При входе в сектор посадки всех заставляли раздеваться, разуваться и проходить через металлодетекторы.

– Наружка! – вещал Солодовников, снимая туфли и надевая бахилы весёленького голубого цвета. – Наружная реклама сейчас на подъёме. У меня есть знакомая контора, которая клепает конструкции для рекламных щитов в цехах Кировского завода. Ну, знаешь, где тракторы раньше делали?

Огромные туши воздушных лайнеров неуклюже перекатывались по полю аэродрома. Я стоял и смотрел на них сквозь большие грязные стёкла зала ожидания. Рядом продолжал расписывать свою идею Олег:

– Так вот, можно поговорить с одним менеджером оттуда, он нам за определённые проценты отдаст кого-нибудь из своих клиентов. И будут эти ребята работать не напрямую с конторой, а через нас, а мы с этого навар будем иметь. Верняк. Как тебе идейка?

– Нет, – сказал я, продолжая разглядывать самолёты.

– Почему? – Олег был слегка обескуражен.

– Неинтересно.

Мы стояли у трапа, ожидая своей очереди показать посадочные талоны бортпроводнице. По лицу Солодовникова стекали капли дождя. В них отражались красные маячки самолёта.

– Ну хорошо, – говорил Олег, – идейка верная, но, допустим, не очень интересная. Тогда есть ещё такой вариант. Организуем консалтинговое агентство. Ну, знаешь, разные услуги предприятиям – исследование провести маркетинговое, медиа посчитать, разработать план вывода нового продукта.

Мы сидели в салоне. Стюардесса рассказывала о том, как следует себя вести в аварийной ситуации. Я слегка отстранённо думал, насколько всё это может помочь при катастрофе в воздухе. Другая часть сознания слушала Солодовникова.

– Наполнение мы с тобой организуем. Многое сами умеем, под крупные проекты найдём экспертов, исполнителей. Как раскрутить – я тоже придумал. Договоримся с Ксюхой из «Делового Петербурга», ей постоянно какая-нибудь аналитика требуется. Вот и пропиарим своё агентство под этим соусом.

Самолёт напрягся, задрожал, разбегаясь по неровному бетону. Я прилип к иллюминатору – люблю тот миг, когда ты из твари, прикованной к земле, становишься свободной птицей.

Кубик самарского аэропорта остался внизу и позади. Мой коллега, наказанный организмом нелюбовью к полётам, вытер испарину со лба.

– Ну, как тебе такая идейка, Платон?

Я повернул лицо к нему.

– Не обижайся, Олег. Но всё это не то. – Я сглотнул, прогоняя вату из ушей. – Ты же говорил про самореализацию. Хорошо так говорил, меня проняло.

Солодовников внимательно на меня смотрел, будто просверливая две маленькие дырочки.

– То, что ты предлагаешь, – продолжал я, – это, по сути, повторение того, что у нас уже есть. Только будем мы вести рекламу и маркетинг не крупной компании, как сейчас, а маленькой, своей. Труба пониже, дым, соответственно…

– Ну хорошо, – Олег перестал надувать губки, как маленький мальчик, снова взял себя в руки и явил выражение лица «ученик внимательно слушает глубокоуважаемого сэнсея». – Тогда давай свои предложения. В конце концов, это ты у нас генератор идей.

Я отвернулся к окну. С идеями пока туговато. Собственная голова напоминала мне старенький компьютер, в который загрузили вдруг дюжину современных программ. Он пытается выполнять их все одновременно, что получается очень медленно, натужно, с размышлениями над каждым простым действием вроде открытия окошка или перемещения курсора по экрану.

Самолёт набирал высоту, и капельки влаги с той стороны иллюминатора застыли ледяными узорами. Я отвлечённо их разглядывал и думал о том, что это забавно – видеть следы мороза в августе. О том, что тополиный пух тоже похож на снежную метель посреди лета. О снеге, который приходит всегда неожиданно и разом меняет питерскую промозглость на предновогоднюю сказку…

– Ну так что, – спросил Солодовников, – у тебя есть идеи?

– Снег, – сказал я, повернув голову.

– Что снег? – Он недоумённо нахмурил лоб, отчего брови образовали линию крыши пагоды.

– Мы будем продавать снег.

Я смотрел на выражение его лица и медленно расплывался в улыбке. Казалось, что я нажал внутри себя кнопочку «Reset», и мой компьютер прервал выполнение всех программ. На душе установилась ясная погода, созвучная с иссиня-голубым небом по ту сторону толстого стекла иллюминатора.

Олег смотрел на меня, словно ожидая развития мысли. Я молчал и улыбался.

