– Ну тогда носи с собой рапиру! – посоветовал Бурьин, переводя взгляд вправо. – А, вот и наша спасенная! Не бойтесь, идите к нам! Только не вздумайте плакать, мы тогда сразу убежим.

Девушка, выйдя из вагончика, подошла к ним. Похоже, она совсем не стеснялась своей наготы. Кожа у нее была молочно-белая и поразительно чистая. «Странно, что у нее нет ни одного родимого пятна. Такое редко бывает». Едва Корсаков об этом подумал, как заметил у девушки справа от пупка небольшую родинку.

– Вам повезло, что эти мерзавцы не успели вас обидеть, – сказал он. – Вам нужна помощь?

– Помощь? – повторила незнакомка, словно пробуя на вкус это слово. – Нет, спасибо, не нужна. Она мне вообще не была нужна.

Голос у нее поначалу звучал немного неуверенно, но с каждым следующим словом эта неуверенность исчезала.

Корсаков решил, что они имеют дело с женщиной не очень твердых моральных устоев, и почувствовал неожиданную досаду. Не исключено, что эти парни были ее сутенерами.

– Нет, я их раньше не знала, – странно угадывая его вопрос, выпалила девушка. – Как вы думаете, все самцы ведут себя подобным образом? Я имею в виду, совершают насилие и получают от этого удовольствие?

– Не все. Только самые примитивные, – осторожно сказал Корсаков.

– А вообще, по секрету, бывают вещи и поприятнее. Пиво, например, или салат оливье, – буркнул Никита, которому показалось, что он молчит слишком долго.

Алексей заметил, что его приятель разглядывает девушку с любопытством, но без всякого восхищения, словно подозревает в ней замаскированную экс-жену. Но даже и то, что Бурьин на нее просто смотрит, отчего-то стало ему неприятно. Инстинкт собственника?

– Где ваша одежда? – спросил он. – В машине?

– У меня ее не было. – Девушка преспокойно оперлась рукой о его плечо и подняла ступню, разглядывая, нет ли в ней занозы.

– Вообще не было одежды? Неужели вы и в машину к ним садились прямо так? – заинтересовался Никита.

– А для вас так много значат эти полоски ткани, ведь сущность женской формы под ними остается неизменной? Я и этим людям так сказала, но они, кажется, ничего не поняли.

– Теперь ясно, почему у них поехала крыша. Они восприняли ваш наряд как приглашение к близкому знакомству. А вы небось дали им откат, – сказал Бурьин.

Корсаков представил себе лица громил, когда девушка говорила с ними о сущности женской формы, и едва сдержал улыбку.

– Скажите, это не вы случайно сидели на памятнике Долгорукому? – вдруг выпалил Никита.

Девушка на мгновение задумалась и ответила двумя вопросами на один:

– Долгорукий – это такой бронзовый всадник на коне? Да, это была я, но что в этом такого?

– Да ничего. Я о вас по радио слышал. Если вздумаете нагишом походить по Красной площади, пригласите меня посмотреть.

– Хорошо, если вам это так необходимо, – согласилась девушка.

Лицо Бурьина стало озадаченным. Кажется, он сообразил, что его поставили на место.

– Послушайте, – спросил Алексей, – а там, на памятнике, что вы испытывали?

– Седло горячее. Сильный ветер. Голубей много. А вообще-то ничего, – подробно принялась припоминать девушка, усердно морща лобик.

Глядя на нее, Корсаков подумал, что его первое впечатление о ней как о представительнице древнейшей профессии было, пожалуй, поспешным.

Послышался шум. Из подъезда выскочили мальчишки с брызгалками, видимо, игравшие в пустующем доме.

Увидев джип с треснутым стеклом, стонущих громил, двоих мужчин и обнаженную девушку, мальчишки с жадностью принялись глазеть, но стоило Бурьину сделать шаг в их сторону, как они торопливо прыснули в разные концы.

– Пора уходить! – сказал Алексей. – Если вы, конечно, не собираетесь дожидаться милиции. Я имею в виду, после той истории на памятнике.

– Нет, я никого дожидаться не буду, – решительно заявила девушка. – Вот только одежда… Я слишком бросаюсь в глаза.

– Раньше это вас не очень-то смущало. Ладно, попробуем что-нибудь найти. – Корсаков заглянул в бытовку.

