– Раз вы все собрались, не забываем в воскресенье на режимную службу! – хлопнула в ладоши жена управдома, что отвечала за идейное просвещение жителей. Женщина манерами напоминала балерину. Ей было слегка за тридцать, волосы она всё время прятала за красной косынкой, из-под которой торчала длинная коса, а на её груди сверкал золотой венок – герб режима. Она жила почему-то отдельно от мужа, на общем этаже, в большой двухкомнатной квартире. Ещё частенько к ней наведывался по ночам заместитель управдома Валерьяныч. Об этом знали все, но молчали.

– Молодёжь это тоже касается! – обратилась она к уходящей Юне. – А то взяли привычку не ходить! Помните, у режима, как и у нашего семейного общества, не бывает выходных.

– Да я приболела в то воскресенье! – крикнула ей Юна, переминаясь с одной ноги на другую.

– Знаем мы, как вы болеете! Режим не обманешь! Нас не станет, кто будет поддерживать дальше наши светлые идеалы?

– Да убогая она, недалёкая! – крикнул, видимо, самый умный из толпы.

Женщины поддержали хмурыми взглядами уходящую юную девушку, неодобрительно помотав головами.

– Вот в наше время не было такого! – кто-то добавил вслед, и все согласились, шумно упрекая молодёжь в нежелании принимать то, что им дал режим.

Юна, пробившись сквозь мокрые простыни, что так сильно раздражали её, наконец добралась до своей двери. Зайдя внутрь, она нажала на выключатель, одинокая лампочка осветила её комнату. Жилплощадь была небольшой: гостиная с коричневым диваном, где спала мама, и её комната, что когда-то считалась кладовкой. Жужжали мухи. Из обстановки: сервант, что достался им ещё от прабабушки, и трельяж с зеркалом. В розетке всегда звучало радио, из которого круглосуточно доносилась пропаганда и лишь иногда патриотические дружные песни о величии и о пользе каждого человека для Родины. Юна села перед зеркалом, расчёсывая свои скомканные волосы, готовясь к общему ужину. Разглядывая опухоль на щеке от прилетевшей картошки, девушка вздохнула. Жизнь её была не сахар, но другой она, к сожалению, не знала. Она подошла к пыльному стеклу окна и с тоской принялась наблюдать за маленькими птичками, что беззаботно скакали с ветки на ветку на одиноком тополе. Девушка вспомнила сегодняшний инцидент, и из её глаз потекли слёзы. По подоконнику, совсем не боясь, медленно полз таракан. Юна задыхалась, в её лёгких не хватало воздуха. Атмосфера изо дня в день тяготила девушку, от осознания, что в этих стенах она встретит старость и помрёт прямо на этом обшарканном полу, как и её прабабушка. Этот факт совершенно не поднимал дух. Юна давно сдалась, её тело придало мягкость, реальность давила на землю. Единственное, что её ждало в будущем – это чистка овощей, бесконечная работа, с упрёками и издевательствами сверстников и взрослых, и дикая, постоянная усталость в ногах. Как бы она сейчас хотела оказаться подальше от этих стен, где угодно, как угодно, но только не здесь.

Входная дверь открылась, и в комнате появилась загруженная в своих проблемах мать. Женщина тут же кинула в руки дочери грязный халат, от которого пахло потом и кухней:

– На! – гаркнула она. – Иди замочи, пока там свободно!

Юна, покорно кивнув, направилась к входной двери, как вдруг мать пнула её под зад.

– Ай! – взвизгнула дочка. – За что?

– Будешь продолжать меня позорить на кухне – я тебя так выпорю, что живого места на жопе не останется! – сорвалась на ней женщина. – Уяснила?

– Это не я картошку не дочищаю, а Дашка! – крикнула Юна так, что из её рта брызнули маленькие капельки слюней. – Она всё время на меня свою вину перекладывает!

Но получила снова по пятой точке от матери, чьё лицо напоминало в данный момент психованного маньяка:

– Не надо вечно перекладывать свою вину на других! – ответила ей замученная своими проблемами мать. – Учись отвечать за свои поступки!