– Ты знаешь, – сказал он, – я понимаю, что ты пока всё это не принимаешь всерьёз, потому и ёрничаешь. Но давай без шуток.

– Ты знаешь, а я и не шучу, – в тон ему ответил я. – Олег, я, наверное, устал от нашей работы. Хочется чего-то нового.

– Продавать снег? Ты это что, всерьёз? – Олег, казалось, был ошарашен. – В нашей стране снега и так навалом! Бесплатно, понимаешь? Ну, кому? Зачем? Нужен? Снег?

– Не знаю, – ответил я. – Выясним. Придумаем. Разве тебе не интересно?

Солодовников недоумевающе пожал плечами.

– Олег, – я наклонился к нему ближе, – мы же решили начинать свой бизнес, только если подтвердится моё необычайное везение. Так вот, если это на самом деле так, то у меня всё получится, даже если я буду продавать снег. Давай в самом деле попробуем, а?

Я люблю фаст-фуд. Знаю, многие презрительно морщат носики при упоминании заведений быстрого питания, но я – люблю. Мне нравится чётко знать, из чего состоит то, что я ем. Мне нравится, что всегда можно прикинуть, какие порции нужно взять, чтобы наесться. Нравится, что не нужно мучительно ждать, урча голодным желудком, когда же тебе принесут еду. А ещё, видимо, нравится, что в таких заведениях – открытых, демократичных, без утомляющего пафоса – чувствуешь себя моложе.

Солодовников, впрочем, моей любви не разделял. Двери «Макдональдса» на Петроградской, в котором мы договорились встретиться, он открыл с какой-то осторожной брезгливостью. Увернулся от стайки подростков, отшатнулся от девочки-уборщицы, протиравшей стёкла, и встал столбом посреди зала, высматривая меня.

Я помахал рукой, и Олег с видимым облегчением направился к моему столику. Плюхнулся на небольшой диванчик, поставил рядом сумку с ноутбуком.

– Чего-нибудь хочешь поесть? – Я кивнул на плакат с изображениями блюд. – Здесь неплохие завтраки готовят.

Олег неодобрительно глянул на стойку, за которой юные работники соревновались друг с другом в том, кто громче выкрикнет фразу: «Свободная касса!»

– Ты знаешь, как-то я не любитель еды в подобных заведениях. Да и позавтракал дома перед выездом.

– Ну хорошо, – другого ответа я и не ожидал. – Тогда давай посмотрим, что ты накопал.

Он заметно оживился, потёр руки, показывая, что накопал немало, вытащил ноутбук и расположил его на столике.

– Если кратко, – Олег посмотрел на меня с прищуром, – то бизнес есть. Как бы это странно ни звучало, продажа снега может приносить доход. И неплохой.

Он вывел на экран таблички с описаниями.

– Вот, смотри. Это оборудование для производства снега – снегогенераторы, снежные пушки и снежные ружья. Производительность – от трёх до девяноста кубометров снега в час. Область применения, как оказалось, широчайшая. В первую очередь, конечно, это оснежение склонов на горнолыжных курортах. Ну, ты в курсе – погода у нас нынче неустойчивая, а кататься люди хотят с октября по апрель. А владельцы баз, естественно, не дураки терять клиентов, вот и приобретают эти штуковины.

Я внимательно слушал Олега, а сам в душе улыбался. Мне всегда нравилась эта его черта – способность увлекаться новым делом. Иногда он напоминал мне охотничью собаку, которой показываешь дичь – и она азартно ввязывается в игру с преследованием.

– Ты меня слушаешь? – Олег прервался было, но я сделал соответствующую мину, мол, конечно, слушаю. – Так вот, помимо горнолыжных баз, искусственный снег применяют и в строительстве для охлаждения бетона, и в медицине, и на химических заводах, и в фармацевтике, и в пищёвке – короче, спрос на наш с тобой снег даже в России весьма приличный.

– Где оборудование будем брать? Поставщиков нашёл?

– Спрашиваешь! – Солодовников изобразил оскорблённую добродетель и открыл файл с табличкой. – Вот список. Я детально их пока не прорабатывал, но разберёмся. У некоторых есть представительства в России, но они-то нам как раз интересны менее всего.

Я удовлетворённо кивнул.

– Теперь самое главное, – Олег вывел на экран новый файл. – Я сделал первые прикидки по бизнес-плану, первоначальные затраты, период окупаемости, возврат на инвестиции. Вот эта цифра, – он ткнул мышкой в одну из ячеек таблицы, – это то, сколько нам надо вложить денег.

Я присвистнул. Сумма была внушительная. Если я не возьму джекпот в лотерее, то нам её никак не потянуть.