Там было затхло. На полу валялся рваный матрас. Рядом стояли два стакана и пустая водочная бутылка.

– Натюрморт, – сказал Корсаков.

– Нет, натюрморт – это когда продукты, а когда все продукты уже сожрали – это пейзаж, – поправил Бурьин, просовывая в дверь свою бородатую физиономию.

После непродолжительных поисков Алексей обнаружил в углу возле плитки несколько оранжевых спецовок. Выбрав из них одну почище, он вынес ее из бытовки.

– По-моему, она новая. Набросьте, пока не доберетесь домой, – сказал он, протягивая ее девушке.

– Угу. – Незнакомка быстро натянула оранжевый комбинезон на голое тело. – Как ярко! Люблю яркие цвета!

– Вылитая «Мисс Стройка», – подтвердил Бурьин, озабоченно поглядывая в сторону забора.

– Что случилось? – спросил Корсаков.

– А то случилось, что мою машину надо отогнать, чтобы не светилась. Вас подвезти? Где вы живете?

Лирда помедлила с ответом.

– Я издалека, – сказала она.

– Приезжая? – догадался Корсаков. – Ведь не с неба же вы свалились?

– Нет, не с неба, – поспешно ответила Лирда, мгновенно вспоминая правило номер 199, гласившее: «Никогда не говори аборигенам, откуда ты».

– И денег нет?

– Нет.

Приятели переглянулись.

– Ее нельзя бросать, – шепнул Корсаков.

– Ясное дело, нельзя. Или ее снова очень скоро занесет голышом на какой-нибудь памятник, – согласился Никита.

– Ну что ж, – сказал Корсаков громко, – пойдете пока с нами, а там решим, что делать. Лады?

Девушка неуверенно посмотрела на него, очевидно колеблясь. Где-то в отдалении со стороны переулка завыла милицейская сирена.

– Хорошо, я с вами, – быстро сказала она, пытаясь припомнить, не существует ли на этот счет какого-либо ограничительного правила.

– Отлично, тогда я к машине. А вы не ждите меня, я адрес тебе говорил! – крикнул Никита, бросаясь к забору.

Подъехавший через минуту милицейский патруль нашел на стройке только джип, а рядом с ним двух стонущих громил.

Обогнув приговоренный к сносу дом, Корсаков и девушка в оранжевом комбинезоне оказались на узенькой сонной улочке со старыми пятиэтажными домами. Даже странно, как такая тихая улочка могла соседствовать рядом с оживленным шоссе. Судя по номерам домов, Никита промахнулся, и им предстояло пройти едва ли не два квартала.

Вдоль улицы и во дворах пятиэтажек густо росли тополя, а рядом торчали ощипанные кусты отцветшей сирени. Корсаков заметил даже покосившуюся зеленую голубятню. Девушка в оранжевом комбинезоне также с любопытством изучала эту тихую улочку. Причем любопытство ее нередко вызывали вещи самые заурядные. Так, почти минуту она разглядывала стайку воробьев, купавшихся в пыли, потом, случайно ступив босой ногой в лужу, долго смотрела на оставленный на асфальте мокрый след.

– Мы уже почти пришли. Этот дом семнадцатый, а следующий, очевидно, пятнадцатый, – сказал Алексей, пытаясь вспомнить адрес, который называл ему Никита.

Незнакомка ничего не ответила, Корсаков оглянулся и увидел, что, присев на корточки, она ловит на листок подорожника мохнатую гусеницу, отважившуюся переползти асфальтовую дорогу.

– Простите, а как вас зовут? – спросил он, вдруг сообразив, что до сих пор не знает ее имени.

Девушку его вопрос, казалось, немного озадачил, но она быстро ответила:

– Ли… Лида, Лидия. Лидка. Ведь такое имя есть?

– Есть, – кивнул Корсаков.

– А вас? – спросила Лирда. – Впрочем, дайте я сама отгадаю. Максим?

– Нет, ошиблись, Алексей, – сказал Корсаков, слегка напрягшись. Максимом, кажется, хотела назвать его мама, но отец настоял, чтобы его назвали Алексеем, в честь деда. Когда он рос, мама часто из упрямства называла его Максимом, так он и рос лет до пяти с двумя именами – с мамой Максим, а с отцом Алексей.

Удивительно, что девушка попала так близко.

