Я позволила себе рассмотреть его. Белые волосы, которые он в задумчивости откинул со лба. Глубоко посаженные глаза цвета спелой сливы, в которых читалась неведомая мне тоска. Синяя рубашка из грубой ткани, натянутая на мускулистую грудь. Казалось, еще одно усилие – и швы треснут, обнажив кожу, покрытую каплями пота. Он дышал ровно, но каждый его вдох был наполнен скрытой силой, которая одновременно пугала и притягивала.

А его взгляд… его взгляд скользнул по моей шее, остановился на вырезе футболки, на том месте, где ткань обтягивает грудь. Вспомнился выпускной, темно-вишневое платье с глубоким декольте и споры одноклассников о том, кому достанется эта «гордая вишня». Тогда никому. А сейчас… Сейчас на меня смотрел незнакомец из другого мира, и под его взглядом я чувствовала себя той самой девчонкой – одновременно испуганной и польщенной.

Мой взгляд, против воли, соскользнул ниже его лица, задержавшись на мощной шее, на расстегнутом вороте рубашки, обнажавшем ключицы, на контуре грудных мышц под грубой тканью. Я почувствовала, как по щекам разливается горячая волна стыда. Нет, я не была невинна – брак научил меня многому. Но это тело… это тело было другим. Чужим. И мои семнадцать лет, пульсирующие в крови, кричали о неправильности этого взгляда, о его запретности.

Велс заметил мое смущение. Он откинулся на спинку стула, и в уголках его губ заплясала едва уловимая усмешка – будто он читал мои мысли и наслаждался этой игрой. Уши мои пылали, как два раскаленных уголька. Я закрыла глаза ладонями, пытаясь спрятаться от его пронзительного фиолетового взгляда, и отвернулась.

В следующее мгновение я услышала его шаги. Два стремительных движения – и он уже был передо мной. Его пальцы мягко, но неумолимо легли на мои запястья, отводя руки от лица. Он приподнял мой подбородок, заставляя меня смотреть на него. В глазах его не было злобы или насмешки – лишь спокойное, всевидящее любопытство и та самая необъяснимая тяга, что вихрем проносилась между нами.

Я замерла, внутренне сжавшись в комок от страха и предвкушения. Что он задумал?

Он не спеша провел рукой по моим волосам, распущенным и спутанным после дня заточения. Его прикосновение было на удивление нежным, почти гипнотическим. Я смотрела на него, и в голове роились вопросы: «О чем он думает? Что я для него? Пленница? Диковинка? Или нечто большее?»

Велс взял мои руки в свои и поднял меня с кровати. И снова между нами пробежала та самая волна – слепая, всепоглощающая, сметающая страх и логику. Она исходила от него и накатывала на меня, заставляя сердце выпрыгивать из груди. В его расширенных зрачках я видела то же самое смятение, ту же жажду. Я чувствовала, как бьется его сердце – гулко, как барабан, в такт моему собственному.

Это длилось всего несколько секунд. Он сделал невероятное усилие над собой, отстранился, его грудь тяжело вздымалась. Взяв поднос с пустой посудой, он вышел, и снова щелкнул замок.

«Вот и вся страсть», – с горькой иронией подумала я, падая на подушки. Мои собственные эмоции метались между разочарованием и облегчением. «Реши сначала, чего ты хочешь, дура, а потом уже бросайся в омут с головой».

Я перебрала в голове десятки безумных планов побега, но все они разбивались о суровую реальность. И тогда меня осенила новая, еще более безумная мысль: «А что, если у них здесь вообще всё по-другому? Что, если близость – это просто обмен энергией? Или они размножаются почкованием? Или детей выращивают в пробирках?»

Эта фантастическая идея на какое-то время успокоила меня. Я почти убедила себя, что моя телесная неприкосновенность вне опасности.

Следующие три дня проходили в одном и том же ритме: он приносил еду, выгуливал Магри, мы обменивались долгими, многозначительными взглядами, и он снова запирал дверь. Я изнывала от скуки и собственного запаха. Наконец, на четвертый день что-то изменилось. Он открыл дверь и знаком пригласил следовать за ним вниз.

