Серджиньо

Не знаю, откуда это пошло. Может быть, с Олимпиады-80 или с какого-то чемпионата по баскетболу, только на слуху всей районой тусовки это звучное имя одного Американского баскетболиста (более чем двухметрового роста) назойливо крутилось в наших головах.

Вот и Сережа Петько к своим пятнадцати годам был на две головы выше всех мальчиков своего восьмого «Б». Да, что там своего! Он был выше и параллельного восьмого, и двух девятых, десятых и даже выше физрука с трудовиком! В общем, катастрофа!

Но беда не приходит одна. У Серого, как до восьмого класса называли его пацаны, были неимоверно длинные руки. И не только руки! Все члены у него были длинные. Одним словом, наш Сережа был настоящим местным «Серджиньо»! Вот и прилипло к нему это прозвище.

Новоявленный «баскетболист» совсем не был рад такой «популярности». Тем более только год назад он отучил маму приходить за ним в школу, брать портфель и отводить его домой. Но она все равно ждала его у дома, стоя на перекрестке между внутренней и внешней (проезжей) улицей, откуда хорошо просматривался весь путь от школы до их дома.

Отца Серджиньо не знал. Мама о нем не рассказывала, а дядя Леша, младший мамин брат, который был уже студентом, говорил о нем не иначе как «козел». «Козла» на горизонте не наблюдалось, зато мама была! Еще в ранние Сережины годы, когда он был нормального роста (то есть, как все), маме знающие доктора рекомендовали следить за умственным развитием сына, объясняя свои пожелания тем, что современная медицина – «вещь темная». И этот «загадочный диагноз» вдвое увеличил силу удержания материнской руки «на пульсе».

Еще Сережу беспокоило то, что чем быстрее он рос, тем хуже видел. Уже к восьмому классу, линзы его очков достигли пуленепробиваемой толщины! И если приходилось снимать очки, то он становился настоящим «ежиком в тумане»… И с учебой у него все было далеко не гладко… Математика не считалась… Русский не писался… А физика с химией были просто табличками на дверях класса. Но зато Серджиньо был абсолютно добрым и всех любил! Он даже не испытывал ненависти к плохим старшим ребятам, которые его задирали. Но его кулаки (размером с их головы) не давали им возможности переходить границу дозволенного.

Еще Сереже нравилась Аня из параллельного класса. Она ему нравилась с первого, но почему-то за столько лет она даже не заметила этого. И вообще все девчонки как-то чурались его, что ли… Мама учила: «Сынок, ты не стесняйся! Женщины любят ушами. Расскажи своей Анечке что-нибудь интересное».

Ага, легко сказать! А что ей интересно? А если ей интересно то, чего он не знает?! Вот и не клеилось как-то Сережино общение с противоположным полом.

Дядя Леша тот тоже, как приедет в гости, так сразу предлагает разные стыдные вещи. С порога такой: «Ну, «Золотунчик», скольких «счастливиц» облапал?» – И ржет! – «Ты, – говорит, – Золотунчик, запомни: телки любят силу!» Совсем он очумел в своем Институте связи! Что, прикажете, драться с ними, что ли?

Летние каникулы застали Сережу в полном непонимании дальнейших жизненных действий… Экзамены на переход в девятый класс он благополучно завалил, и мама с чистой душой отвела его в ПТУ, учиться на повара. Правда, надо отдать ему должное, готовить Серджиньо умел и любил, особенно всякие вкусности. В этой суете полтора месяца лета проскочили незаметно. В середине июля, в один из жарких дней, когда Серджиньо гонял с оставшейся во дворе мелюзгой в футбол, пытаясь не наступить ни на кого из них, его мама вдруг выскочила на улицу и закричала: «Сережа, срочно иди домой! Есть серьезный разговор!»

Она всегда говорила «серьезный», когда хотела, чтобы он что-то сделал быстро… Но на этот раз разговор и правда намечался серьезный.

Началось с того, что дома был дядя Леша. Хотя приезжал он только по выходным и с утра, а сегодня была середина недели, и на дворе уже вечерело. «Ты с дядей поедешь отдыхать на море» – заявила мама, чуть только они переступили порог квартиры, и вдруг расплакалась. – «Да ладно тебе, Люсь! – Дядя Леша, махнул рукой…– Здоровый он уже парень! Смотри, дылда какая, в дверь не проходит!»

Сережа растерялся… Мама плакала, дядька в предвкушении потирал руки… «Не боись, племяш, не пропадем! Так оторвемся – век вспоминать будешь!» Серджиньо совсем перестал что-либо понимать. «Мам, а что случилось?» Он в недоумении переводил взгляд с рыдающей матери на веселящегося дядю…

«Я же сказала, вы едете отдыхать на море… – Сквозь слезы проговорила она. – Куда-то под Лазаревское…»

«Не “куда-то”, – пояснил дядька, – а в студенческий лагерь от моего института! “Буревестник” называется. Правда, я туда не попал из-за оценок, но твоя маман благосклонно нас спонсирует. Поэтому мы с комфортом разместимся в частном секторе. Мне дружбан наводку дал!»