Завизжали тормоза, и рядом, едва не сбив их, остановилась ярко-красная «БМВ».

– Привет! Не нашли? А я думал, вы давно у Пашки, – крикнул Бурьин, энергично, как чертик из табакерки, выскакивая из машины.

– Мы только что подошли, – объяснил Корсаков. – Задержались по дороге.

– Ну вы и копуши! – поразился Никита. Он полез на заднее сиденье, вытащил какой-то большой пакет и бросил его девушке: – А я уже в магазин успел заехать, лови! Купил тебе кое-что из одежды, размер, разумеется, прикинул на глаз.

– Это все мне? – удивилась Лирда, растерянно заглядывая в пакет. – Но у меня ведь уже есть одежда. Или она не соответствует статусу?

Бурьин незаметно покрутил пальцем у виска.

– Значит, не соответствует, – вздохнула Лирда. – Просто мне грустно расставаться с этим оранжевым. По-моему, он очень мне идет, на меня все оглядываются.

Лирда протянула сверток Никите и потянулась к «молнии» комбинезона.

– Здесь нет памятника, – остановил ее Алексей. – Не будем радовать старушек.

– Поднимайтесь! – Бурьин захлопнул дверцу. – Мы этого Пашку в два счета найдем.

Однако уверенность Бурьина значительно ослабла, когда они вошли в подъезд.

– Вообще-то я тут только пару раз был, и то не совсем трезвый, – задумчиво протянул он. – Пьяный бы я сразу дорогу нашел, у меня интуиция пробуждается, как у почтового голубя.

– Помнишь хотя бы, какой этаж?

Никита посмотрел на друга безо всякого воодушевления.

– Придется проявить немного фантазии, – сказал он. – Там то ли тройка была в номере, то ли единица…

Проявление фантазии, с точки зрения Бурьина, заключалось в том, чтобы трезвонить во все квартиры подряд. В тридцатой квартире никого не оказалось, а в тридцать первой, после того как Бурьин решительно нажимал на звонок целую минуту, в коридоре послышались шаркающие шаги.

– Пашка, это ты? Наконец-то мы тебя нашли! – радостно заорал Никита.

– Я вас не знаю. Что вам надо? – пропищали из-за двери.

Проникнув взглядом сквозь дверь, Лирда увидела крошечную старушку, полную решимости защищать свою маленькую баррикадку до последнего.

– Не бойся, бабуля! Не знаешь, где тут переводчик живет? – успокаивающе провыл Никита в замочную скважину.

Просканировав сознание старушки, Лирда увидела, что та в панике. Бедняжка мелко дрожала и размышляла, что лучше: орать «Караул!» с балкона или спуститься на простынях со второго этажа.

– Хватит с меня! – возмутился Бурьин, подталкивая Корсакова к двери. – Теперь, донжуан, твоя очередь. Общение с красавицами всех возрастов и их престарелыми бабульками – это скорее по твоей части.

– Ты путаешь меня с брачным аферистом. Не слушайте его! – проворчал Корсаков, заметив, с каким опасением и вместе с тем с любопытством покосилась на него девушка.

Запугивать старушку дальше не имело смысла. Они поднялись еще на этаж и позвонили в дверь квартиры номер тридцать четыре. Услышав в коридоре шаги, Корсаков торопливо вытолкнул Бурьина из поля зрения «глазка».

– Исчезни! – прошипел он. – Ты своей кожаной курткой всех старушек распугаешь.

Никита захохотал и, прихватив Лирду, поднялся на один пролет выше.

Дверь открылась. Выглянула молодая женщина в махровом купальном халате. Не успел Алексей и рта раскрыть, как Бурьин радостно скатился по лестнице.

– Да вот же они! Это Ирина, Пашкина жена! А меня вы помните? – радостно заорал он.

– Еще бы. Я хорошо помню того, кто уронил мой сервант, – сухо сказала женщина.

Никита что-то пробормотал, изучая цвет коврика для ног.

– Простите его, этого больше не повторится, – вступился за него Корсаков.

– Конечно, не повторится. Это был неповторимый сервант, авторская работа, и хрусталь, кстати, тоже… А это еще кто? Еще один ваш друг? – Ирина вдруг ощутимо напряглась, разглядев за широкой спиной девушку в оранжевом комбинезоне. Ее брови удивленно поползли вверх.

