Железная дорога, перестук вагонных колёс, ни с чем не сравнимый запах чая из топящегося углём вагонного титана. Романтика. А для романтики ещё и симпатичную попутчицу в отдельное купе. Мечты курсанта при отъезде в отпуск. Только проездные курсантам положены на плацкарт. Но мне повезло-не повезло. Ротный докопался до меня за какой-то залёт, нарезал задачу по уборке от снега ротной территории на спортгородке училища. Все однокурсники свалили в отпуск ещё утром, а я свой отпускной получил только вечером. Поезд, на который заранее был куплен билет ушёл ещё в обед. Непруха. На следующий поезд в кассах остался только один билет в СВ. Денег хватает —стипендия повышенная, за отличную учёбу. Беру СВ и мечтаю о блондинке. А теперь надеюсь – пруха. Два дня в пути в уютном купе с прекрасной незнакомкой. Романтика в квадрате. Загружаюсь в вагон. Соседки – нет. Где же ты, где? Минута до отправления – её нет. Неужели мне придётся два дня мучиться от одиночества. Ура – кто-то идёт. Пруха. Ага, фиг вам! Откатывается дверь и в проёме возникает… бабулька лет за семьдесят в черном траурном платке. Непруха. На похороны едет бабушка. Самое противное, то, что бабулька оказывается довольно приятным в общении человеком, и ненавидеть её за растаявшие курсантские мечты-надежды не получается.

Проснулся. Думаю. Если это вещий сон, то про что он? Про переменчивость везения или про то, что скромнее надо быть в своих запросах? От философских рассуждений отрывает звонок полевого телефона. На часах 04—20. От радийной машины протянут кабель в штабной БТР. Посыльных то по платформам, на ходу гонять не напасёшься, а радио лишний раз трогать незачем. Связисты сообщают – получен условный сигнал от бронепоезда. Они уже в Батайске, немцы пока спокойны. Ну вот, ещё десять минут, и мы тоже будем в пригороде Ростова.

Вокзал в Батайске взяли под контроль тихо и быстро. Эшелоны энергично разгружаются. Но сам Батайск по менее Тихорецка будет. Первые разгрузившиеся уходят брать под контроль мост через Дон. Со стороны Ростова слышны первые выстрелы. За Доном встаёт зарево большого пожара. Проходимся по Батайску частой гребёнкой, разносим всё мало-мальски похожее на оплоты оккупантов. Но проводить сплошную зачистку пока нет времени. Основные силы группы устремляются через захваченный мост в Ростов.

Такое ощущение что стреляют по всему городу, но как-то не тянет это на эпичную битву. Подразделения ОМБрГ медленно растекаются по охваченному то ли паникой то ли непонятками городу. Организованное сопротивление только в районе ипподрома и на трёх, находящихся практически в городской черте, аэродромах. Подразделения зачищают улицы, штурмовыми группами, так как меня и учили. Впереди по обоим сторонам улицы, прижимаясь к стенам домов идёт группа пехоты (5—7 автоматчиков и расчёт или два с немецким МГ) контролируя дома на противоположной стороне улицы. За ними в 30—50 метрах, уступом два танка, по противоположным сторонам улицы, готовые поддержать огнём пехоту. Далее в 50—100 метрах тоже уступом идут два БТРа с зенитными пулемётами или автоматическими пушками – эти контролируют верхние этажи и крыши. В БТРах же сидят стрелки-снайперы, они у меня в каждом отделении есть. Далее ещё пара грузовиков с пушкой и миномётом. Их задача – держать очередной зачищенный перекрёсток, пока штурмовая группа идёт к следующему перекрёстку.

Бронепоезд катается по железной дороге, окружающей практически весь город кольцом, проехал раз —обстрелял по очереди все три аэродрома, поехал дальше мимо Александровской до Аксая, расстрелял там железнодорожную станцию изничтожив всё путевое хозяйство. Потом обратно вдоль берега к мосту. Три раза так проехать получилось, пока немцы не сообразили пути подорвать.

