Цитаты из книги «Николай II. Психологическое расследование»

Отметим, что реакции Николая Александровича непосредственны, как у ребенка. Дворцовый комендант Спиридович[287] вспоминает: «…Как-то вечером, когда император уже отправился почивать, перед дворцовыми воротами начался беспорядок, так как какая-то женщина пыталась проникнуть внутрь. Когда шум сделался невыносимым, царь в пижаме вышел из своих покоев узнать, в чем дело. Оказалось, женщина пришла просить за своего мужа, которого назавтра должны были судить по обвинению в заговоре. Она уверяла, что он невиновен. Николай спокойно сказал, что его следует помиловать, и отправился спать»[288]. Этот эпизод наглядно демонстрирует нестойкость Николая Александровича к внешним воздействиям. Царь «никогда не выдерживал прямых возражений», – замечает В. Н. Коковцов и жалуется, что у него трудно было различить «форму ответа от истинной мысли». Любой шум, прямая просьба или проявление аффекта кем-то из окружения вызывали у Николая Александровича стойкую реакцию неудовольствия и желание поскорее избавиться от неприятного дела, пойдя на всевозможные уступки.

– Ты кажется, больше не доверяешь своим друзьям, Ники? – спросил я его полушутливо. – Я никому не доверяю, кроме жены, – ответил он холодно, смотря мимо меня в окно»[285]. В конечном итоге, после убийства Руспутина, круг доверенных лиц императора сузился до единственного человека – супруги Александры Федоровны. Куда его завело это болезненное доверие, читатели прекрасно знают.

А как ведет себя обиженный и забитый ребенок, вдруг получивший огромную власть, все прекрасно знают. Не осмеливаясь вступить в прямую конфронтацию с ограничивающими его опасными «взрослыми» персонами, Николай Александрович делал вид, что следует их советам, а на деле старался их вытеснить и окружить себя безопасными и веселыми «дружками».

Протопресвитер Г.И. Шавельский вспоминает проявление этой особенности царя в последние месяцы перед революцией: «…Необходимо отметить еще одну чрезвычайно характерную, объясняющую многое, черту в характере государя – это его оптимизм, соединенный с каким-то фаталистическим спокойствием и беззаботностью в отношении будущего, с почти безразличным и равнодушным переживанием худого настоящего, в котором за время его царствования не было недостатка. Кому приходилось бывать с докладами у государя, тот знает, как он охотно выслушивал речь докладчика, пока она касалась светлых, обещавших успехи сторон дела, и как сразу менялось настроение государя, ослабевало его внимание, начинала проявляться нетерпеливость, а иногда просто обрывался доклад, как только докладчик касался отрицательных сторон, могущих повлечь печальные последствия»

Например, С. Ю. Витте, не питавших особых симпатий к царю, отмечал, что «государь по натуре индифферент-оптимист. Такие лица ощущают чувство страха только тогда, когда гроза перед глазами, и, как только она отодвигается за ближайшую дверь, оно мигом проходит»

Скажем, пребывание в Японии сопровождалось многочисленными попойками, посещением гейш и даже нанесением татуировки на тело будущего императора.

А.А. Блок дополняет картину следующими словами: «…Императрица, которую иные находили умной и блестящей, в сущности давно уже направлявшая волю царя и обладавшая твердым характером, была всецело под влиянием Распутина, который звал ее Екатериной II, и того «большого мистического настроения» особого рода, которое, по словам Протопопова, охватило всю царскую семью и совершенно отделило ее от внешнего мира. Самолюбивая женщина, “относившаяся к России, как к провинции мало культурной” и совмещавшая с этим обожание Распутина, ставившего ее на поклоны;

Он страдал зависимостью от чужих влияний, его жизнь была подчинена этим влияниям. Болезненная страсть направляла его поступки. Во время своего рода обострений проблем, «запоев», Николай Александрович совершал поступки (развязывание войны, назначение некомпетентных, а иногда просто глупых людей на важнейшие посты в государстве), о которых впоследствии ему приходилось жалеть. Недолгие периоды ослабления зависимости связаны с помощью своего рода «докторов», в роли которых выступали Витте и Столыпин. Однако, несмотря на временные улучшения, Николай Александрович вновь и вновь «срывался» и полностью отдавался своей пагубной страсти. Ну и самое главное – его положение постоянно ухудшалось и в конечном итоге привело к ожидаемому финалу. В сентябре 1916 г. царь практически перепоручил

В-четвертых, Распутин помогал царю в принятии столь неприятных для него кадровых решений. Николай Александрович, неспособный понять, так сказать, профпригодность того или иного кандидата на значимый пост, просил Распутина, чтобы он «посмотрел душу» того или иного сановника.

В-третьих, писатель А. Амальрик указал в своей книге, что «…главной причиной растущего распутинского влияния становилась его способность внушать царю и царице уверенность в себе… и санкционировать их действия именем Бога… При их склонности к мистицизму более всего по душе пришелся бы им кто-то – чуждый политической и придворной грязи, но близкий Богу и народу, – кто внушил бы им веру, что их самодержавие поколеблено не будет, а сын не умрет»