Глава 9 «Пецилия»

Женщины в любом из миров хотят быть красивыми. Те, кому мать – природа с этим подсобила, взирают на менее удачливых товарок свысока. Те же, в свою очередь любят заявлять: «Зато мы – умные!» И отчасти это верно. Им приходится приложить намного больше ума, чтобы завоевать своего рыцаря. Если первым достаточно красивых волос, округлого бюста и длинных ног, то вторым приходится пользоваться женской мудростью и познаниями в кулинарии.

Пецилия Мартелл, к великому её сожалению, не относилась ни к тем, ни к другим. Жидкие серые волосы обрамляли узкое невыразительное лицо с довольно длинным носом. И даже обрамляли как-то вяло, неуверенно. Фигуру тоже в число достоинств внести никак не получится. Ибо фигуру эту, всякий, увидевший Пецилию обнажённой, несомненно отнёс бы к мальчику – подростку. За одним, понятным, исключением. Ни женской груди, ни осиной талии там не водилось.

С умом тоже было не всё гладко. Науки Пецилии не давались, много преподавателей сменилось в доме, но дальше чтения, правильнописания и счёта до ста продвинуться не смогли. Кулинарить благородной даме не полагалось по статусу, так что и этим Пецилия похвастаться не могла. Зато нашла себя в вышивании. Отец нанял Пецилии белошвейку для обучения, и это был единственный преподаватель, который искренне хвалил девчушку за усердие. В двенадцать лет она даже расшила тайком парадный камзол отца.

Захариус Мартелл обнаружил это лишь на ежегодном приёме во дворце короля. Когда заметил в углу хихикающих в кулачок светских дам.

Вернувшись домой, он серьёзно поговорил с дочерью. Объяснил, что Тавр – животное, для Мартеллов геральдическое, и добавлять к гербу ничего нельзя. Особенно рыцарей с цветком в зубах. И особенно нельзя усаживать их на спину Тавра. Пецилия обещала. А камзол с подмоченной репутацией Захариус отдал дочери со словами: – Теперь это мой домашний камзол, можешь вышивать, что захочешь. Я буду надевать его на твой день рождения.

Стоит ли говорить, что Пецилия украсила его весь, золотой, серебряной, и кое-где даже красной медной нитью.

Пецилия любила отца. А отец любил её. В отличие от матери. Мать винила маленькую Пецилию во всём. В том, что роды её прошли наперекосяк и роженица едва не отправилась к Создательнице. В том, что несмотря на всё старание лекарей, мать стала бесплодной и не сможет родить отцу наследника. А мать Пецилии всегда мечтала о сыне. Сильном, красивом, и чем чёрт не шутит, может даже будущим королём. Ну за что тут любить существо, перечеркнувшее все ваши мечты и планы? Да ещё такое невзрачное.

Едва дочери исполнилось четырнадцать, госпожа Мартелл начала подыскивать Пецилии жениха. К сожалению желающих заполучить юную Пецилию в свою постель, и нарожать госпоже Мартелл внуков было удручающе мало. Если конечно ноль может считаться малым количеством. Поэтому когда мать смогла найти Сибариуса, она вцепилась в него бульдожьей хваткой. Да, мальчик беден, но всё – таки благородной крови. Не конюх какой-нибудь. К приданому проявляет больше интереса, чем к невесте? Ну так что ж, по-человечески его можно понять. Зато красив, и внуки пойдут красивые, если конечно Пецилия опять всё не испортит.

Пецилия конечно тоже хотела замуж. Она прочитала много романтических романов и о безумной, всепоглощающей любви мечтала давно. Но это был явно не тот случай. В этом мезальянсе ей отводилась роль скорее предмета сделки, чем вожделения. И это было чертовски обидно.

Но, как бы то ни было, отец их благословил, дал за Пецилией сто тысяч монет «на чулки и булавки» и оплатил свадьбу. Через неделю молодожёны отбыли в имение Невиллов.

Свежеиспечённый муж предпочёл ехать верхом, поэтому Пецилия тряслась в карете одна. Тряслась от колдобин, страха перед неизвестностью и периодически от рыданий.

За ту неделю, что прошла со дня свадьбы, Сибариус так и не посетил её спальню, ссылаясь то на похмелье, то на хлопоты перед поездкой, то на усталость. И Пецилия начала бояться, что так и останется девой при живом муже. Позднее конечно всё случилось, правда особого удовольствия в первую брачную ночь она не испытала. Теперь Пецилия уже с улыбкой вспоминала себя тогдашнюю.