– Но, это правда не я… – попыталась донести истину до матери, но, как обычно, тщетно.

– Не хочу ничего слушать! – отмахнулась женщина и, усевшись на коричневый диван, принялась растягивать и потирать ладонями свои больные варикозные ноги. Женщина с малых лет работала на кухне поваром, и сильная нагрузка на ноги дала о себе знать. – Как бельё замочишь, в цех ступай, заявка на пельмени пришла! – выдохнула она. – Меня вызвали! А я хочу до ужина отдохнуть, ноги совсем не слушаются, подменишь там! – дала указание дочери она, будущее которой женщина давно за неё для себя определила – на кухне, в горячем цеху, прямо на своём месте.

– Хорошо… – пропищала Юна, повесив голову. Лепить пельмени с детства было самым страшным занятием для девушки. Раскатка теста, вонючий фарш и вездесущие стандарты вплоть до сантиметра. Заказы на них приходили очень огромные, и, чтобы выполнить хоть один, иногда приходилось оставаться в цеху на ночь.

Быстро, стараясь не обращать на себя лишнего внимания, Юна прошла шумный коридор и отправилась вниз к подвалу, так как там располагалась небольшая комната с тазами и железным краном. В проёме между этажами толпились сверстники, что вечно сидели на лестницах, не давая спокойно пройти.

– Смотрите, Зубастая на кухню пошла! – крикнула Даша, заметив спускающуюся Юну.

– Заказ на пельмени пришёл, там же сырой фарш, вот и жрать бежит скорее, – как обычно, поддержала подругу Маша.

Юна обратила внимание, что с остальными ребятами над ней смеётся даже Рем.

– Рем, твоя идёт! – подколол друга Ваня, толкая плечом того.

– Да пошёл ты! – рассмеялся он.

– Смотри, Рем, осторожней, она ночью своими зубами к тебе тоннель сквозь стены прогрызть может! – добавила Дашка, приобняв парня.

– Точно, Рем, ты же хочешь сбежать за эти стены, обращайся к убогой, она тебе путь прогрызёт! – Увлёкся Ваня, говоря лишнее, на что Рем сильно ударил друга в живот. – Прости… —Пришёл в себя Ваня, задыхаясь от боли.

Юна же попросту прибавила шаг, чтоб быстрее скрыться от них. Около двери, ведущей к складу военной охраны, стояли тазы. Девушка замочила спецодежду матери. Вручную отстирав все жирные пятна хозяйственным чёрным мылом, она аккуратно отжала её от лишней влаги. Сложив бельё, девушка поднялась из подвала на этаж выше и зашла на кухню. Развешав сушиться одежду над плитой, Юна приступила доставать полуфабрикаты для пельменей из больших холодильников. Поставив тяжёлый таз с мясным фаршем, девушка быстро замесила тесто. Пододвинув стул, она уселась и принялась за работу. За окном темнело. Утонув в запутавшихся мыслях, пальцы машинально придавали пельменям правильный вид. За отлаженной и до боли знакомой работой она не заметила, как почти закончила приготовление заказа.

По громкоговорителю, что находился в каждом углу дома, раздался голос управдома с призывом собраться за столом. Девушка скинула с себя свою белую спецодежду, под которой был сарафан в выцветший цветок, направилась на призыв, есть хотелось страшно. Пункт приёма пищи находился на третьем этаже. Три квартиры соединили в один большой зал, заменив несущие стены толстыми резными колоннами, покрытыми побелкой. За огромным столом у каждого было назначено место. Мать Юны уже стояла на раздаче, люди выстроились в привычную очередь.

– Привет! – толкнул плечом девушку Рем. – Что на щеке?

– Ой, рабочая травма! – пискнула Юна, скосив зрачки к носу, робко пряча ладонью свои разгоревшиеся щечки. От неё неприятно пахло сырым мясом и тестом.

– Бывает! – заболтав девушку, хитро встал перед ней в очереди он.

