Глава вторая, где Пророк чуть не вернулся назад

Пять лет назад. Недалеко от Ниневии, Империя. 1 год от основания. Год 691 до Р.Х., которое уже никогда не наступит. Месяц Нисану.

После оглушительной ничьей, которая закончилась смертью Великого царя Синаххериба, задушенного Ахеменом, последнего утащили в шатер. Там его уже ждала врачебная бригада, приготовившая инструмент и нити из прокипяченного шелка. Ранение было серьезным, но не проникало в брюшную полость. Кровотечение остановили, мышцы и кожу зашили послойно, а царю запретили вставать. Тот попробовал было возмутиться, но главный лекарь уверил его, что лучше пусть его постигнет немилость царя, чем придется разбираться с великим Пророком, за которым уже послали. Лежать неделю! Иначе он, главный лекарь, прикажет Великого Царя к ложу привязать. Камбис стоял рядом и согласно мотал головой. Царь смирился. Опытный воин и сам понимал, что, если рана разойдется, он может запросто истечь кровью или подцепить нагноение, а тут уже прогнозы были бы куда хуже. В лагере справлялись и без него, в шатер постоянно бегали военачальники и докладывали обстановку. А через три дня уже был первый военный совет, на котором полноправно присутствовали рабсаки царя Ассирии и его сыновья.

– Арда-Мулиссу и Арад-бел-ит! – сказал Ахемен, не вставая с ложа. – Ваш отец был великим воином и правителем. У нас с вами состоится отдельный разговор, но я жду Заратуштру из Вавилона, за ним уже послали. Не считайте, что мои слова были сказаны впустую. Нужно подождать.

– Спасибо, повелитель, – сказал Арда-Мулиссу. – Мы не держим зла. От нашего великого отца в какой-то момент отвернулись боги, но он погиб, как лучший из воинов. Мы просим похоронить его с царскими почестями, он их заслужил.

– Да будет так! – сказал Ахемен. – Ваш отец будет похоронен так, как и положено великому царю. Ваши достойнейшие матери тоже будут окружены почестями, как и подобает царицам.

Сыновья Синаххериба молча поклонились.

– За вашим братом Ассархаддоном уже послали? – поинтересовался царь.

– Да, повелитель, – ответил Арад-бел-ит. – Сразу же.

– Хорошо. Хумбан, докладывай.

– Повелитель, в обеих армиях погибло около десяти тысяч человек. Еще столько же ранено. Многие не выживут. Расход стрел и дротиков огромный, погибло и искалечено около тысячи коней. Сколько посечено доспехов, шлемов и щитов, я даже и сказать не берусь. Много, государь, очень много. Мастерским в Сузах не один год работать надо, чтобы тот запас восстановить.

– У нас теперь ассирийские мастерские есть, – усмехнулся царь, – и у нас теперь есть железо. Царь Урарту где?

– Он ожидает, повелитель, – сказал хазарапат.

– Зови!

В шатер вошел Аргишти второй. Он с пугливым любопытством оглядел шатер, где за одним столом сидели ассирийские и персидские военачальники, уже перемешавшись между собой. Они вчера все вместе знатно надрались, и уже были почти друзьями. Почти… Для настоящей дружбы нужно было не пить, а воевать вместе, и это все понимали. Тем не менее, и Туртан, и Великий Глашатай, оказались нормальными мужиками, без закидонов, которые, как и все тут, воевали лет с пятнадцати и бойцами были отменными. И сейчас элита Империи благоухала могучим выхлопом, приводя в смятение самого царя, которому лекари пить пока не разрешали. Оставалось просто завидовать, что он сейчас и делал.