Бурьин полуобнял хозяйку за талию, быстро увлек ее в квартиру и негромко загудел о чем-то. По мере того как он гудел, лицо Ирины менялось.

…Оставив женщин одних, Корсаков и Бурьин прошли в комнату. Здесь Никита, недоверчиво осмотрев все стулья, опустился на диван.

– Ну и дела, – сказал он. – Влипли мы с тобой, Корсаков, в историю. Клад надо искать, а тут еще эта девчонка. Погоди… Позвонить надо.

Он решительно набрал помер и почти сразу забубнил: «Я знаю… знаю… А без меня нельзя? А если постараться? Что хочешь, то и скажи! Неделек с пару… Выручай, браток! Ну все, давай!»

Повесив трубку, Никита подошел к Корсакову:

– Уф! Я вроде как взял отпуск. Представляешь заявление: «В связи с поисками клада прошу предоставить мне двухнедельный отпуск»?

В комнату заглянула Ирина. Она успела сменить домашний халат на легкое зеленое платье свободного покроя, напоминавшее сарафан.

– Лида принимает душ, – улыбнулась она. – Не хотите чаю?

– Отлично! Перекусить – это всегда кстати! – воодушевился Никита, воображение которого не пожелало останавливаться на чае.

Ирина вздохнула. Кухонную повинность она выполняла привычно, быстро, без ужимок и показной хлопотливости застигнутой врасплох хозяйки. Вскоре на столе возникли тарелка с сосисками, картофельное пюре и салат из помидоров.

– Может быть, подождем хозяина? – на всякий случай спросил Бурьин, в голосе которого явно слышалось: «А может быть, не надо?»

Минут через пятнадцать появилась Лирда. Она была в золотисто-коричневом костюме из натурального шелка и туфлях на низком каблуке. Никогда прежде переход от утенка к лебедю не осуществлялся так внезапно. От оранжевого комбинезона не осталось и следа. Словно бы их недавняя знакомая неуловимо повзрослела, стала суше, ироничнее и недоверчивее. Теперь это была скорее энергичная, преуспевающая москвичка из тех, что передвигаются в основном на машине и плохо знают схему метрополитена.

Лирда улыбнулась.

– Я ничего не упустила? – спросила она.

– Все отлично, даже более чем, – искренне сказал Корсаков.

Даже Ирина, казалось, была слегка удивлена подобным превращением.

– Позволь, – пробормотала Ирина, вглядываясь в лицо девушки, – но твои глаза… Разве они были зеленые?

Лирда растерялась, но на помощь ей немедленно пришел Никита.

– Глаза, глаза… Я, например, никогда не замечаю, какие у женщины глаза! – заявил он.

– Как это не замечаешь? – удивилась Ирина.

– То есть я, конечно, замечаю, есть у женщины вообще глаза или нет, но какого они цвета – это для меня слишком тонко. – И, потеряв интерес к разговору, Никита вплотную занялся сосисками.

– Вы голодны? – Корсаков встал и подвинул Лирде стул.

Девушка некоторое время смотрела на салат, не решаясь дотронуться до вилки.

– Выглядит вкусно, – сказала она.

– Ешь-ешь! – Ирина торопливо придвинула к ней тарелку. – Тебе нужно поддерживать форму.

Лирда вздрогнула и торопливо склонилась над тарелкой.

Павел был из породы тех высоких, худых, широкоскулых, слегка суетливых, чрезвычайно добрых и рассеянных людей, которые вечно теряют ключи, очень мягки и милы, но в то же время, когда дело касается их любимого дела, способны проявить необыкновенную твердость и упорство, граничащее с крайним упрямством.

– Ничего особенно сложного. Обычный простенький шифр, – сказал он, разочарованно взглянув на листок. – Я его за полночи расколю.

– Вот и чудесненько! А начать можно прямо сейчас, – обрадовался Никита.

Павел смутился.

– Я бы с удовольствием, но вы даже представить себе не можете, как рано встают эти голландские фермеры.

– Фермеры?

– Ирина устроила меня переводчиком на выставку. Голландский племенной скот. Я весь провонял свинарником… Ну да ладно, давайте сюда свою бумажку!

– За это я тебя и люблю! – расчувствовался Бурьин. – Смотри, Лешка! Настоящий русский человек, не колбаса ливерная какая-нибудь!.. Не смотаться ли мне, кстати, за пивом?