Она не стала возражать, стоя за ним, робко рассматривая его спину, вдыхая резкий запах пота, исходящий от парня её мечты. Рем совсем не интересовался Юной, а она с лёгкостью уже простила смешки от него в её сторону. Их встречи всегда заканчивались так: лишь гримасы за обеденным столом, где его место было напротив неё с детства. Свободное время он проводил, как и все ребята, на лестничной площадке с Дашей, но чаще с прилипшим к нему намертво другом Ваней. Ей бы очень хотелось хоть раз побывать с ним в кинотеатре, что находился на четвертом этаже. Там она была всего однажды, да и то с мамой. Или же сходить на крышу – там между теплиц открывался, по слухам, прекрасный вид, которого Юна никогда не видела, но знала, что Рем там частый гость. Девушка печально выдохнула, снова на миг потерявшись в своих мечтах.

– Разойдись! – скомандовал громкий мужской голос.

Пять чужих военных в сопровождении длинного старого офицера в чёрных противогазах и блестящих касках, взяв разносы, скрепя по полу резиновыми сапогами до колен, направились сквозь толпу людей. Народ пропустил их, так как возражать солдатам было не принято.

– Зачем здесь региональные солдаты? – напряженно спросил, видимо, Юну Рем.

Она лишь молча пожала плечами. Региональные солдаты отличались от местных формой: чёрные кожаные кители и синие шевроны, на которых изображено какое-то рогатое животное. Взяв всё самое вкусное, почти не оставив для остальных плюшек с сахаром, солдаты расселись во главе стола. Очередь шумно двинулась вперёд. Наконец настала пора и Юны, мать взяла её тарелку и принялась накладывать рассыпчатую гречу для дочери.

– Норму ложи! – приказала ей заведующая, наблюдая из-за спины женщины.

– Да, я и так, – тихо ответила та, пожав плечами.

Рассевшись за столом, люди принялись есть ужин в полном молчании. Доносилось лишь лязганье столовых приборов по тарелкам. Рем был встревожен появлению солдат, ел робко и без его привычных шуток. Наконец, после объявления управдомом об окончании ужина, он встал, представив региональных солдат:

– У нас сегодня большой день! – начал управдом. – Сегодня завершился очередной цикл, доверенный нам для воспитания молодых парней. В этот вечер они из простых мальчишек станут элитой нашего общества, они станут солдатами.

Все, встав со своих мест, зааплодировали.

– Сейчас я назову фамилии, и эти парни подойдут к нашим сегодняшним уважаемым гостям, – продолжил управдом, указав на военных.

Солдаты встали в строй, а длинный офицер достал бумаги и выложил их на стол. Склонившись над ними, он взял ручку и замер в ожидании. Старый управдом принялся называть фамилии, после которых ребята стали по одному подходить и отмечаться у сидящего офицера, под громкие аплодисменты жителей дома. Рем побелел. Юна поняла, отчего было странное поведение парня за ужином; она также напряглась, не желая, чтоб он её покинул. Все его сверстники и даже его лучший друг Ваня уже выстроились рядом с солдатами. И когда уже показалось, что фамилию Рема не назовут, это произошло. Юна, округлив глаза, еле задерживала слёзы, спрятала лицо с веснушками своими ладошками. Где-то через два ряда от неё злорадно засмеялась подруга по цеху Дашка.

– Что? Я никуда не пойду? – крикнул военным Рем. Встав из-за стола, он просто направился к выходу.

Все ахнули, никто не смел до этого возражать вышестоящим людям, начался гул, люди разводили руками. Даже до этого не поднимающий голову седой офицер посмотрел на дерзкого парня.

– Сейчас же подошёл и подписал бумаги! – крикнул управдом, топнув своей ногой.

– Ага, уже бегу, вам надо – вы и подписывайте! – дерзко ответил Рем. – Ваня, ты что? —обратившись к своему другу.

Но тот тихо спрятался за спинами солдат, в страхе опустив свою голову.

– Во имя режима! Да что же это такое делается? – Чуть ли не упав в обморок, перекрестившись, взвыла жена управдома, поцеловав свой блестящий кулон.

