Цитаты из книги «Въездное & (Не)Выездное»

А в-четвертых, Каталония хорошо лечит от упоенного петербургского отчаяния, от этой сладкой горечи, вызванного постоянным сравнением с Москвой, от комплекса отстающего. Действительность по возвращении начинает меньше царапать глаз. Вот у Московского вокзала с ночи до утра – не подъехать, не запарковаться. Полосатые палки, пробка, неразбериха, какие-то для кого-то зарезервированные места, извозчичья мафия, гудение и ор. Ну и что? Просто палки доверены каталонцам. Вот перекрыли Троицкий мост слепым щитом, разбиться в ночи – раз плюнуть, вот не установили схемы объезда у закатанной в ремонтную грязь улицы Куйбышева, ну так – строительство и ремонт в руках каталонцев. Нет отопления, вдрызг разбиты подъезды, не идет вызванный месяц назад сантехник? Да просто в РЭУ, районных администрациях и в Смольном – сплошь лица каталонской ментальности.

Во-вторых, сама Каталония. Хотите видеть рай на земле – езжайте куда-нибудь в бухту Канэис (скалы с двух сторон, дорогие виллы на уступах, пинии, агавы, россыпь оранжевых байдарок на воде). Хотите видеть рай, пройдя сквозь чистилище – езжайте в Кадакес, где в глухие времена фашизма коротали время Пикассо и Дали. Скоростная трасса, ведущая на знаменитый мыс, вдруг превращается в серпантин шириной в сигаретную пачку, правое колесо повисает над пропастью, ограждение – в каталонском духе – отсутствует, в окно бьют крылами орлы, лица приобретают приятный зеленый цвет. Зато внизу – шелк моря, россыпь беленых домиков с синими ставнями, яхты, виндсерферы.

Эти люди добры тем, что писатели-почвенники называют «национальным характером», эти люди невероятно пластичны, эти люди из любого времени, режима, религии успешно одомашнивают лишь то, что способствует благоденствию ближнего круга, – а перспективы на поколения вперед их не волнуют совсем. Моя теща такой человек. Она смотрит телевизор. Она искренне верит, что Лукашенко порядок навел и что он крестный батька (в разное время по телевизору показывали разное). Ее радует и наш нынешний достаток, и порядок при Сталине. Она не хочет съездить за границу «посмотреть», хотя мы предлагали. Для нее величие страны есть производное от размера. У нее есть кот, она разговаривает с ним. Когда я приезжаю, она, не спрашивая, хочу я или нет, накрывает на стол. И – положа руку на сердце – она живет более цельной, а потому более счастливой жизнью, чем я. Россия – ее страна. Стать гармоничным русским (или гармоничным турком) – тоже хороший вариант.

Сегодняшняя Москва как столица опирается на одну идею – национальную. Избушка на курьих ножках и то устойчивее. Москва, в отличие от европейских столиц, не интернациональна. И, как следствие – провинциальна. Она хочет выглядеть Европой, но в итоге обазиатчивается.

И если добавить к харчевням Балтийский залив с дюнами, озера Карельского перешейка, университеты, две сотни музеев, под сотню театров, дворцовые пригороды, покатушки на великах, прогулки по Островам, тайные экскурсии по крышам, концерты-квартирники, возможность сгонять за 20 евро в Финляндию, публичные лекции в библиотеках, – то да, Питер утирает нос страдающей насморком мегаломании Москве.

Заодно можно увидеть Питер фабричный, индустриальный, Питер заводских корпусов на Обводном канале, где в конверсии «Ткачи» и проходит выставка. А потом пешком прогуляться до еще одной конверсии, лофта «Этажи», где на стенах бывших цехов грамотно оставили даже советский жуткий кафель размером 20х20 и где почти все выставки бесплатны. Ну, а потом – в арт-центр «Пушкинская, 10», где до сих пор обитают хипаны – духовные родители нынешних хипстеров, и девушки с фенечками на запястьях варят кофе в джезвах…

Последние года четыре я старался больше читать по истории страны. Здоровенные тома «Истории» Соловьева и «Истории государства российского» Карамзина, первый том «Истории российского государства» Акунина, лекции по русской истории Ключевского и сохранившиеся только на магнитофонных кассетах лекции Мачинского, «Александр II», «Николай I» и «Сталин» Радзинского, «Россия при старом режиме» и «Русская революция» Пайпса, «История России от Рюрика до Путина» Анисимова, «Технология власти» Авторханова, «Техника государственного переворота» Малапарте, «22 смерти, 63 версии» Лурье, «Любовь к истории» Акунина, а еще Бердяев и Розанов, Эйдельман и Зимин (которого мало знают, но который написал «Русского витязя на распутье», одну из лучших книг по отечественному средневековью) – и это не считая книг по смежным дисциплинам, вроде «Столкновения цивилизаций» Хантингтона или «Коллапса» Даймонда.

И все это по краскам и звукам – впрочем, эстетически близким, поскольку в любой колонне крутили советские песни (невольно подтверждая, что в России любое движение вперед сводится к шагу назад), – словом, по многообразию все это напоминало коралловый риф в океане, то есть живой большой город. Вот поперек проспекта прошли мальчишки в корсарских шапках и с «Веселым Роджером»; по свободной полосе Лиговского покатился шар-зорб с надписью «Не нравится в России? Катитесь отсюда!», приближаясь то к либерал-демократам, то к обществу автомобилистов; коммунисты повели ряженого медведем мужика с табличкой, утверждающей, что «Единая Россия» – партия жуликов и воров.

Париж не изменился. Пляс де Вож по-прежнему, скажу тебе, квадратна. Река не потекла еще обратно. Бульвар Распай по-прежнему пригож. Из нового – концерты за бесплатно и башня, чтоб почувствовать – ты вошь.

Краткий китайско-английский словарь любовников