Я посидел немного, покурил. Все-таки не лежала у меня душа к общению с этим рыжим типом, хоть убей, и даже, кажется, коньяк не очень помог. Мутный он какой-то, загадочный, и манерничает, как Дэвид Суше в роли Пуаро. Но теперь поздно брыкаться. Раз уж позволил себя уговорить, изволь бить чечетку.

Я вернулся в зал. По дороге к своему столику оглядел шумную компанию. Алла Ивановна представляла собой живое воплощение советской бухгалтерии – круглая, щекастая, с большой копной черных волос и будто приклеенной к лицу улыбкой. Поздравляли ее двое сереньких мужчин за пятьдесят и две женщины помоложе без особых признаков. Все они, наверно, были коллегами – слишком уж типичное поведение. Стол ломился от бутылок и блюд, и останавливаться ребята, похоже, не собирались.

– Извините еще раз, – сказал я, вернувшись на свое место. – Дочь потеряла.

– Ничего, я все понимаю.

Судя по выражению лица, Дмитрий не очень переживал из-за моей разлуки с ребенком.

– Итак, – продолжил я, – внимательно вас слушаю.

– Антон, должен вам признаться, что не я ваш клиент. Я его представитель.

– Это не принципиально, мне нужна суть.

– А суть дела раскроет он сам.

Дмитрий указал рукой на вход в зал. Я обернулся…

…и обомлел.

Господин Валуйский собственной персоной! Как писала и пишет о нем пресса, «известный антиквар и ценитель старины». Ха! По мне так он обычный барыга, перегнавший за границу десятки раритетов. Имеет много контактов, в том числе на таможне и в наших ментовских кругах. С ним работали и продолжают работать перекупщики, ювелиры, прочий полезный люд. Для него скупают у стариков за бесценок предметы, он приводит их в товарный вид и перепродает. В общем, уважаемый человек, часто выступающий в средствах массовой информации как эксперт по культурному наследию.

Судьба свела меня с ним восемь лет назад. Он проходил по делу о потерянном Медальоне Непорочного Зачатия – магической штуковине, которая, по легенде, принадлежала чуть ли не самой сестре милосердия Екатерине Лябур. Этой женщине приписывают мистическое общение с Пресвятой Девой Марией. Рассказывают, что в 1830 году во время эпидемии холеры в Париже эта самая Дева Мария явилась к Лябур и повелела изготовить чудесный медальон, который исцелит больных и принесет благодать и счастье всякому, кто будет его носить. В христианском мире сей артефакт до сих пор весьма почитаем. Одна такая штуковина попала к Валуйскому, и он был уверен, что это тот самый, аутентичный Медальон, изготовленный Лябур в девятнадцатом веке. Так ли это на самом деле, сейчас уже не узнаешь, потому что наш успешный антиквар его где-то посеял, а потом уже и я потерял связь с ним самим.

Шумная была история, довольно неприятная, коснувшаяся, помимо прочих, и членов моей семьи, и вспоминать о ней я не люблю. Но вот Валуйский вновь передо мной – такой же толстый, лоснящийся, с золотой цепью на бычьей шее, в белых штанах и рубашке. Даже штиблеты белые. Все как в тот раз, когда я впервые его увидел. И дышит так же натужно.

Наверно, мне полагалось подняться для рукопожатия, как это сделал Дмитрий, но я прирос задом к дивану. Валуйского сопровождали «два дюжих парня из ларца, одинаковых с лица». Мне никогда не нравилась эта публика, несмотря на большой опыт службы в органах.

– Вижу, вы рады меня видеть, – произнес Владимир с иронией, присовокупив кисловатую улыбку. Чтобы не заострять внимание на торжественности момента, я с невинным видом развел руками. – Позволите, я присяду?

Я молча отодвинулся к окну, перетащив с собой тарелку с салатом и бокал. Валуйский грузно опустился рядом. Его свита пристроилась за двухместным столиком в центре зала.

– Что тут можно выпить?

– У нас есть коньяк, – подсуетился Дмитрий. – Можно заказать еще, бокал сейчас принесут.

– Не стоит, – возразил антиквар. – С моим-то здоровьем…

Я продолжал хранить молчание, пытаясь справиться с эмоциями. Во что он опять влез и зачем ему я?

Валуйскому принесли апельсиновый фреш, он отпил немного, оглядел нас с Дмитрием задумчивым взглядом, постучал пальцами по столу. Я ждал вступления. В конце концов, он тут заказчик, а я не умею читать мысли.

Сделав еще глоток, он начал свою речь – так же по-барски и нарочито образно, как и в первую нашу встречу.

– Я рад, Антон, что вы нашли время для меня. И рад, что согласились встретиться именно здесь. Дело в том, что это место имеет принципиальное значение.

– Поясните.

– Все просто. В этом зале находятся люди, среди которых я хочу найти одного. Вы можете помочь.

И хитренько так посмотрел на меня: мол, слабо, сыщик?

Тут уж я не стал молчать. Весь лоск приличного переговорщика слетел с меня, как свежий снег с ботинка. Я им не цирковая мартышка.

– Решили поиграть в «Убийство в «Восточном экспрессе»? Извините, квесты не по моей части.

Я вытер губы салфеткой, отодвинул тарелку. Весь мой решительный вид должен был говорить, что я собираюсь откланяться. Клоуны…

– А вы не спешите с ответом. Оглядитесь вокруг. Уверен, поставленная задача вполне вам по силам.