Урарту давно пережила свои лучшие годы, и в нашей реальности ей оставалось существовать от силы пару десятков лет. Горная страна, зажатая между Ассирией и киммерийцами, была обречена. Всего шестнадцать лет назад жуткие всадники с длинными мечами и дальнобойными луками наголову разгромили войско Урарту, превратив цветущую землю в пепелище. А десятилетиями до этого отважные горцы резались с Саргоном вторым, а до него – с царем Тиглатпаласаром. Царь Аргишти был весьма неглуп, потому и сумел спасти свой народ от истребления, и даже смог воспользоваться плодами наступившего затишья. Ничего хорошего от этой беседы он не ждал, и был готов умереть. Он не видел ни одной причины, по которой победителю нужно было сохранять ему жизнь. Царь гордо поднял голову и смело посмотрел в глаза новому повелителю вселенной.

– Царь! – он сделал короткий поклон, который скорее означал уважение, чем подчинение.

– Послушай, царь Аргишти, – заявил раненый громила, лежащий на широком ложе. – У меня для тебя есть два предложения. Выбор за тобой. Первое, ты можешь вернуться в свое царство и править там дальше. Мне пока будет не до тебя, если честно. Чего я твоих горах не видел? Но тогда у тебя возникнет одна проблема. Князю киммерийцев Теушпе могут приглянуться твои земли, и я не стану ему мешать, он же мой родственник. – Царь Урарту медленно бледнел. Киммерийцы вызывали у него животный ужас.

– Второе, – продолжил Ахемен. – Ты приносишь клятву «земли и воды» и становишься полноправным персидским князем. Наши дети, или внуки, кто там у тебя, поженятся, и войдут в царскую семью. Но твоя страна становится сатрапией Персидского Царства.

– Могу я остаться государем в своей земле и служить тебе, Великий Царь? – спросил Аргишти. – Я принесу клятву верности, и мои сыновья тоже.

– Не можешь, – отрезал Ахемен. – У меня для тебя всего два предложения. Выбирай.

– Я выбираю второе, – поник Аргишти.

– Вот и славно, – ответил Царь. – Дождемся Заратуштру, он точно знает, кто из моих дочерей еще не просватан. Я, честно говоря, уже и по именам их не помню. И да, подать с твоей земли будет платиться железом и конями. Все, что свыше, будем покупать за серебро и золото.

Аргишти молча поклонился. Надо было очень быстро попасть домой, пока он еще царь, и пока коней и железо он может скупить задешево, продав потом за золото простодушному персу.

* * *

1 год от основания. День летнего солнцестояния. Ниневия.

Великий царь, Пророк и Первосвященник стояли на гигантской платформе, господствовавшей над столицей. Пятьсот на пятьсот шагов были ее размеры в ширину, а высота – около тридцати метров. Длина стен Ниневии превышала двенадцать километров, в них было пятнадцать ворот, которыми заканчивались идеально прямые улицы, что шли как лучи от центра. Вода подавалась по гигантскому водопроводу длиной в пятьдесят километров, проложенному в скальных туннелях и на акведуках. Город был истинным чудом света, куда красивее Вавилона, который достиг пика великолепия гораздо позже, почти через сто лет. На гигантской искусственной горе, помимо царского дворца и храма Ашшура, был разбит парк, выкопаны пруды и стояли павильоны в тени деревьев, дающих благословенную тень. Именно туда и направлялись сейчас трое величайших людей в Империи.

– Брат, ты видишь это? – дрогнувшим голосом спросил Пророк.

– Ты это о чем? – удивился царь.

– Там, впереди, туман видишь? – снова спросил Макс.

– Великий, тут не бывает туманов, – почтительно вмешался Первосвященник. – Тут слишком сухо для этого.

– Вы не понимаете, – обреченно сказал Макс, – там впереди туман. Я ведь так и попал сюда. Помнишь, брат, как ты нашел меня посреди пустыни?

– Ну еще бы! – хмыкнул Ахемен. – Помню, дурак дураком был, да еще и ссык…

– Я не об этом, – оборвал его Макс. – Впереди туман, а значит, я должен вернуться.

– Тебя зовет бог? – встревожился Ахемен.

– Не знаю, кто меня зовет, но взглянуть надо. Веревка нужна, – сказал Пророк.

