– Да-да, – с вызовом подтвердила Фулона. – Ты не ослышалась! Не то чтобы у света было плохо с бюджетом, но если для кого-то важен только бюджет, он свету не служит. Так что скромными условиями мы сразу отсекаем чужеродный контингент… Понимаешь?

– Приблизительно.

– А надо, чтобы не приблизительно! Ну хорошо! Ты морально готова к поездке?

Валькирия золотого копья быстро взглянула на Ирку, как видно, ожидая вопроса: а зачем вообще ехать в Питер? У Ирки хватало ума молчать. Она уже поняла правила. Когда солдату приказывают: «В атаку!» – он не спрашивает: «Зачем? А оно мне надо?» Если за это и погладят по головке, то только наждачной бумагой. Все, что она должна знать, ей и так скажут. Если же чего-то знать не должна, задай вопрос хоть сто раз – услышишь лишь тишину.

В кухню заглянул здоровенный оруженосец Таамаг и, как теленок, застыл на пороге, всунув в дверь широченное щекастое лицо.

– Вы что-то здесь забыли, молодой человек? – нетерпеливо обратилась к нему Фулона.

– Я ванную ищу.

– Вынуждена вас огорчить: пока вы ее не нашли.

Голова озадачилась и заморгала. Заметно было, что соображает она не слишком быстро.

– Чего??

Фулона вышла из себя.

– ТОГО! Попытайтесь поискать севернее. В случае успеха о результатах поиска нам сообщать не надо. Бурного восторга тоже выражать не надо! Рапорт подадите непосредственному начальству, – отрезала валькирия золотого копья.

Оруженосец наконец сообразил, чего от него хотят, и, сутулясь, удалился. Громадная виноватая спина занимала всю ширину коридора. Ирке стало его жалко.

– Жестоко вы с ним! По-моему, он огорчился.

– Это я огорчилась! Не найти в двухкомнатной квартире ванной – это уже не анекдот. Это патология. Загадка для меня эти оруженосцы! И как они только отыскиваются? Откуда берутся? Каждый точно клонированная копия хозяйки. Если не внешне, то в плане мозгов точно, – глядя ему вслед, негромко сказала Фулона.

«Значит, моя клонированная копия – Антигон», – без воодушевления констатировала Ирка.

– Теперь по поводу поездки! Запоминай главное. Недалеко от твоего дома будет порт. Ты увидишь забор и краны. Если стоять лицом к порту, по левую руку окажется бензоколонка. Напротив бензоколонки небольшая площадка. Несколько скамеек, детская горка, турник… Ты будешь вести за площадкой наблюдение. Обо всем необычном сразу сообщай мне. Самой вмешиваться ни во что не надо. Разве что в самом крайнем случае. Вопросы есть?

– Есть.

– Валяй!

– За чем именно я должна наблюдать?

Как Ирка уже заметила, терпение не было самой сильной стороной Фулоны.

– Я же сказала: за площадкой! Это разве не ясно? – повторила она не без досады.

– Ясно. Но что на этой площадке меня должно волновать? Чтобы дачники скамейки не утащили?

Фулона молчала довольно долго. Заметно было, что она колеблется.

– Просто наблюдай, и все, – сказала она наконец.

– Секрет?

– Не то чтобы секрет. Просто тут все сложно. Если тебе дано увидеть – ты увидишь. Возможно, сразу. Возможно, не сразу. Если нет – значит, само знание об этом пока преждевременно. Понятно?

Ирка подтвердила, что понятнее не бывает.

– Когда надо ехать? Завтра? Послезавтра? – спросила она.

– Не угадала. Сегодня.

Ирка с сомнением посмотрела на часы. Стрелка подползала к восьми.

– А я еще успеваю?

– Замечательно успеваешь. Большинство поездов идет в Питер после двадцати трех ноль-ноль. У тебя достаточно времени, чтобы собраться. Телепортации я запрещаю. Это не тот случай, когда нужно привлекать внимание. Еще вопросы?

– Деньги на билеты, – сказала Ирка.

– Билет тебе уже куплен. А командировочные вот.

