Уведомление, которое я получаю перед входом в игру, до нелепости сухое при всей трагичности его содержимого.
«Аккаунт пользователя Jeroin_2040 отключен в связи со смертью игрока».
Так «Элизиум» оповещает о том, что кто-то из тех, на кого ты подписан, умер. Ни соболезнований, ничего. Аналогичное сообщение они отправляют, если кого-то взломали. Просто вместо: «в связи со смертью игрока», они пишут: «в связи со взломом игрока». Взлом или смерть – различий почти никаких, разве что взломанный аккаунт зачастую подлежит восстановлению.
Джеро было девятнадцать, но при общении с ним я не чувствовал никакой разницы в возрасте. Он был зависим от «Элизиума». Когда я говорю «зависим», значит, парень просто жил в игре, порой забывая о том, что он реальный человек.
Тут таких «зависимых» около девяноста процентов игроков по всему миру. На самом деле это даже мало, на мой взгляд. Но не будем об этом. Джеро был зависим от виртуального мира, пожирая все его плоды – он регулярно менял внешность, покупал новые элементы, побывал более чем в сотне тысяч комнат, в списке его друзей значилось порядка тысячи с лишним человек, а физических минут на его счету хватало, чтобы прожить три полноценных дня, ощущая себя так, словно все это реально.
Именно Джеро дал подружке пароль от моей локации. Мы были с ним в хороших отношениях, на него всегда можно было положиться, неплохо провести время вместе, да и просто как человек он мне нравился, если отпустить этот клоунский нрав, свойственный его юному возрасту.
Я никак не комментирую смерть Джеро среди наших общих виртуальных знакомых.
Самоубийство в наше время – самая частая причина смерти среди всего населения планеты. Люди давно не умирают естественной смертью или же от несчастных случаев и преступности. Люди умирают, потому что хотят умереть. Они делают выбор. Джеро оказался в числе тех, кто предпочел смерть. Только вот его исчезновение вызывает много вопросов.
Во-первых, минуты на его аккаунте пропали лишь спустя неделю после выключения его аккаунта. В «Элизиуме» смерть никогда не является секретом. Если игрок по какой-либо причине умирает в реальности, в игре узнают об этом сразу же. Таковы условия контракта. Здесь не должно быть мертвых аккаунтов. Ни одного. В разделе технической поддержки существует целый отдел устранения аккаунтов мертвецов. Не знаю, каким образом они выясняют, что кого-то не стало, но работают они всегда с пугающей точностью, убирая аккаунты ровно через неделю с момента смерти человека.
Обычно физические минуты (если таковые, конечно, имелись) системные администраторы отправляют пяти случайным друзьям в списке умершего игрока. Об этом всегда приходит сообщение в течение трех дней после смерти человека. Многие этому радуются. У игроков существует настоящая традиция – добавлять как можно больше друзей в свой список в надежде на то, что в ближайшее время кто-нибудь откинется. Добавляют часто случайных и незнакомых игроков. Но чтобы минуты пропадали в никуда после полнейшего обнуления аккаунта – это действительно странно.
Когда умер Джеро, я на себе прочувствовал всю мощь сплетен о том, что людей убивают через чокер, списывая все на самоубийства. Теории заговора, геноцид киберзависимых и прочие вещи вызывали у меня недоумение. Зачем создателям убивать собственных игроков? На этом держится экономика мира.
Впрочем, верить во все это сложно. Я знал Джеро в реальности, а поэтому решаю выяснить все самостоятельно, чтобы раз и навсегда положить конец слухам. Пока люди пребывают в виртуальном пространстве, ничего не зная друг о друге, сплетни распространяются довольно быстро, как снежный ком – они растут и обретают новые и все более ошеломляющие подробности, верить в которые как минимум нелогично. Мне не хочется быть в числе тех, кто ничего не знает. Совершенно.
Мы с Джеро пару раз пересекались в реальности. Жили почти в одном городе – я в центре, он в пригороде. Чтобы доехать до него, нужно было брать скоростной поезд, идущий по самой нижней линии, тот, что не пересекал высотки. Заблудиться в этой сетке было проще простого, ведь я был в пригороде от силы дважды, когда-то давно в детстве.