– Может не ходить туда? – поинтересовался Первосвященник.

– Да я и в прошлый раз мог не ходить, – грустно сказал Макс. – Думаю, это судьба.

Нибиру-Унташ смотрел во все глаза. Он знал, что Великий Пророк прорвал спираль времени, чтобы попасть сюда и принести волю богов, но относился к этому, как к какой-то сказке. Ну то ли было, то ли не было.

А впереди колыхалось марево тумана, что был виден только Максу. Молочно-белая тьма клубилась в саду, выпуская липкие щупальца. Слуга принес веревку и Макс обвязал себя ей вокруг пояса.

– Ну с богом! – сказал он. – Брат, если закричу, тащите меня назад изо всех сил.

Пророк осторожно пошел вперед, постепенно теряя ориентир. Веревка в руках Ахемена натянулась, а потом резко упала на землю. Макс исчез. Ахемен потянул ее на себя и вскоре удивленно любовался на конец, который был словно обрезан немыслимо острым ножом.

– Бог забрал его! – изумленно сказал Ахемен. Стоявший рядом Нибиру-Унташ был озадачен не меньше. Вот шел себе человек, а потом взял и исчез ни с того, ни с сего. Вдобавок ко всему, Первосвященник был агностиком, и религиозным человеком в полном понимании этого слова, никогда себя не считал. Но узрев истинное чудо, начал сомневаться в своих воззрениях. Может, и вправду, Бог существует?

Вдруг колыхнулся горячий воздух, и откуда-то вывалился Пророк, который смотрел на всех дурными глазами.

– Зар, ты вернулся! – заорал Ахемен, и кинулся обниматься.

– Сколько времени прошло? Год какой? – спросил Макс.

– Да нисколько не прошло. Ты шел, шел и пропал, – орал восторженный царь. – А теперь появился из ниоткуда.

– Великий! – обратился к Пророку Нибиру-Унташ. – Где вы были? Когда вы успели переодеться в эти странные одежды? И почему у вас седые виски?

– Я потом как-нибудь расскажу, может быть. Если решу, что вам надо это знать, – задумчиво ответил Пророк. – Но сейчас скажу только одно: Ох, и дел мы с вами наворотили.

Слуга, который принес веревку, стоял за спиной царя и по цвету напоминал полотно. Он судорожно пытался понять, убьют его за то, что он сейчас увидел, или не убьют.

Нибиру-Унташ повернулся к слуге, как будто прочитав его мысли, и произнес:

– Чтобы никому ни слова, понял?

Тот судорожно закивал, всем своим видом являясь воплощением ужаса.

– Чего стал, иди, – махнул рукой Первосвященник.

Тот припустил со скоростью молодой антилопы, и исчез в колоннах дворца.

– Он же всем разболтает, – укоризненно сказал Пророк.

– Именно на это я и рассчитываю, Великий, – усмехнулся жрец. – За нами из кустов еще пара евнухов подглядывает. Пусть болтают, это нам на пользу.

– А, ну да, – Макс задумался. – После того, что я узнал, действительно, не помешает.

– А что вы узнали, Великий? – спросил снедаемый любопытством Нибиру-Унташ.

– Не могу рассказать, иначе это изменит ход событий. Да и, не поверите, все равно.

* * *

На следующий день. Ниневия.

– Сыночек! Мой любимый! – (высокомерная стерва) Великая царица Накия рыдала, размазывая макияж по стареющему, но все еще красивому породистому лицу. Она смотрела на своего ненаглядного мальчика и не узнавала. На нее смотрел широкоплечий молодой мужчина с короткой бородкой и суровым взглядом пожившего человека. – Как ты возмужал! Я сейчас велю накрыть стол! Подадут твои любимые сладости! Ах да… – осеклась она. – Ты же у меня совсем взрослый теперь. Тогда мясо.

– Мама, как ты? – просто спросил Ассархадон.