А, когда солнце встало, мы уже почти всех немцев выдавили за пределы кольцевой ж/д. Ленгородок тоже зачистили. К обеду, изредка постреливавшие на окраинах, немцы оттянулись к Аксаю и по дорогам на Чалтырь и Красный Крым.

Подводим предварительные итоги. Потеряли подбитыми 12 танков, 16 БТРов и 11 грузовиков, по личному составу – 112 убитыми и 176 раненными. Из трёх расположенных по окраинам концлагерей освободили 5 720 пленных красноармейцев и на Батайской пересылке – 311 средних и старших командиров. Видок правда почти у всех по сравнению с Тихорецкими пленными – печальный. В Тихорецке основная масса – и двух месяцев в плену не провела. А эти – почти все чуть не с лета в плену. Заморенные, исхудавшие, больные. Почти половину пришлось в спешно организованный госпиталь отправлять. Но всё равно полнокровный стрелковый полк мы из бывших пленных сформировали.

Немецких раненых в два приёма вывезли в Кулешовку и нагло позвонили коменданту Азова, что б забрал земляков.

Трофеи достались богатые. Одной бронетехники раз в пять больше, чем потеряли. Что-то с расположенных в городе армейских ремзаводов, что-то новенькое на платформах прямиком из Рейха. Очень порадовали 18-ть 170-мм пушек[64] с неплохим запасом снарядов. С артиллерией достойно – полторы сотни различных калибров, от 37-45-мм и до упомянутых 170-мм. Про стрелковку, боеприпасы, топливо и продовольствие – минимум нам на пару-тройку месяцев автономной обороны.

На аэродромах ни чего кроме радиолокатора не захватили (отдельное спасибо разведроте – это их задача была), зато сожгли 120 бомбардировщиков, 67 транспортников и 41 истребитель.

В 14—10 отправил полный отчёт в штаб фронта. Там минут 30 молчали. Потом спросили про мой больной зуб, проверяют. Нету, отвечаю у меня больных зубов. Поверили – поздравляют. Спрашивают, что надо, сколько продержимся. Прошу по возможности прислать десантный батальон, боле ничего не нужно. Спохватываюсь, наглею и прошу прислать на местный аэродром полк истребителей и полк штурмовиков. Топливом и боеприпасами обещаю обеспечить на месте. Две недели точно продержимся. Так что, давайте не тормозите – начинайте наступление. Пообещали, как только, так сразу. Пообщались. У меня во взводе связи два якута и один шорец, а в штабе фронта на узле связи тоже якут и шорец есть. Так что иногда можно открытым текстом через переводчика говорить с Большой Землёй.

Сижу на крылечке какого-то старинного дома на Большой Садовой, что выбрал для штаба обороны города. Курю, жду, когда подпольный обком подтянется, я что ли один Советскую Власть должен восстанавливать. И тихонечко, практически про себя, хихикаю. Представляю, что в Тбилиси и в Грозном сейчас происходит, там начальство, хотя бы в курсе было того, что я натворить был должен. И просто не представляю, что происходит в Москве. – Ви, чито там на Кавказе перепились все, чито Ви такое говорите, одной бригадой за два дня два города визяли? Ростов визяли? Грюппу армий «А» окрюжили? Растрэлять шютьника!

А что в Берлине будет твориться, когда узнают, что не прошло и месяца как Гитлер передал командование Вермахтом Клейсту и тот обосрался? Жаль, ютуба ещё нет – озолотился бы за видяху с такого представления. А что будет твориться в штабах Клейста[65] и Гота[66], когда там дотумкают что их ждёт та же судьба что и армию Паулюса[67].

Даже если мы не удержим Ростов до подхода фронта, две недели продержимся точно и погибая разнесём нахрен всю ж/д инфраструктуру. Немцам пару недель всё восстанавливать. Итого месяц почти миллион, а может и больше, немцев без снабжения. Да в разгар зимы. Наши их замучаются в плен брать, а тыловики меня проклянут – как такую ораву прокормить, не рассчитывали на такую толпу.

