Рядом с ней опустилась на ковёр Пия. И раз она сделала это, ничего не сказав, то, скорее всего, мы всегда вместе принимаем пищу.

Накрытый стол, в отличие от вчерашнего, не впечатлял. Пару видов сыров наподобие брынзы, салаты и зелень разных сортов. Несколько тарелок явно каких-то овощей, из которых я смогла распознать только огурцы и редис. Зато большое блюдо спелых фруктов радовало.

– Прости, девочка, но сегодня без мяса, – произнесла Пия, усаживаясь поудобнее.

– Это в связи с трауром, – услышала я шёпот жреца. – Нельзя ничего готовить.

Кольнуло осознание, что и цвет моего наряда неспроста. Именно этот небесный оттенок используют для траурного одеяния. Хорошо, что няня позаботилась.

Передо мной лежала глиняная тарелка с необычайно красивым узором. Я уже думала брать еду руками, как вчера на ужине с супругом… но, получив лёгкий тычок в спину от стоявшего за мной жреца, взглянула на опустившуюся сбоку от меня на колени рабыню. Та держала глубокую, наполненную водой миску с плавающими лепестками цветов. Понятно… сначала стоит вымыть руки. Странно, что нас вчера так не обслужили. Просто дали в конце вытереть руки.

Промокнув влагу поданным полотном, заметила, как моя служанка протягивает открытую шкатулку. А вот тут действительно удивилась. Это были приборы из слоновой кости, инкрустированные золотом. Не очень глубокая ложка, двузубая вилка и небольшой нож. Этикет, однако!

Пия отделила по небольшому кусочку от каждого угощения, сложив в одну миску. Подошедший мужчина в белом переднике, с медным браслетом и несколькими кольцами на правой руке, опустился на колени рядом с ней. Он аккуратно, беря еду руками, съел всё предложенное. Подождав минуту, нянечка отпустила того кивком головы. Пища была признана неопасной.

Есть с утра как-то не хотелось, но сыр, зелень и овощи были хороши. Да и отравить их намного сложнее. Подумала, что неплохо было бы добавить сюда омлет и кофе, но отогнала подобные мысли. Хотя… насчёт кофе нужно будет потом порасспрашивать.

Сопевший за спиной жрец успокоился, когда заметил, что пользоваться приборами я умею.

Удручали только мучные изделия. Вчера я их так и не попробовала. А сегодня… на зубах поскрипывал песок. Они его что, специально туда насыпали в таком количестве?

В высоком полупрозрачном бокале мне подали свежее молоко. Судя по воспоминаниям, это очень дорого и является показателем достатка. Естественно, перед этим питьё было опробовано на рабе. Хорошо хоть благодаря молоку удалось избавиться от странного ощущения во рту после потребления хлеба.

Нянюшку же угощали пивом и фруктовым соком. С удовлетворением заметила, что та предпочла сок. Пиво с утра… вечный Октоберфест, блин, ведь тут пиво – что-то вроде национального напитка, правда, оно очень густое.

– Вам нужно начать беседу, – прошептал Аапехти мне в затылок, когда молоко было почти выпито.

– У вас очень красивый дом, госпожа…

– Субира, моя царица.

– Очень приятно.

– Это счастье принимать вас, Солнцеликая.

При этих словах жрец непонятно дёрнулся и, кажется, даже фыркнул.

– Здесь ещё помнят Атона, – прошептал он еле слышно.

А вот мне пришлось схватиться за подлокотник. Воспоминания навалились с новой силой… Огромный дворец из белого камня. Анфилады комнат, украшенные изразцами. Красочно расписанные потолки и колонны. Огромные статуи, покрытые позолотой.

А за его пределами нескончаемые столы с подношениями. Протухающие на жарком солнце продукты: мясо, овощи, хлеба. Всё, принесённое в дар Атону. И затем смрад, доносимый лёгким ветерком с площади величественного белого города – Ахетатона. Быстро построенного и так же скоро заброшенного.

И имя… Анхесенатон… «дочь царя от плоти его, любимая им, Анхесенатон, рождённая великой женой царя, любимой им Нефер-Неферу-Атон-Нефертити, живи она вечно, вековечно». Да, такое имя было у меня в детстве. Именно во славу Солнца – Атона и назвал меня отец Эхнатон. Фараон, отвергнувший всех богов, кроме одного. Мой муж!

