Отметим, что реакции Николая Александровича непосредственны, как у ребенка. Дворцовый комендант Спиридович[287] вспоминает: «…Как-то вечером, когда император уже отправился почивать, перед дворцовыми воротами начался беспорядок, так как какая-то женщина пыталась проникнуть внутрь. Когда шум сделался невыносимым, царь в пижаме вышел из своих покоев узнать, в чем дело. Оказалось, женщина пришла просить за своего мужа, которого назавтра должны были судить по обвинению в заговоре. Она уверяла, что он невиновен. Николай спокойно сказал, что его следует помиловать, и отправился спать»[288].
Этот эпизод наглядно демонстрирует нестойкость Николая Александровича к внешним воздействиям. Царь «никогда не выдерживал прямых возражений», – замечает В. Н. Коковцов и жалуется, что у него трудно было различить «форму ответа от истинной мысли». Любой шум, прямая просьба или проявление аффекта кем-то из окружения вызывали у Николая Александровича стойкую реакцию неудовольствия и желание поскорее избавиться от неприятного дела, пойдя на всевозможные уступки.