Пока Кира поднималась на лифте, она репетировала речь, которую подготовила для Левона: «Я понимаю, ты передумал жениться. Можно было мне и раньше сказать… Впрочем, это неважно, случилось кое-что гораздо более серьезное. Мы скоро станем родителями, и нам надо как-то решить, как быть дальше».
Годная речь? Очень даже. Осталось не запутаться в словах, когда она будет ему все это выкладывать.
Кира замерла у двери, мысленно еще пару раз проговорила речь и только потянулась к звонку, как дверь распахнулась.
Левон стоял в дверях, одетый в облегающую боксерку и джинсы. Спасибо, хоть не в полотенце… Спасибо, хоть не с той розововолосой девушкой в обнимку.
Кира заглянула ему в глаза, очень надеясь увидеть там хоть крохи любви, сожаления, беспокойства о ней, хоть что-то, что выдавало бы в нем прежнего человека. Но к той ненависти, какой пылал его взгляд, она оказалась решительно не готова.
Он зол на нее? За что? Что она сделала?
– Привет, – проговорила она сдавленно.
Левон не ответил. Молча пропустил ее в просторную прихожую, указал на чемоданы.
Кира обалдело уставилась на собранные вещи. Вот и все, закончилась ее история любви. Это финальная точка. Не то чтобы она не была к этому готова. Но когда тебя так наглядно вышвыривают из жизни, это очень ранит.
Силы разом покинули ее, а все заученные слова вылетели из головы.
Это что же получается, Левон ей все время врал про чувства? Врал утром, когда обнимал, врал днем, когда писал, как скучает, врал вечером, когда прижимался к ней губами. Лгун! Обманщик! А она – наивная дурочка.
Ведь невозможно любить человека полгода, а потом в один миг разлюбить и выставить в прихожую чемоданы. Значит, не любил. Тогда зачем сделал предложение? Зачем настаивал на том, чтобы съехаться? Зачем…
– Что стоишь как статуя. Взяла вещи и пошла отсюда! – Его голос звенел напряжением.
Кира сглотнула выросший в горле ком и все-таки вспомнила, зачем сюда явилась. Вещи – это важно, конечно. Но есть кое-что гораздо важнее вещей или даже гордости.
– Давай поговорим, пожалуйста, – попросила она тихонько.
– Хочешь говорить? – усмехнулся он с надменным видом. – Ну проходи, давай говорить…
Он прошел в гостиную, не дожидаясь ее. Уселся на диван, широко расставив ноги, уставился на нее, как на насекомое.
Кира кое-как стерпела и этот взгляд. Осмотрелась, заметила на столе кучу тарелок, бокалов. Сморщила нос, в комнате пахло чем-то кислым вперемешку с алкогольными парами.
– У тебя вчера была вечеринка? – спросила она дрожащим голосом.
– Была, – кивнул Левон с довольным видом. – Тусил тут. С бабами.
Последняя его фраза застряла у Киры в горле, не давая ни вздохнуть, ни слова сказать. Она будто оглохла и онемела одновременно. Единственное, что слышала, – как в висках стучит кровь.
Вот, значит, почему не ответил ей вчера на эсэмэску – был слишком занят.
Ей понадобилось время, чтобы с собой справиться, проглотить новую обиду. Она смотрела в лицо бывшего жениха и больше не понимала, как могла считать его любящим, надежным, заботливым. Это же чистый подлец!
– Зачем явилась? – спросил Левон с усмешкой.
Кира воскресила в памяти заученную речь, но успела выдать не так много:
– У меня к тебе есть важный разговор…
Левон приподнял левую бровь и спросил с деланым интересом:
– И сейчас ты мне заявишь, что беременна. Да? Я угадал?
Кира хотела кивнуть, но что-то остановило, не дало ей этого сделать.
Левон тем временем продолжал:
– Знаю я вас, понаехавших. Все как одна норовите побыстрее напялить кольцо, залететь, сесть на шею и ноги свесить. Но не угадала ты, милая, у меня шея маслом намазана, как сядешь, так и слетишь. Легкой жизни захотелось, да, дорогая? А вот фиг тебе.
Каждое его слово било точно в кровавую рану, что зияла в ее душе.
Все верно, она понаехавшая. Хотела замуж, детей хотела, любви. Но ведь она работала, не стремилась сидеть у него на шее! К тому же это не она была инициатором помолвки, а он.