Фулона открыла крайний кухонный шкафчик, оказавшийся сейфом, и вручила ей зеленую керамическую кошку-копилку. Ирка встряхнула ее. Копилка была полной примерно на треть. М-да, не густо. Автомобиля не купишь, на Багамы не съездишь.

– Распишись вот тут… Умница, хоть почерк аккуратный! Копилка вручается тебе на ответственное хранение. Все истраченные монеты возвращаются обратно не позже чем через сутки. Ни в чем себе не отказывай! Хочешь хлеба – купи хлеба. Хочешь минеральной воды – купи минеральной воды, – с ободряющей улыбкой сказала Фулона.

Провожая Ирку, валькирия золотого копья вышла на площадку, шуганув двух слонявшихся без дела оруженосцев.

– В комнату не заходи, а то застрянешь и не успеешь на вокзал, – напутствовала она Ирку.

– А попрощаться?

– Я сама за тебя попрощаюсь. Стой! Ты кое-что забыла!

Ирка обернулась и взяла футляр. Фулона разжала пальцы не сразу. Несколько секунд они держали копье вместе.

– Помни: что у тебя! И всегда внутренне спрашивай себя: достойна ли ты его, – негромко сказала Фулона и выпустила древко.

В бильярдном футляре, раздобытом не так давно Антигоном, копье казалось Ирке тяжелым и неудобным. Оно застревало в тесной каменной глотке подъезда и царапало штукатурку. В другой руке сиротски громыхала копилка. У Ирки, разумеется, не было даже пакета, а в карман она не пролезала. Очередное проявление неприспособленности. Быт кусал ее как голодный пес.

Ирка была уже у почтовых ящиков, когда ее догнал голос Фулоны:

– Погоди! Не напомнишь мне четвертый пункт кодекса валькирий?

Ирка обернулась. Фулона уже вошла в квартиру и собиралась закрыть за собой дверь.

– Валькирия должна любить всех одинаково, никого не выделяя, и не может быть счастлива в любви, – процитировала Ирка.

– Слово в слово! Как тут не позавидуешь молодой памяти? – одобрительно сказала Фулона.

Дверь хлопнула, а Ирка все продолжала смотреть на нее, раз за разом проигрывая вопрос Фулоны и свой ответ.

Может, копье оттого и не желало исчезать, что у нее была слишком хорошая, слишком цепкая память и ей никак не удавалось обмануть ее?

* * *

Ирка шла и размышляла, зачем валькирии послали ее в Питер следить за площадкой с турниками. Нечего сказать: ответственная работенка! Чего, интересно, они опасаются? Что стражи мрака поспиливают в городе все турники и молодое поколение питерцев вымрет от ожирения и дистрофии?

Подробнее о задании она пока не задумывалась. Вначале надо до места добраться, а там видно будет. В данный момент Ирку больше волновало, что происходит с ее копьем. Почему оно упорно отказывается исчезать?

– Валькирия должна любить всех одинаково, никого не выделяя, и не может быть счастлива в любви, – вслух повторила Ирка.

Это не совет даже, не пожелание, а обязанность, долг. Люби сама, верно, спокойно, без метаний, люби всех без исключения, но при этом не требуй, чтобы любили тебя, – чего уж может быть яснее и проще? Следует ли она сама этому правилу? Нет. А если нет, то почему удивляется, что копье периодически перестает слушаться и теперь, точно вечное напоминание о долге, постоянно пребывает у нее в руках? Потому и в руках, чтобы помнила и не забывалась.

Другой проблемой Ирки, как она сама осознавала, было то, что Ирка путала любовь к людям как таковую (какая и требовалась) с любовью конфетно-страстной, вычитанной из романов, которые она потребляла некогда, как наркоман одноразовые шприцы.

В настоящий момент Ирка не склонна была выбирать между двумя МБ, один из которых, Багров, постепенно становился все ближе, а другой, Буслаев, держал дистанцию и оттого сохранял ореол недосягаемости. Как кукла, которую девочка видит в витрине и пускает слюни. Но купи ей эту куклу, и через пятнадцать минут она отшвырнет ее, обезглавленную и с оторванными ногами, в сторону, досадуя, что у нее отняли мечту.