Сейчас Пецилия уже привязалась к Сиби. Как узник в одиночной камере привязывается к тюремщику. Душевная потребность.

Она уже почти не осуждала его за смерть дяди, короля Уго Третьего Мартелла, его жены – тёти Дафны и троюродного брата Пецилии – Хлодвига. Хлодвиг был наследником. «Ничего личного» – сказал тогда Сиби.

Она простила ему даже своё отравление. Она ведь выжила. А ему так было нужно. Он всегда умел объяснить свои поступки так, что Пецилия понимала – это вправду было необходимо. Говорить он умел. Это он убедил её выпросить у тёти Дафны приглашения на ежегодный королевский приём, Невиллов туда не приглашали.

Он уговорил Захариуса выступить на королевском совете с предложением поручить расследование этой трагедии Сиби. «Лишь он один вне подозрений, он сам пострадал, его жена при смерти. Он – человек со стороны. А командор стражи сам может оказаться заговорщиком». Как ловко Сиби потом «временно отстранил» командора и заменил своим человеком. Как он плакал над погребальным костром и обещал восстановить справедливость. Раздавал горожанам деньги – «Выпей честной народ за упокой короля!»

Престарелые советники короля сами не поняли, как в этом вихре по имени Сибариус Невилл сконцентрировались практически все королевские обязанности. Сибариус менял их местами, награждал какими-то привилегиями, подсовывал на подпись бесчисленное количество бумаг. Благодарил, снова менял местами. Одного Сиби не смог – стать королём.

Салический закон не позволял. Ни ему, ни Пецилии. Надлежало искать Бранда, младшего брата Хлодвига, или его сыновей, если такие были.

Сиби конечно искал Мартеллов, но цели преследовал намного менее благородные, чем передача трона законным наследникам.

Пецилию муж поселил в дальнем крыле королевского замка. В комнатах с видом на реку и часть порта, где всегда что-то происходило. Приходили и уходили корабли, копошились грузчики, расхаживали купцы. Пецилия любила смотреть в окно. Она поставила кресло возле окна с лучшим обзором и сидела там часами, занятая вышивкой или чтением книг.

Книги она читала запоем, предпочитая любовные романы. Там принцесс добивались белокурые рыцари, походя отрубая головы драконам и злым колдунам. Принцессой Пецилия себя ощущала, а вот любимой – нет.

Муж у неё был, казалось бы – живи, да радуйся. Даже обязанности мужчины исполнял, правда редко. Аккурат раз в месяц. В дни, благоприятные для зачатия. На ночь не оставался, уходил к себе в спальню, где ему всегда грела постель какая-нибудь из служанок. Он думал – она не знает, а она знала. Служанки болтливы и какая-то из четырёх служанок Пецилии однажды не утерпела и рассказала госпоже на ушко. Ну и пусть. От Пецилии не убудет.

Конечно, начитавшись о чужой страсти, ей тоже хотелось всё это испытать. Она ведь молодая женщина с понятными потребностями. Она даже много раз хотела завести себе любовника, из стражников например, парней крепких, молодых. Но совершенно не знала, как подойти и намекнуть. По кокетству у неё была твёрдая «двойка». Представляла себе многократно как это будет, решалась уже, но всякий раз подойдя уже к выбранному кандидату, вдруг робела, тушевалась и губы её произносили совсем не то. Видимо мать была права – Пецилия никчёмна.

С этой мыслью она, положив книгу на столик и ещё раз вздохнув, наконец заснула. Спокойной ночи, Пецилия!

Глава 10 «Новый день – новые открытия!»

Завтрак начался с вопроса:

– Господин Бодес, а сколько миров известно вашим магам?

Вопрос, как вы уже поняли, исходил от Хрюна. Бодес поморщился:

– Я уже говорил Вам, Хрюнвальд, о вреде спешки за столом. Не обижайте повара, уделите полчаса времени своему здоровью и искусству Сисилии.

Хрюн опустил голову: – Простите, мне просто мысль одна в голову пришла.

Господин Бодес взял тост и начал намазывать его паштетом.

– Мне было известно восемь. – Он покрутил ножик, зажатый между пальцев: – Но мы, маги, крайне неохотно делимся с коллегами важной информацией. Не удивлюсь, если кому-то известно о большем количестве. Уникальная информация даёт большие плюсы в конкурентной борьбе. А конкуренция среди магов очень серьёзная. Ваша Зея, например, мне была неизвестна. Хотя Хаген вероятно бывал там. Знаете как в народе говорят? «Дружба дружбой, а табачок врозь».

