Тварюшка

История одной девушки

Танюшка проснулась сразу и внезапно, от того, что у нее вдруг на миг остановилось сердце. Она открыла глаза, учащенно дыша и пытаясь понять, что случилось.

В комнате было еще темно. В кухне слышались шорохи – мать уже встала. Спать больше не хотелось.

Кажется, ей что-то снилось. Или…

Она снова закрыла глаза и прислушалась к себе. Так и есть. На нее наползала странная, тягучая истома. Внутри крепла уверенность, что сегодня что-то случится. Именно сегодня. И к этому надо быть готовой.

Она сладко потянулась. Не хотелось никуда идти – хотелось валяться и ждать вечера. В том, что это будет именно вечером, она не сомневалась. Посмотрела на часы – семь. Пора вставать.

Она проскакала в ночнушке в ванную, махнув по дороге матери. Та уже пила чай – ей было к восьми. Танюшке тоже было к восьми, но до училища было рукой подать.

К тому времени, когда она привела себя в порядок, мать уже стояла в коридоре. Момент был самый удобный. Чмокнув ее в щеку, она как можно убедительнее сказала:

– Я поздно сегодня буду. Репетиция.

– Ладно. В подоле с репетиции не принеси.

Подобные неудачные остроты появились у матери в последнее время, и очень сильно нервировали обеих. Танюшка с сомнением подняла брови и посмотрела на мать. Та огорченно вздохнула и вышла.

Танюшка любила этот момент – она оставалась одна дома, и в такую рань гарантированно никто не мог придти. Разве что мать могла что-то забыть и вернуться. На эти полчаса она оставалась полной хозяйкой – и дома, и себя.

Танюшка скинула ночнушку и осталась голышом. Последние пару лет она так и спала – безо всего. Ей нравилось оставаться вот так – наедине со своим телом. Телом, которое теперь знало, что оно хочет.

Она ощутила укол голода. Того голода – не в желудке, а где-то ниже, объемнее. Голод заполнял ее всю, он требовал, чтобы его слушали, действовали по его указаниям. Танюшка включила кофеварку и подошла к зеркалу. Последнее время она пристрастилась к крепкому кофе, хотя еще недавно совершенно не выносила его. Вернее, ее приучили – приучил человек, мысли о котором все чаще занимали ее голову. И не только голову.

Она внимательно посмотрела на свое отражение. Красивая. Очень красивая. Огненно-рыжие волосы оттеняли белоснежную кожу. Она настоящая пара Артуру – пусть даже он почти вдвое ее старше. Она вспомнила, как совсем недавно вот так же стояла перед зеркалом в его квартире, обнаженная – и не одна, а с ним… И тогда ее совсем не мучил голод.

Кофеварка отшипелась. Танюшка соорудила два бутерброда и налила кофе. Жуя, она на ходу примеряла блузки и заодно размышляла, а не махнуть ли сегодня рукой на занятия. Но в училище время проходило быстрее – а ее жгло нетерпение. Скорее бы вечер.

Раздался звонок. Танюшка не спрашивая щелкнула замком – это была Дашка, она всегда заходила к ней перед занятиями. Если умудрялась не проспать. Дашка протиснулась в коридор, вместе с ней вошла волна табака и подъездного запаха.

– Накурилась, – с осуждением сказала Танюшка.

– Я не в затяжку, – шуткой ответила Дашка. Танюшка ушла в комнату – к двери она выскочила в трусиках и накинутой на плечи кофточке. Ей вслед раздалось завистливое цыкание подруги – та была толстоватой и всегда завидовала ее фигурке.

– Проходи? Бутер хочешь? – спросила Танюшка.

– Не. Хочу, – невпопад ответила Дашка.

Танюшка снова выскочила в коридор и отдала второй бутерброд. Крепкий кофе моментально отбивал аппетит, ей уже не хотелось есть.

– Эх, была бы я парнем, я бы тебя…, – с ноткой зависти сказала Даша, провожая ее взглядом.

– Ага, – сказала Танюшка. – Ты ешь пока, я сейчас соберусь. Как там, тепло?

– Лето.

Танюшка кивнула своему отражению в зеркале. Хорошая погода была ей нужна. Не пошел бы весенний дождь только под вечер.

Она подвела глаза, накрасила ресницы. Ресницы были рыжеватыми, ей это не нравилось, как не нравилась и их куцесть. Посмотрела на помаду, потом подумала, что скромность ей больше к лицу. «Пожалуй, сегодня не нужно больше», – решила она. На секунду ей стало жалко томящуюся в коридоре Дашку, но потом она вспомнила, что у той есть бутерброд.

«И никаких джинсов», – решительно сказала она. Короткая юбка была не по сезону, но в тему. Белые носки дополнили ансамбль. Две резинки перехватили волосы, превратив ее в наивную восьмиклассницу.