Офицер сделал жест руками, и двое солдат быстро догнали его и принялись сильно бить, сначала кулаками по лицу, а затем, когда парень упал, продолжили ногами. В это дело даже включились вновь прибывшие новобранцы, в прошлом друзья Рема, показывая верность Родине. Юна в слезах подбежала к ним и принялась оттаскивать солдат, чтобы это всё прекратилось. Ваня схватил хрупкую девушку и легко отбросил её в сторону, та отлетела, наверное, на метр. И в тот момент, как она хотела вернуться назад, её схватила непонимающая мать. Она сдерживала нерадивую дочь, сильно хлеща ту по щекам.

– Ты с ума сошла? – закричала мать. – Что в тебя вселилось? Нам проблемы не нужны! —Оглядывалась на людей она, чтоб те лишний раз не осудили её за плохое воспитание дочери.

– Мама, они убьют его, убьют! – В слезах вырывалась девушка, царапая ногтями руки женщины.

Наконец солдаты подняли побитого Рема, поставив того на ноги. В обеденном зале воцарилась тишина, жильцы замерли, как статуи, с любопытством наблюдая, что сейчас будет. Офицер, помотав головой в сторону управдома, спросил:

– Воспитали, говоришь? – тихо прохрипел он. – Бардак! Готовь объяснительную! Я в своём регионе таких нарушений не прощаю. – Отрезал и направился в сторону дерзкого парня. Схватив его лицо, он нацелил на него пронзительный взгляд: – Ну что, не надумал служить?

– Лучше сдохнуть свободным, чем всю жизнь подтирать за такими, как вы… – плюнул кровью Рем.

Офицер развернулся и жёстко ударил кулаком парню по челюсти. От увиденного Ваня отвернул голову.

– Внимание! – обратился он к толпе. – Перед вами дезертир, предатель Родины! – указал указательным пальцем офицер на Рема. – По действующим законам в военном положении 1987 года, я приговариваю его к высшей мере!

Все ахнули. Юна упала на пол в жуткой истерике, слёзы и сопли у неё были размазаны по всему лицу.

– Выкиньте его на улицу, как мусор! Пускай умирает от газа! Медленно и мучительно!

– Нет!!! Пожалуйста! – орала Юна, а мать сдерживала девушку крепким хватом.

Солдаты взяли парня за грудки и потащили его по этажам вниз. Офицер скомандовал своим об уходе. Надев блестящие чёрные противогазы, под молчаливые взгляды людей военные покинули здание овощной хрущёвки. Следом, как верный слуга, за ними побежал замуправдома Валерьяныч, успокаивая офицера, с целью сгладить ситуацию. Лишь затем люди прильнули к окнам, смотря, как тело Рема бросили прямо на потрескавшийся асфальт под их окнами. Рем лежал на спине, видя, как все пристально смотрят на него. Он улыбнулся, медленно подняв свою руку, помахал им. В зале началось шушуканье, всех возмущало дерзкое поведение парня. Многие начали винить общие палаты и воспитателей, что работают на тех этажах. Воспитатели, в свою очередь, принялись обвинять окружение парня, плохую компанию и рабочий строй хрущёвки. Женщины стали переходить на ор.

– Концерт окончен! – скомандовал управдом, ударив кулаком об стол. – Все разошлись по своим квартирам, свободное время сегодня отменяется, объявляю комендантский час для всех!

Юна сидела на коленях и рыдала. Мать пыталась её поднять, но она отбивалась от неё руками, не желая никого слушать.

– Господи, уберите же её! – крикнул управдом, заметив влюблённую дурочку. – За ним хочешь?