Мы вошли в просторную гостиную с высокими потолками. Воздух здесь пах старыми книгами, воском и сушеными травами. Вдоль стен стояли массивные книжные шкафы, на стенах висели портреты в золоченых рамах. Широкие окна от пола до потолка открывали вид на ухоженный сад. Я увидела изящную беседку, увитую лианами с огромными розовыми цветами, и широкие качели, качающиеся на ветру. А рядом… песочницу. Детскую песочницу.

Ледяная игла страха вонзилась мне в сердце. «Он женат? У него есть дети?»

Я резко обернулась к Велсу, впервые сама, без его просьбы, вглядываясь в его лицо в поисках ответа. «Как спросить? Как узнать?» – металась я в мыслях.

Он, казалось, почувствовал мой внезапный испуг и огляделся вокруг с легким недоумением.

Он был чертовски красив в своей белой рубашке и темно-фиолетовом камзоле. А я… я за четыре дня превратилась в затравленного, засаленного зверька. От меня исходил устойчивый запах пота, стресса и немытого тела. Когда он сделал шаг ко мне, я инстинктивно отпрыгнула, зажала нос и замахала руками.

– Нет-нет-нет! – защебетала я, показывая на себя и гримасничая. – Я воняю! Понимаешь? Как пещерный человек! Фу! Мне нужно помыться!

Он остановился, и на его лице мелькнуло понимание. Он развернулся и вышел. Я, облегченно вздохнув, плюхнулась на ближайший стул. Достала телефон и принялась листать галерею. Старые фотографии – я с подругами, я на работе, моя уютная квартирка… На глаза навернулись предательские слезы. Две тяжелые капли упали на экран.

Я не услышала, как он вернулся. Он стоял сзади и молча наблюдал, как я переживаю по своему прошлому миру. Телефон запищал, сигналя о низком заряде батареи, и я окончательно расплакалась.

Его рука легла мне на плечо. Я вздрогнула. Он мягко, но настойчиво развернул меня к себе, притянул и, не обращая внимания на мои бормотания о том, что «я воняю», большими пальцами осторожно стер мои слезы. Потом взял за руку и повел обратно наверх.

На сей раз он открыл не мою комнату, а другую дверь. Она вела в просторные апартаменты – явно его личные покои. Он провел меня через спальню и открыл дверь справа.

Я ахнула. Это была ванная комната. Большая, светлая, с огромной круглой купелью, напоминающей небольшой бассейн. Я захлопала в ладоши и от переполнявшей меня радости, не думая, подпрыгнула и чмокнула его в щеку.

Он замер. Застыл, как изваяние, прикоснувшись пальцами к тому месту, где коснулись мои губы. На его лице читалось не столько недоумение, сколько глубокая, сосредоточенная задумчивость.

– Прости, – залепетала я. – У нас так… спасибо выражают. За доброту.

Он не сказал ни слова. Вместо этого он наклонился и ответил мне – мягким, мимолетным поцелуем в губы. Он был так легок и быстр, что я могла принять его за играние воображения. Но губы еще долго хранили память о его прикосновении.

Он показал на ванну, открыл кран, и вода с тихим шепотом хлынула в чашу. Пахло чем-то цветочным и свежим – видимо, в воду добавлялись ароматные масла. Потом он вышел и вернулся с охапкой одежды, аккуратно сложив ее на стуле.

Как только дверь закрылась, я сбросила с себя грязные вещи и погрузилась в благоухающую воду. Это был рай. Я вымылась с каким-то диким, животным наслаждением, смывая с себя не только грязь, но и остатки страха.

На стуле лежали не «тряпки», а изящные платья из мягких, струящихся тканей. Длинные, с кружевами и лентами – точь-в-точь как у героинь моих детских фантазий о балах и принцах. Я выбрала самое скромное, цвета слоновой кости, с высоким лифом и длинными рукавами. Оно сидело на мне идеально, будто сшитое на заказ, лишь слегка обтягивая грудь, подчеркивая ее форму.