Обычно Джеро сам приезжал в город. Ему нужно было починить чокер – индикатор, определяющий состояние тела, завис на красном свете, а я знал, как это работает, поэтому помогал Джеро, не беря с него денег. В конце концов, я и правда считал его своим другом. Мы с ним были совсем разными – он всегда казался жизнелюбивым, болтливым, неугомонным, много шутил, попадал в различные неприятности по собственной глупости, а я наоборот – всегда сдерживал эмоции, говорил мало, имел странное чувство юмора. В общем, он скорее был мне как младший брат, за которым нужно было присматривать.
По пути в пригород я наблюдаю за постепенно исчезающими эстакадами, небоскребами, пролетающими мимо машинами. Казалось, я совершенно не чувствую грусти. Будто Джеро и не умирал вовсе. Хотя нет. Это неправильное объяснение. Я спокойно принимаю его смерть, но она не кажется мне трагичной или печальной. Умер мой друг, так внезапно, но почувствовал ли я от этого опустошение и боль? Нет. Я не чувствую вообще ничего. Мне даже не страшно признать, что я ощущаю полнейшие безразличие.
Дверь открывает его младший брат, на вид ему лет четырнадцать, а может и меньше. Невысокий, худощавый парень, с Джеро у него нет ничего общего, либо я просто не помню его лица, чтобы сравнить. Я заранее написал его брату, что хочу приехать, на что он ответил согласием и сказал, что лучше будет зайти, когда родители будут на работе. Из-за смерти сына, понятное дело, они были подавлены и не желали видеть непрошеных гостей.
Дома тихо и темно. Заваленный каким-то хламом коридор кажется еще теснее из-за сломанного электро-велика, кухня довольно убогая, три комнаты, одна из которых принадлежала Джеро, располагаются чуть дальше.
– После того, как мы нашли его, в комнате ничего не трогали, – без эмоций в голосе информирует меня младший брат, открывая дверь в комнату моего друга.
Чистое маленькое пространство, аккуратно застеленная кровать, старые коллекционные кроссовки выставлены в ряд и подсвечиваются светодиодной лампой, меняющей цвет каждые три секунды. Эти кроссовки – единственная дорогая вещь в квартире.
Брат Джеро проходит к столу, на котором стоят какие-то запечатанные коробки, и вскрывает одну из них, доставая оттуда чокер. Тот самый, что я ремонтировал, когда Джеро впервые приезжал в город.
– Вот он. Родители сначала хотели его выкинуть, но из-за всей этой суеты с похоронами даже забыли про него. Я спрятал на всякий случай, – отвечает парень, протягивая мне чокер.
Я беру его и задумчиво верчу в руках.
– Самоубийство? – заглядывая ему в глаза спрашиваю я.
Мальчишка кивает.
– Значит, про чокер, который плавит мозги, это все бред… Ну да. Как я мог сомневаться? – говорю я вслух, хотя предпочел бы сказать про себя.
– Это неправда? – вдруг спрашивает меня брат Джеро.
– Что неправда? – словно очнувшись ото сна, переспрашиваю я.
– То, что от этого чокера игроки умирают, – смущенно отвечает парень.
– А ты что, никогда не играл?
– Я несовершеннолетний.
Я понимающе киваю, забывая о том, что детям доступ в игру закрыт.
– Но, в общем-то, это все ложь. От него никто не умирал. Просто какой-то вброс. Так что если позже захочешь поиграть, бояться там особо нечего, игра классная, – равнодушно говорю я.
Мальчик молчит.
– А причину знаешь? Зачем он это сделал? – Я стараюсь спросить как можно мягче, но с этим у меня всегда были проблемы. Все равно звучит нагло и грубо. Впрочем, меня это вообще не должно касаться. Откуда такое любопытство?
– Он оставил сообщение в зеркале… – Брат показывает на сенсорное зеркало в другом углу комнаты. – Но мы, если честно, не особо поняли.