– Оу, – растерянно сказала Дашка, когда она вышла в коридор. – Ты чего это? Такая секси…

– Фигня. Хочется, – ответила Танюшка, надевая туфли. – Пошли, опоздаем.

* * *

Он проснулся рано и понял – сегодня. Чутье, которое его никогда не подводило, заставило сердце яростно биться в предвкушении того, что случится.

Он уже неделю искал такой встречи. Злобный червь страсти грыз его – он был готов лезть на стенку и орать от сжигающего желания. Он не мог ходить по улицам – по-весеннему обнаженные ноги девочек невероятно возбуждали его. Он силой заставлял себя отворачиваться от очередной школьницы, но его взгляд тут же падал на следующую.

Больше терпеть было невозможно. Это должно было случиться сегодня – или он знал, что произойдет по-другому. Он забьется в ванну и перережет себе вены. Он это видел не раз в своих снах-кошмарах.

И лучше, чтобы девочка была рыженькой. Он всегда мечтал о том, чтобы она была рыжей – как та девочка из детства. Ее звали Света – он всю жизнь мечтал найти ее, чтобы показать, кто последний в том их разговоре.

Теперь он понимал, что тогда она пошла танцевать с ним от скуки. Даже не из жалости к худенькому прыщавому недоноску – именно от скуки. Ее, умницу, но отнюдь не красавицу, парни обходили стороной – боялись показаться глупее. Он не боялся – однако на него она даже не смотрела.

Когда он неловко пригласил ее – она посмотрела на него, как на мебель. Однако неожиданно встала и протянула руку. Конечно, она не замечала, что добрую половину вечера он не сводил с нее глаз, проигрывая в уме, как он это сделает – и никак не решался, ища все новые причины: не та музыка, не то освещение, не то выражение лица.

А потом, во время танца, случилось это. Он не мог совладать с собой – она была слишком близко. Он ощущал ее всем телом – ее грудь терлась о его грудь, под пальцами были какие-то таинственные лямочки, их бедра соприкасались… он как будто плыл по волнам счастья и невероятного блаженства. Он не видел, как она странно смотрела на него и неуклюже старалась отстранить свои бедра от его. И вдруг все кончилось.

– Никонов, ты дебил! – раздался в его ушах ее злобный громкий шепот. Она остановилась – он тоже, с размаху наступив ей на ногу и получив в ответ хлесткий мат. Она с омерзением смотрела на него – и на его бежевые штаны, спереди которых расплывалось липкое пятно. Капелька попала на ее платье – она увидела это, ее глаза вспыхнули лютой ненавистью.

– Чтобы ты… больше… никогда… козел! – звонкая пощечина привлекла внимание окружающих и окончательно отрезвила его. Света быстрым шагом вышла из зала, а он остался стоять – в мокрых штанах, с пылающей щекой и с судорогами затихающего внизу живота оргазма.

– Что, Никон, Светку залапал? – заржал рядом Леха-толстый. – Ну и как она наощупь?

Стараясь сдержать слезы, он бросился к выходу. Наутро он перевелся в другую школу.

* * *

Занятия тянулись медленно. Танюшка как могла развлекала себя – но из головы не шло то, что должно было случиться. Это занимало всю ее.

Она знала, что завтра все будет опять хорошо. Что она станет обычной девушкой – в меру смешливой, в меру наивной, в меру даже глупенькой. Будет нравиться мальчикам и не нравиться местным курочкам, которые мнят из себя красоток. Но сегодня к ней никто даже не подходил – должно быть, от нее за версту несло голодом и черной страстью.

«Главное – не встречаться с Артуром», – как заклинание, думала она. Она не видела его уже неделю, и он ее, соответственно, тоже. А это значит, что он вот-вот должен появиться – или раздастся его уверенный голос по телефону, или, что еще хуже – он сам приедет на машине к школе или к дому. Хотя она сто раз запрещала ему это делать. Однако он на то и был ее мужчиной, чтобы не слушать глупую женщину.

Но встречаться им было нельзя. Она понимала, что не сдержится. Что просто убьет его. И тогда умрет сама. Потому что жить без него она могла, но не хотела.

На одной из перемен, однако, она убедилась, что далеко не все обходят ее стороной. Разговаривая с Янкой, она вдруг почувствовала чью-то ладонь на заднице. Резко обернулась и встретилась глазами с наглым взглядом Мишки, заядлого любителя хоккея. В смысле, не в телевизоре посмотреть, а взаправду поиграть. Был он даже какой-то местной звездой местной команды, но Танюшка в этой ерунде не особо разбиралась.