Всё верно. Первым браком моя предшественница была замужем за своим отцом, как и ещё пять её родных сестёр. Хотя замужество для неё и троих младших было чисто номинальным, что не скажешь о двух старших. На момент смерти Эхнатона Анхесенатон было примерно лет десять. Почему примерно? После того, как сбривали «локон юности», дни рождения справляли только фараонам! В общем, сколько бы ни было, но время «Первой Крови» ещё не наступило, посему на ложе к мужу она не допускалась, живя с матерью в Северном дворце.

Да, настроения воспоминания не добавили. А вот желание опорожнить желудок от только что съеденного – весьма. И не от осознания такого кровосмесительства. То, что фараоны брали в жены сестёр и дочерей, не было для меня секретом. Просто процесс проявления знаний до сих пор был довольно болезненным.

Сам Эхнатон, отчаявшись получить от «любимой жены» сына, уже давно охладел к ней. Многочисленные жёны тоже разрождались девочками. Ходили слухи, что фараон, дабы увеличить мужскую силу, брал на ложе даже юношей. Но и это не помогало.

А вспомнилась мне Макетатон. Вторая из старших сестёр, которая в после пролития «первой крови», была отправлена к мужу. Забеременела она через пару месяцев, как её отправили в царский дворец. Но при родах умерла, разродившись мёртвой девочкой. Она была ещё так юна.

Самой старшей из сестёр, можно сказать, повезло. Она так и не забеременела за несколько лет жизни с фараоном. Её впоследствии отдали в жёны Сменхкаре, ставшему в последние годы жизни отца его соправителем. Преемственность, однако.

Встряхнула головой, старательно ограждаясь от причиняющих боль воспоминаний. Не сейчас. Вон как побледнела хозяйка, а Пия наливается яростью.

– Всё со мной хорошо, няня, – произнесла тихо, пока та не высказала чего-то ненужного, – посмотри на раба. Он в порядке. Я просто ещё не отошла от вчерашнего.

Женщина стала успокаиваться, даже извиняюще улыбнулась хозяйке.

– Я бы хотела побыть одна, – сообщила, отдышавшись. – У тебя, Субира, наверняка много дел. А ты, Аапехти, останься и помолись со мной.

Все вышли, даже рабыни, сидевшие на коленях у стен. Только два чернокожих воина молчаливо остались стоять у двери. Вот и телохранители проявились.

Мы со жрецом довольно долго сидели в тишине, пока я вытирала холодный пот своим траурным одеянием.

– Что случилось, госпожа? – настороженно и тихо спросил он, оказавшись рядом.

– Воспоминания этого тела. Кроме того, что они причиняют физическую боль, так ещё и то, что я осознаю, печалит мою душу.

– Да, моя царица, вы много пережили, но ваше юное Ка…

– Ты считаешь мою Ка новорождённой?

– Так сказала Бастед…

– Хм… знаешь ли ты клятву, которую никогда не сможешь нарушить? Сможешь ли поклясться, что никому не откроешь того, что я тебе расскажу?

– Чтобы моя Ка никогда не вошла в скрытую дверь и не оживила моего Сах, госпожа! – воодушевлённо проговорил мужчина, приложив руку к сердцу.

– Так знай, Аапехти, моя Ка прожила долгую жизнь в другом теле, прежде чем богиня принесла меню сюда. Я должна была уже разменять пять десятилетий, но не в этом времени.

– О чём вы говорите, моя царица?

– Ты не поверишь, но моё Ка рождено три с половиной тысячелетия вперёд.

Жрец поражённо молчал, обдумывая мои слова.

– Вы были столь стары…

На это замечание я просто улыбнулась. Обычный человек здесь редко переходит сорокалетний рубеж.

– И какой Та-Кемет в ваше время? Величие возросло? Какая династия правит?

Та-Кемет… «Чёрная Земля» … Именно так называется эта страна, а не греческим названием «Египет», совершенно ей чуждым.

– О-о-о, – горько рассмеялась, – тебе лучше не знать.

– Нас опять захватили гиксосы? Или нубийцы предали? – воскликнул жрец.

При этом охранники немного напряглись, положив руки на хопеш⁸, притороченный к поясу.

– Нет, – улыбнулась печально, – в моё время уже нет ни гиксосов, ни нубийцев.

– А Та-Кемет? – продолжил он тихо. Волновать чернокожих воинов ему не хотелось.

– Страна… существует, но живёт в ней другой народ.

– Мы можем защититься от него?

– Не знаю, – ответила, задумавшись, – как завоеватель, он образуется только почти через два тысячелетия. Но за это время и другие народы будут покорять эту землю… и не раз.