Кстати, о Готе и Клейсте. Что бы там Адольф не приказал, а обоим генерал-полковникам надо срочно прекращать рваться к Сталинграду и Грозному, и вертать оглобли взад, СРОЧНО нестись выбивать меня из Ростова, пока бензин в баках есть и последние сухари с лошадями не съедены.

Ну, наконец —то! Подъезжает Корнеев на крутом чёрном лимузине. Притырил уже где-то у немцев. Вместе с ним из мерседеса выходит круглолицый, по южному чернявый, парень лет тридцати с такими же как у Брежнева, то бишь у меня, густыми бровями.

– Вот, Леонид Ильич, знакомься. Подпольный горком. Это лейтенант ГБ Михаил Югов[68]. Командир местного партизанского отряда.

Крепко жмём друг другу руки. Помню, где-то читал про этого героического грека. Ростовский резидент начштаба ЦШПД[69] – Пономаренко Пантелеймон Кондратьевича.

– В багажнике презент привезли, – говорит Вадим. Откидывает крышку и оттуда вываливается связанный мужик, – Тикерпу[70], – продолжает абракадаброй, и поясняет, – Бургомистр тутошний.

Вспоминаю сон про Берию: – В пропасть его! – Мужики удивлённо переглядываются – Шютка юмора, – говорю – Сначала допросить, а потом всё-таки в пропасть!

– Китель сбежать пытался, убит при попытке скрыться.

– Ну, Вы даёте, по пиджакам стрелять, больше патроны девать некуда?

– Да, не… Генерал-майор Киттель[71]. Главным по Ростову от немцев был, – поясняет Югов.

– Тут, оказывается, как Миша говорит, такой гадюшник! Даже белоказаки с белокалмыками есть, откуда только немцы их пособирали, – плюётся Корнеев.

Подъезжает дребезжащая полуторка. Стоящие чуть в отдалении бойцы охраны штаба напрягаются. Но Корнеев машет им рукой – расслабьтесь, свои это. Из кузова машины выпрыгивают четверо разновозрастных мужиков и один пацан лет четырнадцати. С радостными улюлюканьями, выволакивают потрёпанного гауптштурмфюрера.

– Успели, товарищ лейтенант, успели. Взяли гада, – галдят мужики. На лице Югова появляется кровожадная улыбка. Поясняет мне: – Гауптштурмфюрер Маршинке, командир Ростовской гестаповской зондеркоманды[72].

– У Югова хорошая записная книжка есть, я ему людей уже выделил в помощь. Так что сейчас пол- разведроты с людьми лейтенанта, мотаются по городу, собирают урожай, – говорит Корнеев, – Сейчас в ещё одно место поедем. Какое-то мутное место. Не то расположение Абверкоманды[73], не то детский дом. Но там повозиться придётся.

Меня как током дёрнуло.

– А, конкретнее?

– Понимаете, товарищ полковник, – начинает излагать Югов, – На Зелёном острове есть отдельно стоящий двухэтажный дом со своим двором и хозпостройками, до войны там вроде детская секция яхтенного спорта была, там часто бывал начальник Абверкоманды- 201[74] майор Ольбрихт, ну и вообще немцы из Абвера постоянно тёрлись. И почему-то туда часто русских детей привозили, в основном пацаны 10—14 лет. Мы сначала чего только не передумали. Но это не госпиталь что бы кровь у детей сливать и опыты там всякие медицинские ставить. На бордель тоже не похоже. Думали, что, как заложников держат. Но недавно случайно мои ребята выяснили. Немцы этих пацанов стрелять учат, спортом с ними занимаются. Пару раз видели, как их на аэродром возили с парашютами прыгать. Вот мне и вспомнилось. Прошлой зимой была ориентировка, что где-то под Брянском или в Белоруссии немцы разведшколу для детей из оккупированных территорий сделали. Думаю, что и на Зелёном, что-то похожее может быть.