Серджиньо из всего вышесказанного, наконец, понял, что он уезжает. И уезжает без мамы. Сначала ему стало грустно, и он тоже чуть не расплакался, даже в носу засвербило. Потом вдруг ему подумалось: «Это же, как у Даниеля Дефо в “Робинзоне Крузо”!» (Эту книгу он как раз недавно дочитал, правда, начал чтение еще в пятом классе, поэтому, что там было в начале, особо не помнил). Выходило все очень похоже: тоже море, ну, и свобода, конечно!

«Ты, сестра, не переживай! – Дядя Леша продолжал “успокаивать” маму. – Я из нашего Золотунчика мачо сделаю! Настоящего!»

«Я эээтого и боюююсь!.. – Завывала мама сквозь всхлипывания. – Сынок… – она на цыпочках подошла и обхватила Серджиньо за шею. – Будь аккуратней. Далеко не заплывай, слушайся дядю!»

«Мам, я и плавать не умею!» – Сережа окончательно был сбит с толку. – «Ну, вот и лады! – подытожил дядя Леша и засобирался. – Короче, Люсь, привезешь его завтра к девяти вечера на Курский вокзал! Встретимся в центре зала. И приодень парня, а то меня с двухметровым “первоклассником” в вагон не пустят». С этими словами дядя быстренько ретировался.

На следующий вечер, ровно в восемь, мама, как «бравый солдат Швейк» вела вновь испеченного «новобранца» к условленному месту в центре зала. Картина была эпичной. Худая, выше среднего роста женщина неопределенного возраста, в джинсах и с большой родинкой-бородавкой на носу со скоростью взлетающего «МИГа» тянет за руку огромного детину, сплошь увешанного мешками и баулами! Если бы эту сцену наблюдал раввин, он бы сказал: «Ой-вей, очередная еврейская семья затеяла переезд?!»

Дядя в девять не появился… Мама за весь этот час не находила покоя ни на минуту, и каждую секунду называя дядю всякими плохими словами, не отрывала глаз от больших вокзальных часов. В пять минут десятого она толкнула ошалевшего от обилия людей Серджиньо и раздраженно произнесла: «Все, сынок, пошли садиться… Твой дядя – дегенерат!» И с этими словами повела сынка-тяжеловоза на перрон.

Дядя Леша появился, когда мама вместе с проводницей пыталась запихнуть своего огромного «Робинзона» в вагон. Уже был дан третий свисток к отправлению, а тело все не входило. «Эй, мешочники, чего везем?! Чо, нэ лызит?!» – В модно обрезаных джинсах-шортах, в цвет им джинсовой безрукавке и с болтающейся на плече спортивной сумкой он походил на какого-то импортного актера. «Люсь, ну извини! С парнями на Академической в пивняке задержался, мы кроссворд разгадывали! Одно слово не билось…»

«Хватит!!! – (Мама резко отпустила «тело», и проводница приняла всю ответственность на себя). – Ты, Алексей, отвечаешь мне за сына! Своей тупой головой отвечаешь, понял?!»

«Сын», потеряв равновесие на последней ступеньке, начал стремительно увеличивать нагрузку на тренированные руки проводницы…

«Да, блядь! Держите его, сейчас наебнется!» – Заверещала та, и мама с дядькой бросились на помощь.

Когда наконец поезд набрал скорость, и Серджиньо вместе с дядей, окончательно потеряв из виду бегущую по перрону маму, рухнули каждый на свою полку, дядя Леша изрек: «Все, Золотунчик! Амба! Приключения начинаются!»

Серджиньо, погребенный под ворохом маминых баулов, со слезящимися от встречного ветра, глазами под запотевшими очками, уже представил себе эти «приключения».

«Вот, Золотунчик, смотри! – Дядя достал из сумки две бутылки пива. – Во-первых, “СВ”! Люкс, а не какое-то купе на четверых! Маман ради тебя, Золотунчик, на все пойдет. А во-вторых… – Дядя лихо откупорил зажигалкой бутылку и втянул пену. – Чай будешь?»

Сережа долго не мог уснуть. И не потому, что дядя храпит, мама тоже иногда храпела, к этому можно привыкнуть! Но вот в том, что полку не придумали под рост Серджиньо, конечно, конструкторы оплошали! Если голова – на подушке, то ноги надо либо согнуть и засунуть под себя, либо задрать вверх! На боку, если поджать ножки, свалишься: узко. Ну а если вытянуть ноги, то окажется, что ты уже сидишь. А как можно спать сидя? Но Сережа незаметно для себя все-таки заснул.

Резкий звук, а точнее – хлопок, вырвал его из сновидения, в котором они с мамой ехали за город на пикник. На пороге тускло освещенного ранним утром купе, в аккурат перед отражающем его попу зеркале, с полотенцем через плечо, стоял дядька и весело «скалился»: «Подъем, Золотунчик, хватит бездарно просирать время, в могиле выспишься!»