Мишка давно давал понять, что он неравнодушен – не столько к ней самой, сколько к выступающим частям ее тела. Танюшку это исключительно веселило, к зубоскрипению тупых курочек, писающих кипятком по Мишке и его дружкам, таким же спортсменам. Однако дальше словесных обменов любезностями и его попыток мимоходом ухватиться за что-нибудь дело не заходило. И заходить, конечно, не могло – она знала, что он скажет, еще за пять минут до того, как он раскрывал рот.

Вот и сейчас, достаточно ей было медленно перевести холодный взгляд с его лица на его руку, как рука сразу исчезла, а сам Мишка сделал вид, что ничего не было. Впрочем, Танюшка тут же перехватила ревнивый взгляд Маринки, которая точно видела, как Мишкина ладонь легла на ее зад. «Ну держись, коза», – подумала Танюшка и изменила выражение глаз. Она не знала, что именно она сделала и как у нее это получается – но Мишка немедленно расцвел и придвинулся к ней поближе.

На виду у изумленных одноклассниц она наклонилась к его уху и страстным шепотом сказала:

– Хочешь?

И тут же едва не расхохоталась, увидев, как расширились его глаза. Впрочем, главное, чтобы это увидела Маринка. А она видела – Танюшка чувствовала это спиной. Мишка довольно громко и растерянно сказал:

– Да…

– Вот вырастешь – обсудим, – внезапно сменив тон, прошептала она Мишке. – И не делай так больше.

Мишку как корова языком слизнула. Впрочем, его пылающие щеки увидели все. Она проводила его задумчивым взглядом, и вдруг подумала: «А, может…»

Нет. В училище делать это было нельзя ни в коем случае. Никогда. Хотя с истекающими слюной и другими естественными жидкостями мальчишками это было бы проще всего…

С тех пор, как у нее началось это – то есть два года назад – все как-то получалось само собой. И она даже не задумывалась раньше, что будет, если вдруг не получится. Как-то у нее такое случилось – и было очень плохо. Мрак перед глазами, тошнота, слабость. Она просто не могла ходить – лежала, повернувшись лицом к стене и не реагируя ни на что. Мать тогда перепугалась, вызвала врача – который разводил руками и говорил мудреные, но глупые слова, из которых было понятно, что ему ничего непонятно. Мать вызвонила даже отца – тот приехал, пьяный, в очках, перемотанных изолентой, воняющий подворотней. Приехал, поругался с матерью, взял у нее на бутылку и уехал.

А потом она встала и пошла. Туда, где ее уже ждали.

* * *

Он хорошо помнил, как это случилось в первый раз. Тем летом он не поступил в институт. Не увидев свое имя в списке зачисленных, он ворвался в кабинет председателя приемной комиссии, что-то доказывал, унизительно просил – и был с позором выставлен в коридор, под злобный смех таких же неудачников, как он сам.

Он пошел шататься по городу, подсознательно ища, какой эмоциональной встряской можно перебить стресс. Моросил дождь, одежда отсырела, однако ему было жарко и стыдно.

На набережной он увидел девочку, сидящую на скамейке. Сначала он вздрогнул – как она была похожа на Светку. Во всяком случае, со спины. К стрессу моментально прибавилась ненависть – но это оказалась не Светка. Какая-то рыжеватая блондинка сидела и грустила. Он вдруг понял, что он уже не в школе, что в этом, взрослом, мире его никто не знает. Подошел, сел рядом и как-то неожиданно для себя разговорился.

Оказалось, что девчонка, приехавшая из отдаленного поселка, тоже сегодня не поступила. Теперь ей предстояло возвращаться к себе домой – в однообразие, скуку и переплетение деревенских сплетен. Или что-то искать здесь, работу на какой-нибудь фабрике – непонятно с какими шансами выкарабкаться хоть куда-то, без жилья, без денег, без знакомых.

Они пошли гулять, несмотря на дождь. Он зачем-то соврал ей, что его дядька работает в деканате финансового факультета, куда она не поступила, и завтра он замолвит за нее словечко. Девочка расцвела и, казалось, совсем забыла про свои проблемы.

В глухой уголок парка они забрели случайно – кривые парковские дорожки были переплетены между собой и лишены всякой логики. В хороший день он бы сюда не пошел – тут царствовала центровая шпана, и можно было запросто остаться без денег и часов. Но сейчас в парке было пусто.

Неожиданно для себя он наклонился, чтобы ее поцеловать. Девчонка закрыла глаза и охотно подставила пухленькие губы. Он прикоснулся к ним и вдруг, как наяву, услышал: «козел… никогда… ненавижу…» Ненависть и унижение мгновенно вспыхнули в нем – он схватил девочку за шею, повалил в мокрую траву и начал яростно срывать с нее одежду. Ее глаза, обезумевшие от ужаса, еще больше возбудили его – он представил на ее месте Светку, голую, униженную, поверженную, молящую о пощаде…