поэтому не редкостью было неработающее оборудование, поставляемое на заводы, бытовая техника, требующая мелкого ремонта через день после покупки. Сравнительно «неподкупными» были комиссии, следящие за товарами для экспорта и военной промышленности, хотя и здесь случались исключения.

В плане производства основных пищевых продуктов, таких как крупы, мясо, молоко, овощи, в позднем СССР проблем не было: производились они с избытком. Только вот по разным причинам большая часть из них до простых граждан не доходила. На пути от места добычи или производства, продукты разворовывались, «терялись», припрятывались и просто выбрасывались, если были полностью испорченными. В соответствии с коррупционными схемами, потери отсутствовали: по бумагам было всё в порядке.

Что касается назначения на государственные должности, в большинстве случаев решающим фактором оказывались характеристики, даваемые партийными функционерами. Данный факт зачастую определялся исключительно личными отношениями. Это значит, что во властные структуры без проблем попадали необразованные товарищи, откровенные бездарности и даже личности, связанные с криминалом. Профпригодность и высшее образование не имели решающего значения, ведь их успешно заменял партбилет. Кандидатам в депутаты можно было быть некомпетентными во всём на свете, но требовалось быть преданными «делу партии» и выполнять её приказы, не задумываясь. На такой «почве» коррупция и стала набирать обороты.

В СССР во всю работала система блата и кумовства. «Высшие» члены партии получали множество бонусов ― квартиры, машины, загородные дачи. Но во времена Брежнева высшее руководство уже не было удовлетворено очередной хижиной, и особо не скрываясь, запускало руку в госказну.

При Андропове, было расследовано несколько особо громких коррупционных дел , но позднее о взяточничестве предпочитали умалчивать.

В СССР до начала 80-х годов тема коррупции открыто не поднималась. Простым гражданам навязывалось мнение, что коррупция для социалистического строя является нехарактерным явлением и присуща только буржуазному обществу. О том, что с середины 1950-х годов до 1986 года количество регистрируемых в уголовной практике дел о взяточничестве возросло в 25 раз, не сообщалось.

Глава 3. Два великих казнокрада.

Перефразируя великого русского ученого Михаила Васильевича Ломоносова "Казнокрад не знающий своего прошлого, не имеет будущего."

На земле русской были всегда свои, вышедшие из народа, талантливые мздаимцы. Были и приглашенные коррупционеры. Их пример показывает начинающим коррупционерам, как надо действовать, чтобы оставаться на свободе. О двух, выдающихся деятелях по сбору лярда, пойдет речь в этой главе.

По мнению историка Соловьева, Меньшиков Александр Данилович родился в незнатной семье близ Владимира и был сыном придворного конюха. При жизни Меншикова считалось, что он выходец из литовских дворян, сам же «светлейший», обзаведясь княжеским достоинством, пытался возвести своё генеологическое древо к правителям балтийских славян-ободритов, но обе эти версии вызывают у историков обоснованные сомнения. Впрочем, и легенда о продавце пирожков, впервые появившаяся в записках датского посланника Юста-Юля и француза на русской службе Вельбоа, а позже в «Рассказах о Петре Великом» Нартова, могла быть пущена в оборот противниками князя, чтобы принизить его, на что указывал ещё гениальный поэт Александр Сергеевич Пушкин: «Меншиков происходил от дворян белорусских. Он отыскивал около Орши своё родовое имение. Никогда не был он лакеем и не продавал подовых пирогов. Это шутка бояр, принятая историками за истин»:

Пётр I считал Меншикова незаменимым соратником. Меншиков обладал умом, кипучей энергией, хваткой и интуицией. «Счастья баловень безродный, полудержавный властелин», как назвал Меншикова в поэме «Полтава» Александр Серегеевич Пушкин. После смерти Лефорта Пётр сказал о Меншикове: «Осталась у меня одна рука, вороватая, да верная».

Меншиков неоднократно уличался в присвоении казённых средств и выплачивал крупные штрафы. «Где дело идёт о жизни или чести человека, то правосудие требует взвесить на весах беспристрастия как преступления его, так и заслуги, оказанные им отечеству и государю…– считал Пётр I – …а он мне и впредь нужен».

В связи с делом вице-губернатора Курбатова, вскрылись казённые злоупотребления Меншикова. Основной капитал составили отнятые под разными предлогами земли, вотчины, деревни. Специализировался на отнятии у наследников выморочного имущества. Также Меншиков укрывал раскольников, беглых крестьян, взимая с них плату за проживание на своих землях.

Казнокрадство, самоуправство и подозрения в изменнических сношениях с врагами России, не получившие, впрочем, документальных подтверждений, вынуждали Петра, особенно в последние годы его жизни, держать Меншикова на расстоянии, почти на грани опалы. Начиная с 1714 года бывший царский любимец практически непрерывно находился под следствием. В период правления неспособной к государственным делам императрицы и в петербургский период правления Петра II, малолетнего внука Петра I, Меншиков на два года стал фактическим правителем государства, однако из-за неумеренной амбициозности, даже заносчивости нажил себе множество врагов и в конце жизни потерял все свои приобретения.