– Да все неплохо, сыночек. Когда погиб твой отец, мы такого страху натерпелись! Я уж думала яд принимать, чтобы позор не пережить. Да нас тут и пальцем никто не тронул. Живем, словно и не случилось ничего. Один раз новый царь заглянул, посмотрел тут все и ушел. Честно говоря, он больше крылатых быков разглядывал и барельефы на стенах, чем нас. Некоторые обиделись даже. Надеялись к нему в койку прыгнуть, курицы, – она хрипло засмеялась. Ей, по причине возраста, прыгнуть в койку царю не светило.

– С вами обращаются с подобающим уважением? – спросил Ассархаддон с легким оттенком удивления.

– Да, сын. Я не могу сейчас приказывать писцам и военачальникам, мое слово ничего не весит теперь. Но в остальном все, как было. Только скучно очень. Я целый день с этими дурами заперта в четырех стенах. Недавно поймала себя на том, что перемываю кости матери Арда-Мулиссу, представляешь? Чтобы твоя мать опустилась до сплетен! – печально сказала она.

– Мама, все могло быть намного, намного хуже. Это же война, мама. Я очень удивлен, если честно. Либо этот перс немыслимый добряк, либо просто глуп. Но то, что он делает, говорит о том, что он вовсе не дурак. И людьми себя окружает очень толковыми и полезными. Он, воистину, великий правитель. То, как он управляет страной, совсем не похоже на то, чему учил меня отец. И ведь в том бою боги выбрали его. Значит, он прав.

– Он просто сильнее и лучше дерется, – фыркнула Накия, – при чём тут боги?

– Мама, не гневи Ашшура, он высказал свою волю, – мягко поправил ее сын, – и мы должны покориться ей.

– Ты, наследник царей, покоришься вчерашнему пастуху? – изумилась Накия.

– Что же ты предлагаешь? – удивился Ассархаддон.

– Ждать! – фанатично прошептала Накия. – И тебе боги пошлют знак. Вельмож и воинов царя не стали убивать, они поддержат тебя!

– Мама, вы говорите опасные вещи, ведь царь Ахемен пощадил вас.

– Он еще пожалеет об этом, – зло засмеялась Накия. – Ты думаешь, я до конца жизни буду играть в «ур» с этими коровами? Да я лучше вены себе вскрою.

Молоденькая служанка, что тайком хотела поглазеть на подросшего наследника и, чего греха таить, как-нибудь при случае задеть его налитой грудью, стояла за колонной ни жива, ни мертва. Она понимала, что лучше бы ей этого не слышать, но она уже услышала. Если узнают, что слышала и молчала, казнят за измену. А умирать молоденькой девчонке не хотелось совершенно, и она побежала в покои к главному евнуху, который выслушал ее, не мигая, и посеменил к хазарапату Хидалу, которому теперь подчинялся. Утаить такие вести означало смерть даже для него, а он не собирался рисковать жизнью из-за этой ненавистной высокомерной бабы. Хазарапат, выслушав евнуха, схватился за голову и побежал в покои царя. Ведь Ассархаддон прибыл по его вызову, и встреча должна была случиться через час.

– Какой достойный юноша, – восхитился Ахемен.

– Казнить бы его, великий царь, – задумчиво сказал Нибиру-Унташ.

– Да ты с ума сошел! За что? За то, что у него мать дура? – возмутился царь.

– За то, что мы не казнили вельмож, а царский отряд теперь охраняет вас, повелитель, – поддержал Первосвященника Хидалу.

– Ты тоже спятил? – заорал царь. – Да что вы несете? Вам же пересказали разговор. Он же достойнейший из воинов. Брат, чего молчишь?

Пророк с грустной улыбкой смотрел на алебастровые барельефы, на которых царь Синаххериб торжественно ехал на колеснице, и произнес:

– Точно убить его не позволишь?

– Да ни за что! – воскликнул царь. – У меня войско взбунтуется. Западные сатрапии на него молиться готовы.

– Тогда отошлем его так далеко, чтобы о нем забыли тут все. Здесь ему оставаться нельзя.