В могилу Серджиньо не хотелось, но и вставать ни свет ни заря он не привык. Дядька бодрой походкой, кинув на свою полку полотенце, прошел через купе к столику и вытащил из-под него один из баулов, которыми мама снарядила Сережу в «далекое» путешествие. «Ммм… так… Посмотрим, что твоя маман нам с собой сообразила пожрать… Ага, котлеты… О, целая жареная индейка?! Однако! – Он порылся глубже. – А это что? Ого, Золотунчик, смотри: кастрюля! Черт, во замотала пленкой… Золотунчик! Тут – борщ, е-мое! Да, Золотунчик, тебя хрен прокормишь!»

Позавтракав, как будто пообедав и поужинав за раз, дядя Леша сказал, что пора провести разведку боем – и ушел. Что за разведка? И вообще, что можно разведывать в поезде, если все вагоны одинаковые, Серджиньо не понял. Он поудобнее устроился на своей полке и начал смотреть в окно. Где-то через час, когда у «наблюдателя» уже совсем зарябило в глазах от бесконечно однообразных деревьев, мелькающих перед ним под монотонный стук колес, вернулся дядя.

«Так, Золотунчик, сиди на жопе ровно и не чирикай! Твой родный дядька идет делать нас сказочно богатыми. Тут, в соседнем вагоне, два фраера предложили в «преф» покатать. Сейчас я их прокачу с ветерком!»

Сережа опять понял только одно: «надо сидеть в купе», но он и так не собирался гулять! Тем более, что он побаивался встретить проводницу, которую его тело вчера чуть не расплющило (не специально) о перрон. Дядька вернулся, когда уже начало смеркаться, голодный и почему-то злой.

«Ты представляешь, какой не пер! – Рассказывал он, с ожесточением хлебая холодный борщ прямо из кастрюли. – К каждому “мизеру” в прикупе “говна пирога” приходит! А к этим фартожопым – все в масть лезет! – Он отложил ложку и громко хлопнул крышкой, о кастрюлю закрывая ее… – Деньги ёк, Золотунчик! Все двести “рябчиков”, которыми твоя маман нас щедро одарила для комфортного размещения, тю-тю!»

Он, не раздеваясь, повалился на полку, закинул руки за голову и закрыл глаза: «Туши свет и не ссы!» И уже сквозь сон промычал: «Пацаны что-нибудь придумают, не пропадем…»

Море ласково встретило их, выгружающихся на перрон со странным названием «Лазаревское». Пока Серджиньо вытаскивал баулы, дядя Леша как заводной носился туда-сюда вдоль платформы, кого-то высматривая. Ими оказались двое помятых дядиных друга-студента. Еще издалека они на всю станцию заорали: «Лелик, екарный бабай, мы номер вагона забыли!» – «А бошки из жопы вы достать не забыли?! – Заорал им в ответ дядька. – Мы уже думали, нам тут ночевать придется!»

Друзья, подойдя ближе и сбавив тон, начали оправдываться, перебивая друг друга: «Ладно тебе, Всего на полчаса опоздали. Вчера до пяти утра с телками на пляже бухали… Там у одной такие были – “Даная” отдыхает! Ты таких любишь!»

Дядя Леша, смягчившись, звонко хлопнул друзей по протянутым ладоням. «Вы тачку не отпустили? – Задал он им вопрос, закидывая на плечо ремень своей сумочки. – Да, знакомьтесь: это – мой племяш, Серж! Сеструха мне его в нагрузку “паровозом” прицепила. Пошли, а то пока ждали, вспотел, как собака! И с баулами ему подсобите, там закусона – на дивизию!»

В очень тесном и жарком такси Серджиньо наконец узнал имена дядиных однокурсников. Артурик, как называл его дядя, был низенький (еле-еле доходил Сереже до груди) и носатый. Зато Вася был высокий (но все равно чуть-чуть ниже его), с рыжими волосами и нереально голубыми глазами.

Дядя вальяжно, вполоборота раскинувшись на переднем сидении рядом с угрюмым волосатым водителем, в красках и с энтузиазмом рассказывал о своих вчерашних «приключениях». Все громко смеялись, а Сережа, зажатый с двух сторон на заднем сидении, страдал. Во-первых, в машине нечем было дышать, а во вторых, – серпантин (к встречи с которым его организм абсолютно не был подготовлен).

«Извержение» случилось внезапно. На одном, лихо заложенном водителем повороте мамины котлетки, еще с утра с аппетитом им съеденные, нескончаемым фонтаном устремились в пространство между водителем и дядей, на роскошно обложенный красным ковром и украшенный красивой пластмассовой розой рычаг переключения скоростей… Машина, вильнув, чуть не улетела в пропасть. А зеленый, в полуобморочный состоянии Серджиньо пополнил свой словарный запас огромным количеством незнакомых ему ругательных слов и выражений.