Дело о злоупотреблениях тянулось несколько лет, на Меншикова наложено было большое взыскание, но активным участием в осуждении на смерть царевича Алексееяв 1718 году (его подпись в приговоре стояла первой) вернул себе монаршую милость. С созданием в 1719 году Государственной Военной коллегии он назначен был её первым президентом, с оставлением в должности Санкт-Петербургского генерал-губернатора, и отвечал за обустройство всех вооружённых сил России. В 1719 году Меншиков введён был Петром в состав Верховного суда для расследования случаев злоупотреблений по управлению. После того, как сам оказался под подозрением в финансовой нечистоплотности, добровольно выплатил в казну 100 тысяч золотых рублей.

В 1722 году вскрылись новые злоупотребления Меншикова, после чего он лишился уже своих украинских владений и выплатил 200 тысяч червонцев штрафа, но и в этот раз сумел остаться на службе, главным образом благодаря заступничеству жены Петра, Екатерины.

В мае 1724 года Меншиков присутствовал при коронации Екатерины I в императрицы, шёл по правую руку от царя. Вместе с тем в 1724 году Меншиков переживал очередную опалу: за значительные злоупотребления он был лишён должностей президента Военной коллегии и генерал-губернатора Петербурга. Однако в январе 1725 года Пётр допустил Меншикова к своему смертному одру, что было расценено как прощение.

В мае 1727 года «светлейшему» удалось ликвидировать направленный против него заговор П.А. Толстого и А.М. Девиера, которые были арестованы, подвергнуты пыткам и сосланы: первый в Соловецкий монастырь, , второй – в Сибирь. По иронии судьбы, Александр Давыдович сам вскоре оказался в тех местах.

Однако внешнеполитические действия Меншикова, заключившего 6 августа 1726 года невыгодный для России союзный договор с Веной, а также его намерение породниться с императорской семьёй вызывали не только недовольство со стороны родовитой русской знати, включая Долгоруких и Голицыных, но и серьёзную обеспокоенность со стороны государственных мужей, включая генерал-прокурора П.И. Ягужинского, петербургского генерал-полицмейстера А.М. Девиера. Влиятельный вице-канцлер А.И. Остерман, которому Меншиков всецело доверял, фактически вёл, как оказалось, «двойную игру». Интриги против «светлейшего» плели и иностранные дворы, в первую очередь зять Петра герцог Карл Фридрих Гольштейн-Готторский и проживавший с ним в России глава голштинского правительства Геннинг Бассевич. Недооценив своих недоброжелателей, а также по причине продолжительной болезни (историки медицины предполагают, что он страдал туберкулёзным артритом), «светлейший» утратил влияние на юного императора и вскоре был отстранён от управления государством.

8 сентября 1727 года подвергся опале, лишён имущества, титулов, званий и наград. Эпоха Меншикова завершилась, сам Меншиков был сослан в Сибирь, где построил церковь и проповедовал честную жизнь, где через он и умер.

Вывод, умейте вовремя остановиться и отойти от дел.

Совершенно другая судьба у неменее известного придворного казнокрада Эрнста Иоганна Бирона, герцога Курляндского.

Десятилетие правления императрицы Анны Иоанновны традиционно считается одним из самых мрачных в российской истории. Описывая его, неизменно говорят о засилье «немцев», расхищении государственной казны, жестокой эксплуатации народа и произволе Тайной канцелярии.

Но Анна Иоанновна в трудах многих историков предстает перед нами ограниченной тупой бабой, а ее фаворит Бирон – жадным и жестоким временщиком, который, по словам австрийского посланника графа Остейна, «о лошадях говорил как о людях, а о людях как лошадь». И о котором шут Анны Иоанновны Тимофей Кульковский (малороссийский мещанин, приглашенный ко двору Анны Иоанновны на должность шута самим Бироном) сказал как-то:

«Одни считают его богом, другие – сатаной, но никто не считает человеком».

В «Большой советской энциклопедии» можно прочитать:

«Бироновщина – крайне реакционный режим в России в 30-х гг. XVIII века в царствование императрицы Анны Иоанновны; назван по имени ее фаворита Э. Бирона – вдохновителя и создателя этого режима. Характерные черты Бироновщины – засилье иноземцев, главным образом немцев, во всех областях государственной и общественной жизни, хищническая эксплуатация народа, разграбление богатств страны, жестокие преследования недовольных, шпионаж, доносы… Государственная казна истощалась от бесхозяйственного управления страной, беспримерной роскоши двора, хищений фаворитов».

В общем, мрак и беспросветность, тьма, расступившаяся лишь с приходом к власти «дщери Петровой» Елизаветы (которую как раз с полным основанием и можно назвать и взбалмошной, и ограниченной).

Любопытно, что слово «бироновщина» было неизвестно в народе, и следов негативного отношения к императрице Анне и Бирону в русском фольклоре отыскать сложно. Этот хлесткий термин, обличающий немца-временщика, был придуман… другим немцем – фельдмаршалом Минихом. Тем самым, что на свою беду сверг Бирона – и очень скоро сам отправился в многолетнюю ссылку, сразу после прихода к власти «доброй» и «веселой» Елизаветы Петровны.

Между тем в 1725 году отказался от прав на курляндский престол мужчина из рода Кетлеров – Фердинанд, который проживал в Данциге. В 1726 году Курляндский ландтаг принял решение избрать герцогом Морица Саксонского – внебрачного сына короля Польши и курфюрста Саксонии Августа II Сильного. Для этого ему следовало жениться на вдовствующей герцогине Анне, которая от такой блестящей перспективы пришла в полный восторг, поскольку, по словам Александра Меншикова, в Морица «втюрилась аки взбесившаяся кобыла».