– Сейчас, переправу на остров с обоих берегов Дона заблокировали. Бронепоезд хочу попросить поставить на набережной, напротив острова, на всякий случай, – говорит Корнеев и ждёт моего одобряющего кивка, – Там по идее, немцев не должно быть много. Штук сорок-пятьдесят. Возьмём разведвзвод и пару стрелковых взводов, плюс мужики из отряда Миши. Думаю, справимся.

Решаю тоже туда поехать. Больно интересно стало. Выдвигаемся на набережную. Бойцы уже на той стороне, на острове. Далеко от наплавного моста не отходят. На острове пока всё спокойно, никакой стрельбы нет. Жаль танки туда не переправить. Мост не выдержит. Но два БА SdKfz 247 Ausf В[75] и один полугусеничный бронетранспортер SdKfz 250/1[76] на остров по переправе прошли.

Начинаем прочёсывание острова, постепенно подходя к разведшколе. То, что это разведшкола уже понятно. Даже тактическое поле уже нашли. На остров немцы местных никого не пускали. Даже за выход на набережную могли расстрелять. Так что тут есть представляем себе очень приблизительно.

Наконец наши бойцы окружили двухэтажное здание бывшего яхт-клуба. БТР выезжает чуть вперёд за линию залёгшей пехоты, бает очередь по верх крыши, привлекая внимание. И Корнеев орёт в громкоговоритель, типа что б сдавались, иначе нахрен всё снесём. Молчание. Потом нас посылают, при чём и по-русски и по-немецки.

БТРы начинают кромсать здание из пулемётов, бойцы под прикрытием этого огня идут на штурм. По фасаду у дома десять окон, в каждое летит по гранате. Бойцы, подсаживая друг друга лезут в окна первого этажа. БТРы работают по второму этажу. Внутри здания раздаётся ещё несколько взрывов гранат. Очереди быстро смолкают. Иногда раздаются одиночные выстрелы. Через пару минут из двери высовывается сержант-разведчик и машет рукой, мол готовы и начальство на инспекцию принять. Идём с Корнеевым к зданию. Сержант у двери как-то бледновато выглядит. Корнеев спрашивает, не ранен ли он.

– Не, товарищ старший лейтенант, все наши целы. Немцев всего пятеро было. И там пацаны, человек пятнадцать в одной комнате, всех гранатами положило.

– Взяли кого живым?

– Да, есть один унтер раненый.

– Пошли, посмотрим.

Сержант ведёт нас по коридорам. Заходим в комнату. Явно – казарма. Десяток железных армейских двухъярусных кроватей разбросано по большому – метров пятьдесят квадратных – помещению. На полу труппы детей лет 10-15-ти. У комнаты два окна. Соответственно две гранаты сюда прилетело. Сержант и ещё один боец, бледные, руки дрожат, топчутся на середине комнаты.

Боец дрожащим голосом шепчет: – Это я гранату сюда кинул.

Корнеев наклоняется над одним из пацанов. Потом подходит к другому, переворачивает его. Быстро обходит еще несколько трупов. Поворачивается к бойцу.

– Отставить сопли, боец. Они все уже были мёртвые. Их застрелили. Смотри внимательно. Вон пулевые.

Боец светлеет лицом. Но ему всё равно не по себе. Отправляю его на улицу. Продолжаем осмотр разведшколы. На втором этаже часть коридора отгорожена железной дверью. Дверь открыта. За дверью ещё три. Три комнаты. Явно кабинеты начальства. В самом большом – стоит здоровенный сейф-шкаф. Сейф заперт.

Даю команду притащить сюда пленного. Приводят унтера. Рука и бок в кровящихся бинтах, на морде здоровенный фингал.

Спрашиваю про ключ от сейфа. Ключ у начальника Абверпункта. Начальника нет. Уехал вчера вечером в бордель и не вернулся. Унтер говорит, что он инструктор школы. Отвечал за воспитание детей. Расстрелял их, естественно не он, а другой, мамой клянусь! И вообще я в тридцать втором за коммунистов голосовал. Сука.