Тогда сверстницы по цеху подбежали и сопроводили зарёванную девушку до её квартиры. Дашка смеялась, ёрничая о том, что прошла любовь, завяли помидоры. Маша, как обычно, поддерживала её, отпуская более колкие и унизительные шутки. Оставшись с матерью наедине, Юне сильно досталось мокрой половой тряпкой от неё, за сцены позора в обеденном зале. Несчастная девушка попросту скрылась в своей комнате. Пока где-то за стенкой мама всё возмущалась о подрыве репутации и как она теперь будет смотреть людям в глаза, Юна упала на свою скрипучую кровать. Её руки распухли и чесались от ударов мокрой тряпкой. Она не спала всю ночь, молча разглядывая лампочку Ильича, что одиноко освещала белые узоры бумажных обоев на синих стенах её кладовки. В полной безнадёге она заливала свою подушку слезами. Хуже уже ничего быть не может. И без того не питающий надежд мир Юны окончательно рухнул. Ей хотелось выпрыгнуть в окно к своему Рему, но за стенкой всё ещё не спала мама. И когда начало светать, девушке удалось на немного забыться и уснуть. Но звон старых часов прервал покой девушки. Ей больше не хотелось просыпаться, она силой скинула железный будильник с коричневой тумбы на пол, отчего тот, наконец, заглох. Как же она давно мечтала это с ним сделать!

Беспомощно полежав ещё какое-то время, девушка всё-таки взглянула на часы.

– Боже, 10—40! – в ужасе крикнула она.

Нарушать рабочие часы строго воспрещалось. Юна серьёзно проспала. Быстро соскочив с кровати, она выбежала из комнаты. За окном предательски светил солнцем день. Такого ни разу с ней не случалось, и, как поступают с нарушителями, страшно было представить. Девушка медленно спускалась по этажам, рукой ведя по облупленной зелёной краске стен. Сейчас главное было, чтобы её никто не заметил. Первый этаж – работа там уже вовсю велась. Возгласы поваров, бурлящие кастрюли с водой и пар. Юна тихо зашла к ним, все неодобрительно замерли. Мать стыдливо опустила глаза, якобы не обращая внимания. Женщина молча лепила пельмени на заявку, про которую совсем забыла вчера её дочь. На ней был обгоревший халат, так как Юна вовремя не убрала его с просушки над плитой.

– Явилась! – вышла заведующая из подсобного помещения к ней.

– Простите, будильник не сработал… – пропищала испуганная Юна. – Я…

Заведующая в гневе пнула девушку по заднице – так сильно, что у неё слетел с ноги резиновый тапок в сторону стеллажа с посудой:

– На работу! Быстро! – скомандовала она, отправляясь, прихрамывая, к железному стеллажу за своей пропажей.

Юна побежала к девочкам.

– Куда? С сегодняшнего дня ты трое суток на луке, одна! И об обеде даже не мечтай! – Вручила листок на огромную заявку ей в руки.

– Хорошо… – пропищала Юна и быстро скрылась за дверью цеха, где чистят лук.

Прикрепив клёпкой листок на белую деревянную дверь, она взяла мешок и вывалила его в железную раковину. Замочив лук в холодной воде, взяв нож, худая девушка села на ведро, принявшись за работу. В цеху кружили стаи мух. Рабочий день, казалось, длился вечно. Вытирая слёзы от пережитого и едкого овоща, она не могла поверить, что это всё по-настоящему. Мать молча зашла в её цех, чтобы забрать начищенный лук, и, не обронив ни слова, вышла. Юна продолжала реветь. Казалось, тут не осталось никого, кто смог бы поддержать девушку в этот момент. Услышав, как все пошли на обед, она тихонько вышла из своей камеры пыток. Пробежавшись по кастрюлям, увидела готовый суп. Есть хотелось страшно. Взяв большую поварёшку, она прильнула к кастрюле.

– Куда? – крикнула, откуда ни возьмись, появившаяся заведующая со сковородкой в руках. – Думаешь, я пошутила по поводу обеда?

– Я просто думала… – пропищала Юна, убегая от неё в сторону своей камеры.

В её спину прилетела чугунная сковородка, запущенная заведующей, отчего девушка упала на оранжевую плитку.

– Я сегодня за тобой весь день смотреть буду! – грозно рявкнула женщина, скрестив руки на груди.

Юна, держась за спину, вновь присела на ведро. Она сильно ушибла лоб при падении и оцарапала ноги. Назойливые мухи всё садились на окровавленные ушибы её коленей. Лук не кончался. Благо в цеху находилось окно, она завидовала воробьям, что цеплялись своими лапками за ветки деревьев.