Я вышла из ванной, робко прикрывая декольте ладонью. Велс сидел на кровати и ждал. Его взгляд скользнул по мне, и в его фиолетовых глазах вспыхнул неподдельный восторг. Увидев мой смущенный жест, он лишь улыбнулся.

Я подошла к большому зеркалу в резной раме и не узнала себя. Из замызганного «зверька» я превратилась в леди из старинного романа. Не удержавшись, я сделала реверанс, как когда-то в детстве перед зеркалом.

Велс в ответ склонился в изящном поклоне, подошел и предложил руку. Его ладонь была теплой и уверенной. Он повел меня вниз, в столовую.

Ужин был тихим и церемонным. Мы ели молча, но на этот раз тишина была не гнетущей, а наполненной каким-то новым, трепетным ожиданием. Когда я закончила, я по привычке собрала посуду на поднос. Но Велс остановил меня, мягко произнеся мое имя:

– Ева.

Он указал на диван. Я послушно подошла. На его коленях лежала папка из темной кожи. Он предложил мне сесть рядом и вложил ее в мои руки.

С замиранием сердца я развязала шнурки и открыла ее. Первый же рисунок заставил меня вздрогнуть – на нем был изображен этот самый дом. Я посмотрела на Велса, и он кивнул.

Я отложила лист в сторону. Под ним был другой. И на нем… была я. Не сегодняшняя, а та – с выпускного вечера. Мои волосы были уложены в сложную прическу с локонами, глаза сияли счастьем и надеждой. Каждая черта была выписана с трепетной точностью.

– Но… как? – прошептала я. – Ты же не мог этого видеть…

Я лихорадочно перебирала следующие листы. Эскизы, наброски, портреты. Везде была Я. Я в своей квартире, я в парке с Магри, я задумчивая у окна… Моменты моей жизни, запечатленные рукой невидимого наблюдателя.

Холодный ужас и непонимание сковали меня.

– Откуда ты это взял? Кто тебе их дал? Что все это значит? – мой голос срывался на крик. – Я хочу домой! Верните меня домой!

Папка выпала у меня из рук, и ее содержимое рассыпалось по полу веером моих собственных изображений.

Он поднялся за мной, прижал к себе и стал что-то шептать на ухо. Его голос был низким, бархатным, а слова – похожими на древнее заклинание или странную музыку. От тепла его дыхания у меня закружилась голова, а колени стали ватными. Он стоял недвижимо, как скала, а его руки на моей талии казались одновременно и надежными оковами, и единственной опорой во всем этом безумном мире.

Я запрокинула голову, ища ответ в его глазах. И вновь между нами пробежала та самая волна – слепая, всесокрушающая, сладкая и пугающая одновременно. Она накатила с такой силой, что ноги окончательно подкосились. Не выпусти он меня, я бы рухнула на ковер, как подкошенная. Велс легко подхватил меня на руки и усадил на диван, не отпуская и не отводя взгляда. Его фиолетовые глаза, казалось, видели меня насквозь – всю мою тоску, страх и это дурацкое, необъяснимое влечение.

Он медленно поднес мою руку к своим губам. Его поцелуй на моих костяшках был нежным, почти воздушным, но от него по коже побежали мурашки.

– Велс, – голос мой дрожал, – пожалуйста, скажи мне что-нибудь. Откуда эти рисунки? Почему я здесь? Ты… ты колдун? Ты можешь читать мысли? Усыплять собак? – Я почти рыдала, выпаливая все свои страхи и вопросы в одном дыхании. – Я так хочу домой… и так боюсь, что уже никогда его не увижу.

Он слушал меня с невозмутимым, но невероятно сосредоточенным выражением лица. Казалось, он впитывал не только звуки, но и сами вибрации моего голоса, мой страх, мое отчаяние.

Потом он медленно поднял руку и коснулся моих висков. Его пальцы были удивительно прохладными. Другой рукой он продолжал держать мою, как бы заземляя меня. В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь бешеным стуком моего сердца.

И тогда он открыл рот. И прозвучало не просто сочетание звуков. Прозвучало слово. Четкое, ясное, пронизанное тем самым бархатным тембром, но на этот раз – поняла каждое слово, каждую интонацию, будто всегда его знала.