– Я должен сообщить это братьям.

– Ты обещал, Аапехти! – прошипела зло.

На его лице отразилась сложная гамма чувств. И боль, и ярость, и отчаяние.

– Кстати, что за братья? – удивилась я. – Разве ты не жрец Бастед?

– Да, но ещё с отроческих лет был приглашён в братство Гора за ясный ум и склонность к наукам, моя госпожа.

Так это не глаз Ра, а глаз Гора носит он на груди.

– Я не знаю, могу ли доверять твоим братьям, – ответила, покачав головой. – Тебя выбрала сама богиня, а остальные…

– Как же я могу помочь вам, моя царица, если вы владеете знаниями тысяч поколений наших потомков? Для чего я вам?

– Ты будешь смеяться… а может быть, и плакать… но об этих временах мы очень мало знаем. Только по надписям и свиткам в гробницах.

– Вы разорили гробницы? – в священном ужасе отшатнулся от меня Аапехти.

– Не я, – горько рассмеялась, – но да, примерно за пару сотен лет до моего рождения эта земля стала интересна многим. Начали приезжать люди, искать. Местные жители… вернее, те, кто стали жить на этой земле впоследствии, сами находили, выкапывали и продавали священные Сах людей, животных… даже правителей. А самой интересной забавой для тогдашней Пат⁹ считалось развернуть, а потом и разломать останки, увеселяясь употреблением вина.

– Это святотатство! Куда смотрели боги?

– А вот это вопрос не ко мне! У нас там, вообще, большинство почитают одного Бога.

– Опять Атон? Всё не успокоится?

– О-о-о нет, он тут совершенно не при чём.

– А кто же? – От удивления жрец даже сел, подвернув под себя ноги.

– Иегова…

– Бог евреев? Как такое возможно? Немыслимо!

– Сейчас да… а вот спустя полтора тысячелетия…

– Но ведь нашим богам мы поклоняемся уже более пяти тысяч лет! А до этого они сами правили этим миром! Как же так?

– Я не знаю ответов на твои вопросы, Аапехти.

В проёме показалась головка маленькой рабыни, которую прислала Пия спросить, не хочу ли я освежиться перед «благословением».

– Скажи няне, что всё хорошо и пусть позовёт меня, когда настанет время.

– Что за «благословение»? – спросила жреца через некоторое время.

Он так и просидел на ковре, устремив задумчивый взор в неизвестность.

– А? – уточнил, взглянув на меня. – Каждый полдень Великая царская супруга выходит на возвышенное место, террасу дворца или крышу храма, и, простерев руки к народу, благословляет его. Это Ваша священная обязанность, как «повелительницы обеих земель».

– И как долго это делать?

– Тридцать ударов сердца, моя госпожа.

– Ну, хотя бы не устану, – ответила ему, хотя Аапехти всё ещё находился в задумчивости.

– А если рассказать им не всё? – спросил он.

– То есть?

– Просто поведать о будущем, не говоря о вас.

– И откуда ты это тогда знаешь?

– Боги открыли в видении. Ведь Баст предупредила меня о вас.

– Хорошо, думаю, так будет возможно.

– Спасибо, моя царица, – радостно вскочил мужчина на колени, бухнувшись лбом в пол. – Вы увидите, как будут полезны братья для вашего «великого дома».

В этот момент пришла Пия, сообщив, что крыша дома подготовлена для моего выхода, а люди уже собираются вокруг, чтобы лицезреть «царственную супругу».

Пришлось потихоньку встать, тело ещё не отошло после вчерашнего, и пройти вглубь здания к каменной лестнице, выкрашенной белой краской. Никакого поручня, естественно, не наблюдалось. И хотя нянечка хотела помочь, Аапехти оттеснил её, подав мне руку. На крыше было довольно жарко. А что будет на новый год? Самое пекло.

Подойдя к краю, я простёрла руки к толпе, что образовалась перед домом, хотя её старались сдерживать чёрные воины, но в звериных шкурах вместо белых юбок, как у моих телохранителей. В правой руке каждый из них сжимал копьё, а в левой – огромный щит, которым теснили людей, не давая тем близко подойти к зданию.

– Кстати, Аапехти, почему вчера на ужине не было рыбы, но такое обилие мяса и птицы? Ведь её должно быть много в реке, – спросила, стараясь не оступиться.

– Рыба – еда простолюдинов, моя царица.

– Почему это? – Стало обидно, её я всегда любила.

– Согласно древним текстам, именно рыбы съели гениталии Осириса. Их так и не нашли.