Корнеев шерстит по шкафам и тумбочкам. Судя по его виду – пока ничего стоящего. Заходит Югов. Спрашиваю его на счёт медвежатника.

– Поспрошаю, тащ полковник. Откроем.

Иду обратно в комнату к пацанам. Их уже сложили рядком вдоль стенки и прикрыли одеялами. Откидываю одеяла, всматриваюсь в лица. Все коротко острижены, короткий ёжик на головах. Да ну нафиг. Не может так везти! У одного из пацанов из-под ёжика волос проглядывает большое родимое пятно.

Возвращаюсь к Корнееву.

– Я в штаб. Потом мне всё доложишь, что найдёте. Если списки курсантов школы найдёте – покажи. И разберитесь, где начальник школы, в каком борделе завис.

– Обижаешь командир. Всё уже делаем. И за медвежатником послали и в бордель. Всё тип-топ будет.

Вечером Корнеев с Юговым притащили несколько мешков с документами разведшколы. Нашёл список курсантов. Читаю. Михаил Сергеевич Горбачёв. 1931 г.р. с. Привольное. Сука! …ЛЯДЬ подзаборная! Ходили, слышал слухи про меченного, что его немцы вербанули и потом на крючке держали. И вот. Только и сказать не кому. Сейчас не поймут. Для всех он простой малец, запуганный фашистами. А, туда откуда я родом не докричишься. Одно радует – не вырастет из мальца враг народа. Правда хрен его знает кто на его месте может оказаться. Ладно после войны будем разбираться. А сейчас можно пятьдесят капель опрокинуть. Не за горбатого, за тех, кому жизнь этот сука поломал, и за тех, кто жизни лишился из-за этого пидора.

В общем денёк был весёлый. Ловили попрятавшихся немцев и их пособников. Нашли и начальника разведшколы. Реально в борделе прятался. Корнеев его уже крутить-раскручивать начал. А с наружи к нам пока немцы не лезли. Как стемнело на захваченные аэродромы начали прилетать самолёты. Транспортники с десантом, и истребители с штурмовиками.

14 декабря 1942 год. г. Москва.

Сегодня Сталин работал с документами, на приём никого не вызывал. Около половины пятого вечера в приёмной Поскрёбышева[77] один за другим раздались три звонка. Оперативный дежурный по Генштабу, дежурный ЦШПД и секретарь наркома НКВД – сообщали что их шефы выехали в Кремль и просят Сталина принять их со срочным докладом.

В 16—45 в дверях приёмной Сталина столкнулись неожиданно для себя три замечательных человека. Начальник Генерального Штаба РККА генерал-полковник Василевский Александр Михайлович, первый секретарь КП БССР и начальник Центрального Штаба Партизанского Движения Пономаренко Пантелеймон Кондратьевич и человек со множеством должностей, но прочно вошедший в историю, как Генеральный комиссар Государственной Безопасности Нарком внутренних дел Лаврентий Павлович Берия.

Невозмутимый Поскрёбышев, снял трубку внутреннего телефона: – Да, товарищ Сталин, пришли, все трое, хорошо. Заходите, Вас ждут, – это уже удивлённым посетителям.

Зашли. Поздоровались. Сталин прохаживается по кабинету и на ходу: – Ви, я так подозреваю по адному вапросу, товарищи? Судя по лицу Пантелеймон Кондратьевича, у нас чито-то хорошее в тылу у оккупантов произошло?

– Ростов, – это Василевский.

– Ростов-на-дону, – Берия.

– Наши в Ростове, товарищ Сталин! – Пономаренко.

– Очень, харашо, хотя и неажиданно. Излагайте. Кто начнёт? – Сталин окидывает взглядом застывших вестников, задерживает взгляд на начальнике Генштаба, держащем в руке пухлый портфель, – Пожалуй, начнём с товарища Василевского. Прошу Вас, докладывайте.

– Разрешите, – кивок Сталина, и Василевский, достав из портфеля большую склейку, раскладывает её на столе для совещаний. И прокашлявшись, хорошо поставленным уверенным голосом прирождённого штабиста начинает доклад.