«Есть такая интересная штуковина – психологическая вовлеченность. Уронил на улице пятьдесят копеек и все ищешь-ищешь. Просто интересно, куда монетка закатилась. А что у тебя в этот момент сто рублей из заднего кармана джинсов свистнут, не суть важно. Тут-то психологической вовлеченности нету», – подумала Ирка мельком, решив додумать эту мысль позднее, когда у нее будет соответствующее настроение.

В каждый момент жизни человек должен жить внатяг, с ощущением сюрприза. С эдакой сокрытой от мира шоколадкой во внутреннем кармане, с ожиданием праздника в душе. Дышать мечтой и жаждой перемен. Зажравшийся человек – человек перечеркнутый.

Ирка и не заметила, как оказалась у метро. Мелкий дождь устал уже моросить, и вся сырость перешла в воздух. В плоских лужах плавали фонари. Торговцы хлопушками, пакетами и бельевыми прищепками дули на замерзшие пальцы. Небо было усеяно кучками щемяще-грустных звезд, между которыми рогами кверху плавала узкая ладья луны. Ирка, долго сидевшая сегодня перед компьютером, близоруко перепутала луну с провисшей рекламной гирляндой.

Внезапно Ирка вспомнила об Антигоне, которого забыла у Фулоны. Спохватившись, она обернулась, готовая вернуться, и увидела, что кикимор вперевалку бежит к ней. Его грушевидный нос был свернут набок, бакенбарды примяты, зато физиономия так и лучилась довольством. Оказалось, что валькирии для скорости просунули Антигона через решетку, причем просовывать доверили Таамаг, которая и проделала это со всей богатырской ответственностью.

– А-а, подождали меня! Чтоб вам в люк без крышки не провалиться и шейку не свернуть, милая хозяечка! – завопил кикимор.

– Говори что хочешь! Все равно не пну! – сказала Ирка.

Она давно опытным путем убедилась, что эта фраза успокаивает Антигона быстрее прочих. Вот и сейчас кикимор попыхтел немного и покорно зашлепал по мокрому асфальту.

Они были уже на эскалаторе, который Антигон недолюбливал из-за возможности застрять ластами, когда Ирка повернулась к кикимору и серьезно спросила:

– Слушай, Антигон… вот что меня смущает… ведь, в общем-то, если разобраться, я не сильно хуже остальных валькирий. Почти каждую можно в чем-то упрекнуть. Почему же именно меня перестает слушаться копье? И на моих силах сказывается всякое мелкое нарушение кодекса, всякая внутренняя слабость? Что я, рыжая?

Антигон серьезно посмотрел на нее.

– Они, хозяйка, плывут на одном корабле, сообща, и силы у них общие. Вы же, хозяйка, одиночка и плывете на утлом челноке своего одиночества. Ничего удивительного, что им проще. Понимаете?

Ирка мотнула челкой.

– Не особо.

– Да, хозяйка, они не идеальны. У каждой свои недостатки, но все вместе они единое целое. Одна падает, а другие ее подхватывают, хотя, может, и не догадываются, что подхватывают. Когда корабль большой, можно его даже пораскачивать немного – он выдержит. А челнок раскачивать нельзя, и за борт падать нельзя – некому будет вытащить. Ну разве только старине Антигону!

Кикимор самодовольно разгладил бакенбарды и тотчас подпрыгнул, спасая перепончатые ласты от прожорливых зубцов эскалатора.

– Так, может, я и не свет вовсе? Можно ли служить свету, если не ощущаешь себя светом? – обреченно спросила Ирка.

Антигон пугливо замотал всклокоченной башкой.

– Даже и в голову не берите эту глупость, хозяйка! Сплюньте и язык железной мочалкой потрите! А кому еще служить? Я-то не очень в этом смыслю, но маманя моя любила повторять: «Пускай скрипучее колесо, кривое – главное, что в нужную сторону едет!» – сказал он.

Ненадолго заскочив в «Приют валькирий», Ирка наскоро побросала в рюкзак вещи и устремилась на вокзал.