– Я не просила тебя на мне жениться, ты сам хотел…
– Хотел, – перебил он ее резким тоном. – Да только не стоишь ты того, чтобы я на тебе женился. Вести себя надо уметь, Кира. Достоинство должно быть у женщины, гордость, честь. А у тебя ничего этого нет…
Кира уставилась на него круглыми глазами, силясь понять, что он имел в виду. Да так и не поняла.
Она продолжала пялиться то на Левона, то на грязный стол. Вдруг взгляд зацепился за стоявшее среди кучи тарелок блюдо с мясом, которое сама готовила, убирала в холодильник. Это что же получается? Левон достал приготовленные ею же блюда и пировал тут со всякими розововолосыми девицами? Верх хамства! Дальше просто некуда.
А ведь он прав. Нет у нее достоинства. И чести… и особенно гордости.
Приперлась к нему как дура после вчерашнего шоу, про беременность решила рассказать. Рассчитывала на благородство души. Какое там, в задницу, благородство? Не нужен ее ребенку такой самодовольный лживый хмырь в роли папаши. Лучше уж никакого папы, чем такой.
В этот момент Кира почувствовала судорогу внизу живота, очень похожую на ту, что пережила тридцать первого декабря.
«Помните самое главное, – всплыли в мозгу слова гинеколога. – Никаких нервов, слышите? Сплошное спокойствие…»
Ага, будешь тут спокойна, как же, когда такую кучу помоев вывалили на голову.
Новая судорога не заставила себя ждать. Спину прошибло холодным потом, стало неимоверно страшно за еще не родившееся дитя. Кира побледнела, едва не пошатнулась.
Левон не заметил ее состояния, продолжал гнуть свою линию:
– Я никогда не женюсь на женщине вроде тебя. Ты недостойная… ты…
– Хватит, – проговорила она тихонько.
И поковыляла к двери.
Не станет она его больше слушать. И про ребенка ему ничего не скажет. Отныне это только ее малыш, и она должна его сберечь.
– Постой, я не договорил, – запальчиво проговорил Левон и подскочил с дивана.
Но Кира больше не могла его слушать. Все, чего она хотела, – побыстрее сбежать.
Она уже потянулась к ручке входной двери, когда он нагнал ее, положил увесистую ладонь ей на плечо.
– Я сказал, стой!
Левон намеренно с силой схватил ее за плечо. Никогда не хватал так, а теперь схватил. Невыносимо ему было, что она вот так уйдет. Он и половины того, что хотел, не высказал. Настроился на ссору и должен был выпустить пар. Ему еще много чего было ей сказать.
Он резко развернул Киру к себе, готовый обрушить на нее всю мощь своего гнева.
– Я не закончил с тобой говорить! – зарычал он.
Намеренно говорил грубо: хотел, чтобы Кира взорвалась в ответ, дала ему повод продолжить ссору.
Но она лишь тихо сказала:
– Пожалуйста, хватит. Я все поняла… Я ухожу, что еще тебе от меня нужно?
Что ему нужно? О, Левон мог составить огромный список, первыми и последними пунктами которого были бы валяния Киры перед ним на коленях в попытках вымолить прощение. Однако ее тихий уход в списке совсем не значился.
– В тебе нет ничего, что было бы мне нужно, – проговорил он надменным тоном.
Она не ответила даже на это.
Тут-то Левон окончательно понял, что не будет она с ним скандалить, не станет отвечать колкостью на колкость. И как с ней ругаться? Неинтересно даже. Интеллигентка чертова. Он бушует, горит изнутри, а ей все равно.
– Ты вещи забыла, – пробурчал он зло.
– Пришли, пожалуйста, курьером, – попросила она тихо и будто бы покачнулась.
Только теперь он увидел, насколько сильно она бледна. Даже ее губы, не тронутые помадой, показались ему лишенными яркости.
О, Левон хотел, чтобы Кире было плохо. Он хотел, чтобы ее мучила совесть, чтобы она задохнулась от чувства вины. Пусть бы рыдала, стонала от душевной боли, горела изнутри так же, как он.
Но вот чего он не хотел, так этого, чтобы ей стало плохо физически.
Это было странно – видеть ее явное недомогание. Кира на здоровье не жаловалась, хотя он настаивал на том, чтобы она была к себе внимательна.
Женщины – хрупкие создания, ему ли не знать? Его мать бесконечно маялась давлением. Чуть понервничает, и вперед – за тонометром и таблетками. За Кирой такого не наблюдалось, и все же…
В памяти всплыла история, как он однажды повелся на мамино «Не надо скорую, сынок» и ушел, оставив ее одну. Потом она загремела на неделю в больницу, а он грыз себе локти и выслушивал от отца и братьев все, что они о нем думали. Вдруг Кире станет так же плохо?