Я подхожу к зеркалу и касаюсь его, всматриваясь в свое отражение. Оно запрашивает пароль. Я вопросительно поворачиваюсь к брату, и парень, подойдя, вбивает какую-то комбинацию символов и чисел. На зеркале тонким неоновым шрифтом высвечивается дата, время, температура воздуха. Я нажимаю на раздел заметок, в котором нужно выбрать последнюю запись.
А затем мое лицо в отражении перечеркивает послание Джеро:
«Дорогие родители,
Мне всегда сложно было подобрать нужные слова, особенно в такой момент, но я считаю важным избавить вас от вопросов и сомнений, которые грызли бы вас до скончания времен.
Ничьей вины в этом нет.
Меня никто не обидел, не разочаровал. Проблема, а точнее ее решение, заключается в том, что я прожил свою жизнь. Прожил ее именно так, как хотел, пусть и довольно быстро. Мне жаль, что я так мало проводил с вами время, постоянно ссорился из-за этой игры, но вы должны понять, это была не просто игра.
Теперь мне ясно, почему люди стали погибать. Жизнь заканчивается тогда, когда попробовал все, о чем мог только мечтать. Я прошел все стадии своего правильного существования. Я понял, кто я есть, разобрался с тем, чего хочу, и осознал, зачем я был рожден, но беда в том, что я совершенно не знаю, как жить с этим знанием в реальности. Правильнее сказать, что с этим знанием невозможно жить в нашем мире.
Вряд ли вы захотите слушать эти слова, но вы должны. Всю жизнь с самого рождения вы слепо верили тому, что вам навязывают. Это касается всего. Абсолютно всего. Наш реальный мир устроен слишком ошибочно, и пока остальным удобно и дальше внушать вам такое существование, вы всегда будете несчастны. Все очень и очень неправильно. До боли неправильно. И я не удивлен тому, что вы, может, и не понимаете вовсе, о чем я говорю и к чему все это. Боюсь, что я и не смогу объяснить это доступнее вашему пониманию, ведь за свои девятнадцать лет я узнал то, чего вы не узнаете за всю свою жизнь. А может оно и к лучшему? Может так менее болезненно? Не знаю. Вам же с этим жить.
Но не стоит огорчаться за меня, плакать, убиваться. Просто знайте, я был счастлив. Эта штука не то, чем кажется на первый взгляд. В «Элизиуме» спрятана истина, и я постиг ее. А моя реальная жизнь дотлела, словно сигарета. Так порадуйтесь за меня, ведь теперь я свободен от боли разочарования и невозможности что-то изменить.
Я свободен от беспомощности в реальном мире.
Люблю вас.
Ваш сын, Джеро».
Дочитав последние слова, я выключаю зеркало. На меня снова смотрит мое привычное отражение, правда взгляд у меня совершенно пустой. Я оборачиваюсь к мальчику, стоящему рядом.
– Это все?
Он кивает.
Я молча сажусь на кровать друга.
– Можешь забрать его чокер, если хочешь. Я играть все равно не буду, – говорит парень.
– Уверен? Играют все. Правда. Понимаю, сейчас тебе сложно об этом говорить, но поверь, мне двадцать пять лет, я знаю, о чем толкую. Ты, как и все остальные, будешь играть. Потому что это единственное хорошее, что будет в твоей жизни, – честно признался я.
После небольшой паузы я встаю с кровати и отдаю чокер обратно мальчику. Он провожает меня к выходу, не говоря ни слова. На прощание мы обмениваемся еле слышным «пока», а я даже не высказываю соболезнований. Да и к чему оно все? Парнишка наверняка уже наслушался этих неискренних дешевых слов от родственников и знакомых.
На обратном пути у меня в голове прокручиваются отрывки прощального письма, которое оставил мой друг в зеркале. О чем он на самом деле говорил? Если это все о том, что ему скучно быть в реальности, то вопросов нет, я понимаю его мотивы. А если он имел в виду нечто иное? Игра часто оставляет странные пасхалки, которые находят особые счастливчики. Может, в одной из них скрывается истина, о которой говорил Джеро? Или же он просто тронулся умом?
О проекте
О подписке