– Великий, вы что-то знаете? – осторожно спросил Нибир-Унташ. Пророк не ответил, с той же улыбкой рассматривая барельефы.

– Пусть его ведут сюда. Брат, прошу тебя, поговори с ним, но дай мне закончить разговор, – попросил Пророк.

Ассархаддон вошел, коротко поклонившись. Ахемен завел разговор, который шел как бы ни о чем, начиная от погоды, и заканчивая героической обороной Ашдода. Парень был хорош собой, умен и обаятелен, и это даже немного растопило лед, что чувствовался в начале разговора. Может, и не стоит его казнить, мелькнула мыслишка у Первосвященника, как тут в разговор вступил сам Пророк.

– Послушай, Ассархаддон. Ты достойнейший из юношей, и каждый из нас был бы счастлив иметь такого сына и зятя.

– Но… – продолжил Ассархаддон, глядя исподлобья. – Ведь есть НО, Великий. Я правильно понял?

– Правильно, – согласился Пророк. – Ты слишком опасен для всех нас.

– Опасен? Чем? Я принимаю волю богов и стану верным слугой царя. – Ассархаддон был изумлен и обижен. – Тем более, после тех почестей, что вы оказали моему великому отцу.

– Есть нити событий, которые приведут к большой беде. Я не стану лукавить перед тобой, была бы моя воля, ты был бы уже мертв. Но ты, действительно, достойнейший из воинов и истинный сын своего великого отца. Поэтому я предлагаю сделку.

– Сделку? Я не торговец! – глаза Ассархаддона метали молнии.

– Пусть будет договоренность, – покладисто сказал Пророк. – Договор между царственными особами, скрепленный клятвой.

– Чего вы хотите, Великий? Я наслышан о вас и о ваших сделках. Насколько я знаю, их условия пока еще никто не нарушил.

– Потому что невыгодно никому, вот и не нарушают, – пожал плечами Пророк. – Итак, вот мои условия. Ты должен покинуть империю и до конца жизни не приближаться к ее границам ближе, чем на полгода пути.

– А что взамен? – грустно усмехнулся Ассархаддон.

– Взамен мы сделаем все, чтобы ты доехал к месту назначения в целости и сохранности, и занял там достойное положение. Можешь даже стать царем, мы не станем препятствовать. И твоя уважаемая мать поедет с тобой.

– И куда же я должен уехать? – спросил озадаченный Ассархаддон.

– Выбирай, – Пророк махнул рукой, приглашая наследника к карте, искусно вылепленной на большом столе.

– Где же тут Ниневия, Великий? – спросил юноша.

– Вот Ниневия, вот Вавилон, вот Дамаск, а вот Египет. А вот Оловянные острова, местонахождение которых финикийцы считают страшной тайной.

– Боги, мир так огромен! – изумленно шептал Ассархаддон. – А что это за гигантская земля на Западе, за океаном? Я хочу туда. Она будет моей.

– Уверен? – спросил Пророк. – Туда только плыть по морю три месяца. Но это возможно.

– Уверен! – решительно сказал Ассархаддон.

Сделка состоялась, клятвы были принесены, и Ассархаддон удалился.

– «Она будет моей», – задумчиво повторил Нибиру-Унташ. – Резвый мальчик. Может, все-таки казним?

– Сам теперь вижу, что резвый, – хмуро сказал Ахемен. – Но казнить я его не могу. Во-первых: я дал слово. Во-вторых, у меня и вправду войско взбунтуется, уж очень его уважают. А в-третьих: он еще ничего не сделал.

– Когда сделает, будет поздно, Величайший, – сказал хазарапат. – Я вызову нашего Наварха. Он просто бредит этой землей. Да и провести разведку не помешает, вдруг там что-то полезное есть.

– Брат, – сказал Пророк, – царский отряд надо сиротами пополнять, не старше семи лет. Можно рабами. Природных ассирийцев там остаться не должно.