Солодовников словно бы прочёл мои мысли:

– Ну как, Платон, какие у тебя ощущения? Сможешь?

Я пожал плечами:

– Завтра всё увидим. Во сколько там трансляция розыгрыша?

– В девять утра, – Олег улыбнулся. – Я ещё сделаю из тебя «жаворонка».

Я шутливо воскликнул:

– В выходные дни, в священные, можно сказать, дни ты не даёшь мне поспать хотя бы до десяти!

– Ничего, вояка, привыкай. Собственный бизнес – дело такое, спать некогда.

Трель мобильного телефона, который по совместительству служил будильником, подняла меня без пяти девять. Я несколько раз душераздирающе зевнул, подумал о том, что умываться и бриться мне лень, и, не вставая с кровати, потянулся к пульту телевизора.

На нужном канале уже показывали заставку лотереи, билет которой хранился у меня в бумажнике. На экране появился вёрткий немолодой мужчина с длинными усами, неприятно похожий на таракана. Он носился по сверкающей огнями студии и что-то беспрерывно тараторил в микрофон, сначала объясняя правила игры, а потом представляя зевающих украдкой людей, составляющих тиражную комиссию. Я от души посочувствовал этим беднягам, которым пришлось спозаранку тащиться на телевидение для того, чтобы несколько минут посидеть перед камерами бессловесными истуканами.

Ведущий рассказал несвежий анекдот и сам начал громко над ним смеяться. Несмотря на его ужимки и попытки сделать из происходящего в студии шоу, зрелище нагоняло на меня тоску и сочувствие явно невысокому рейтингу передачи. Наконец, ведущий перешёл к основной части программы и принялся вытаскивать из большого блестящего барабана шары с числами.

Первый шар, который очутился у него в руках, был помечен большой цифрой «5», похожей по начертанию на пятёрку на советской пятикопеечной монете. Я удовлетворённо кивнул – цифра входила в мой ряд от одного до шести, отмеченный в лотерейном билете.

Мужичок-таракан, улыбаясь, полез за вторым шаром и, к моему удивлению, достал номер «37». Я обескураженно смотрел на экран и пытался вспомнить, какой выигрыш полагается за пять правильно угаданных номеров из шести. Однако через минуту я отбросил эти бесплодные попытки, так как на экране появился шар с числом «19», и начал выстраиваться ряд выигрышных номеров, никак не совпадающий с загаданным мною.

Пронзительно заверещал телефон. Я вздрогнул и поднял трубку.

– Платон, – голос Олега звучал гулко и испуганно, – Платон, неужели везение закончилось?

На экране усатый ведущий, натужно улыбаясь, раскланивался с тиражной комиссией и что-то вещал зрителям.

– Мы же с тобой уже заявления написали на увольнение, – Олег ронял мне в ухо слова, как плохо закрученный кран в ванной роняет капли. – Я, как идиот, роюсь в этом снежном оборудовании… Сегодня полночи просидел, доделывая финансовый план…

Я, не отрываясь, смотрел в телевизор. Завертелась заставка передачи. Вновь появился ведущий.

– Вы смотрели повтор предыдущего, двадцать седьмого тиража нашей лотереи, который состоялся в прошлое воскресенье, – задорно сообщил он, шевеля усами. – А сейчас в прямом эфире состоится двадцать восьмой…

– Стоп! – закричал я в трубку, прерывая глухие причитания Солодовникова. – Ты ещё не выключил телевизор? Смотри!

Вновь утомительное представление комиссии, перемежаемое пресными шутками, раскрутка барабана.

– Цифра пять! – сообщил ведущий, улыбаясь во весь рот. – Как вы помните, именно с этой цифры начинался и прошлый наш тираж. Для кого же на этот раз пятёрка станет счастливой? Мы узнаем об этом после рекламы!

Я запустил в телевизор подушкой. Она упала на середину комнаты, не долетев до экрана, на котором идиллические малыши, одинаково улыбаясь, мочились в подгузники, а накрашенные домохозяйки кидали во все блюда бульонные кубики.

Наконец усатый господин вновь расцвёл в эфире. Вторым номером он вытащил «3», за ней последовали «6», «1» и «2». Перед последним шаром ведущий долго представлял спонсора передачи, но я уже был уверен в победе.

Появление на экране цифры «4» совпало с очередным звонком Солодовникова.

– Платон! – кричал он мне в трубку. – Платон! Ты это сделал! Платон! Ты уникум! Ты гений! Теперь у нас всё получится! Теперь-то мы развернёмся!

Я стоял, полуголый, посреди комнаты, сжимая в одной руке поднятую с пола подушку, а в другой телефонную трубку. И улыбался.