Впрочем, какая ему разница, как она себя чувствует. Или… есть разница? Есть. Он все же не животное, чтобы оставить человека без помощи, если ему плохо. Особенно женщину. Особенно свою… пусть и бывшую.
Он собрался было вызвать ей такси, а потом подумал – мало ли какой попадется водитель? Вдруг окажется прощелыга или тупица, который даже не будет знать, как ей помочь в случае чего. Или вообще вытащит ее из машины и оставит на обочине. Кому нужны чужие проблемы?
Левон представил Киру качающейся от слабости, одну, на улице, в мороз. Вдруг еще собьет кто… Он аж затряс головой от такой картины.
– Я сам отвезу тебя, – сказал он не терпящим возращения тоном.
Кира не возражала.
Он накинул куртку, отвел ее к машине. Пока спускался с ней в лифте, показалось, что она еле стояла. А потом шагала за ним не очень уверенно. Еле подавил в себе желание взять ее под локоть, поддержать. Не хотел, чтобы она чувствовала его заботу. Не заслужила она ее.
Все же открыл перед ней дверь, предлагая сесть на переднее сиденье.
Однако бывшая невеста его жест проигнорировала, юркнула за заднее. Не хотела сидеть рядом? Что ж, пусть так.
Он вернулся за чемоданами, загрузил их в багажник. Спросил, куда отвезти.
– Я ночую у Нины, – ответила Кира сдавленно.
Ну еще бы, куда ей еще деться, если не к тому мужику, которого он застукал с ней в номере.
Левон чуть не ляпнул: «Что, новый ухажер к себе жить не зовет?»
Эти злые слова вертелись на языке, прожигали нёбо ядовитой горечью. Но он не сказал их, пожалел свою бывшую невесту. Ни к чему ему ее истерики, вдруг еще больше разнервничается. Может, и правда подскочило давление?
Вел машину осторожно, периодически поглядывал в зеркало заднего вида, следил за силуэтом Киры. Очень хотел спросить, как она, но сдержался. Ни слова ей за всю дорогу не сказал. Бывшая невеста тоже не проронила ни слова.
Припарковавшись у нужного подъезда, Левон включил в машине свет, развернулся к ней, вгляделся в еще недавно так сильно любимое им лицо. Вроде бы бледность прошла… А вроде и нет.
– Ты чем-то заболела? – этот вопрос буквально выпрыгнул из него.
Кира лишь покачала головой и стала открывать дверь.
Он выбрался на улицу, подхватил ее чемоданы и понес к подъезду. Пока поднимались, коршуном следил за походкой Киры. Что-то в ней было не так, а что, он не понимал.
За время езды немного остыл, а грудь начало прошивать непонятным волнением. Вот не должно его волновать, что там с Кирой, а волнует. Может быть, не стоило так резко на нее напирать, когда она пришла к нему? Весь день ее ждал, кипел как чайник, а когда увидел, и вовсе чуть не задохнулся злостью, вот и напал с порога. Впрочем, ей от него достался, считай, мизер.
Кира открыла дверь, прошла в прихожую, подождала, пока он занесет чемоданы, а потом тихо проговорила:
– Спасибо, Левон.
И что-то в ее «спасибо» было не то. Она словно с внутренним всхлипом его сказала. Тронуло.
В груди у него моментально заныло, засвербело. Неужели он так и уйдет? Больше ее не увидит? Ни этих глаз красивых, ни ее маленьких аккуратных рук, стройных ног.
А она ведь хотела сказать что-то важное. Что? Черт подери, он хотел это услышать.
– Кира, ты, когда пришла ко мне, что-то там лепетала про…
Он замер на полуслове, наткнувшись взглядом на маленький чемодан с логотипом LV, стоявший в углу прихожей. Третий в наборе, тот самый, с которым Кира улетела в Питер, тот самый, который он узрел в номере, где она развратничала с тем уродом.
Сердце заколотилось с такой силой, будто стремилось пробиться наружу сквозь ребра. На глаза снова наползла красная пелена. Нет и не может у него быть нормального разговора с этой тварью.
– Телефон давай, – рявкнул он.
– Что? – не поняла Кира.
– Я сказал, дай телефон!
– Ты хочешь забрать? – Глаза Киры увеличились в размере.
Она достала из сумки телефон, попросила безжизненным голосом:
– Сейчас, только симку достану…
«Подумала, что я буду забирать свой подарок? Ну да, ну да, как бы еще сильнее меня оскорбить…» – мысленно проскрежетал зубами Левон.
О проекте
О подписке