– И Вы бывали в этих мирах?

– Не во всех. Кое-какие места смертельно опасны даже для меня. – Бодес, видимо вспомнив что-то неприятное, передёрнул плечами.

– В тех мирах тоже говорят на одном с нами языке?

– Для меня нет языковых преград, но да, Вы правы, Хрюнвальд. Язык тот же.

Хрюн поднял вверх палец:

– Вот! Когда я оказался здесь, мне это показалось странным совпадением. Но девять миров- это уже явно не совпадение!

– Случайностей в мире намного меньше, чем Вам представляется. Многое из того, что вам лично кажется случайностью, в действительности является трудом других людей.– Бодес зевнул: – Прошу прощения, пришлось работать ночью. Я, например, предполагаю, что даже появление Барбера в Вашем доме не было случайностью.

Барбер при упоминании своего имени автоматически кивнул, уронил кусок цыплёнка себе в бороду и с ворчанием принялся выковыривать жирными пальцами следы своего конфуза.

– Мы, маги, – Бодес переменил блюдо: – считаем, что либо все миры были созданы одним творцом, либо между ними каким-то образом непрерывно идёт культурный обмен. Или оба варианта сразу. А теперь, Хрюнвальд, давайте закончим трапезу, не отвлекаясь на несовершенство мира. За завтраком мы его не изменим.

И Хрюнвальд Мартелл, наследный принц Дхар-Дастана, шестой помощник великого архивариуса, путешественник в места, в которые Макар телят не гонял, и естествоиспытатель, вздохнув, склонил голову к тарелке.

Когда на изысканных тарелках стало проглядывать дно, Бодес заговорил сам:

– Теперь о деле. Вы оба хотите встретиться с Хагеном. К сожалению я не могу предсказать, где он будет. Для меня самого это тайна. Он телепортируется по всему миру. Поэтому от моих глаз и ушей тут мало проку. У меня для вас будет поручение. Вы должны передать ему письмо. Содержание его вам знать не следует, за исключением абзаца с моей просьбой изготовить для Барбера новый универсальный портал, и выслушать просьбу Хрюнвальда, в чём бы она не заключалась. Согласны?

Закивали наши компаньоны синхронно. Господин Бодес тоже кивнул в ответ, не удержался.

– Тогда так. Последнее место, где я смог его увидеть, это Дхар-Дастан. Сомневаюсь, что он до сих пор там, но начинать нужно оттуда. Вариантов нет. Вот только отправляться туда в таком виде не стоит. Я сейчас Вас, Хрюнвальд имею в виду. Ваша одежда категорически не позволит вам остаться незамеченным. Барбер, отправляйтесь в деревню и купите ему какую-нибудь одежду. Вот такую как у Вас, или что там у молодёжи принято….

Тут автор должен попросить прощения, поскольку до сей поры не удосужился описать одежду компаньонов. Но наши герои развили такую бурную деятельность, что автору и слова-то было вставить некуда.

«На Барбере вы видите комплект от модного кутюрье всего за 99.99», «Хрюнвальд щеголяет в новенькой архивной форме сезона весна-лето». Не пугайтесь, автор просто шутит.

Но Барбер действительно был одет весьма неплохо.

Тонкой материи нежно-зелёная рубашка под песочного цвета жилетом мягкой свиной кожи была заправлена в, шоколадного цвета, свободные штаны. Удерживались штаны на своём месте широким чёрным кожаным ремнём с серебряной бляхой. На ногах у него были короткие черные сапоги гармошкой.

В таком виде он мог быть принят и в приличном обществе, и в не очень приличном, и среди совсем так себе публики. Так мог одеваться капитан корабля, хозяин мастерской или троюродный сын малоземельного барона. Одним словом это был облик человека, при котором нет нужды всё время держаться рукой за кошелёк.

Хрюнвальд был одет намного более скучно. Двубортный форменный китель сине-фиолетового оттенка, форменные же брюки, белая рубашка и чёрные ботинки на шнурках. Единственное, что хоть как-то разбавляло сие безрадостное зрелище – пуговицы на кителе. Четыре до блеска отполированных медных пуговицы с эмблемой архива, «Книга и печать».

Но вернёмся к нашим баранам, точнее к героям.

– А что не так с моей одеждой? – с некоторым изумлением возразил Хрюн. Правда вполголоса. До сей поры он не задумывался о соответствии своего внешнего вида с окружающим миром. Прямо как-то неловко стало. – Что изменить?