Я огляделся. Нет, я вовсе не собирался ему потакать, но голова моя сама собой начала вертеться. Это было рефлекторное движение: если тебе скажут, чтобы ты не думал о синем квадратном апельсине, ты непременно его представишь во всех деталях.

– Что скажете? – подначил Валуйский.

– Скажу, что ошибся насчет «Восточного экспресса». Это, пожалуй, «Десять негритят». Вы обманом затащили всех этих людей в одно место и в одно время? Если так, то это ювелирная работа.

– Да, мы тоже кое-что умеем, – не без гордости заявил Антиквар.

– И что натворил этот бедолага? Украл у вас Кольцо Саурона? Подменил чайное ситечко эпохи Рюриковичей?

Меня несло. Во-первых, я выпил, а во-вторых, я всегда верил, что злость полезнее любых других эмоций, включая сострадание. И я был сейчас чертовски зол на них всех – и на Дмитрия с его армянской кухней, и на жирную сволочь в белом, и на его туповатую свиту.

Валуйский же, напротив, явно получал удовольствие.

– Чему вы улыбаетесь? – спросил я.

– Так, вспомнил кое-что.

– Предавайтесь воспоминаниям и дальше, а я пойду, меня ждут.

Я поднялся. Антиквар не предпринимал никаких попыток освободить мне дорогу. Нелепая картина.

– Послушайте, милейший…

– Ну будет вам, Антон, будет. – Валуйский жестом предложил мне сесть обратно. – Я пошутил.

– В смысле?

– В прямом. Не будет никакого квеста. Хотя, признаюсь, мне жаль, могло получиться занятно.

Я вздохнул, медленно опустился на диван. А что мне оставалось делать? Не по башке же его бить. Дюжие молодцы разобрались бы со мной за пару секунд.

Я плеснул себе еще коньяку, никому больше не предлагая. Дмитрий и Антиквар переглянулись. Я выпил залпом, занюхал рукавом. Совсем как в студенческие времена…

– Владимир, либо вы перестаете говорить загадками, либо я выхожу через окно.

– Хорошо. – Он приосанился, стал серьезным. – Это действительно я собрал всех этих людей, но не обманом. Это сотрудники моих офисов, проедают и пропивают казенные деньги. И у них, кстати, неплохо получается. – Он обернулся к соседней компании. – Ребята, отбой! Давайте там поскромнее!

«Ребята», чествовавшие Аллу Ивановну, притихли. Теперь я слышал за спиной только звон столовых приборов. Остальные посетители ресторана – «дальнобойщик», сладкая парочка и волосатый парень за барной стойкой – с любопытством наблюдали за нами. Похоже, все это время клоуном на манеже был я.

– Чудненько. И зачем это?

– Так, хотел немного поиграть. Знаете ли, я всегда считал, что месть – это такое блюдо, которое надо подавать непременно горячим и под коньячок. Правда, Дима предупреждал меня, что вы не поведётесь, но попытка не пытка.

– За что же вы мне мстите?

Он вскинул брови: дескать, сам не догоняешь? Я сделал вид, что не догоняю.

– Знаете, Антон, я давно отпустил историю с пропажей Медальона. В моей работе случаются провалы, и убиваться по каждому не хватит здоровья. Но за прошедшие восемь лет вы еще не раз переходили мне дорогу, хотя даже не догадывались об этом.

– Когда это?

Валуйский посмотрел на Рыжего. Тот охотно пришел на помощь.

– Год две тысячи тринадцатый: дело о наследстве Валентина Серова, старинные иконы на три миллиона рублей исчезли в неизвестном направлении…

– Да, было, – с грустной улыбкой подтвердил Валуйский. – Ушли из-под самого носа, и всё благодаря тому, что вам удалось отыскать настоящее серовское завещание. Иконы были не так чтобы Андрей Рублев или Феофан Грек, но глупые наследницы и того не оценили, скинули кому-то по дешевке. Я не смог их найти. Дальше, Дима.

– Две тысячи пятнадцатый, – деловито продолжил Рыжий, – налет на загородный дом Анны Скобликовой. Инсценировка обычного ограбления с целью сокрыть кражу важных документов…

– Вы проходили по делу как свидетель, Антон, сдали следствию всё, что нарыли. Это было больно.

– Август восемнадцатого, наружка за бизнесменом Юрием Ладыгиным…

Дальше я уже не слушал, с беспечным видом грыз лимон. Пришла моя очередь получать удовольствие от аудиенции. Да, то были интересные дела, и я их помню в деталях. Вот только я и представить себе не мог, что судьба снова и снова сталкивала меня с одним и тем же человеком. К чему бы, спрашивается?

Дмитрий закончил перечисление подвигов сыщика Данилова. Валуйский внимательно изучал мою реакцию.

– А вы прямо как профессор Мориарти, – сказал я, скидывая лимонную кожуру в тарелку. – Записи в блокноте не вели?

– Не было нужды.

Я отряхнул руки, торжественно прочистил горло, как диджей на радио перед включением микрофона.

– Что ж, друзья, мне льстит ваше внимание к моей персоне, но я не очень понимаю, чего вы хотите. В суд на меня подать? Затолкать в машину и увезти в лес? Будьте уверены, что во втором случае через час-полтора за вами придет весь городской гарнизон Росгвардии.

– Ой ли? – хмыкнул Антиквар.

– Хотите проверить? Ради такого шоу я готов полежать в багажнике со связанными руками.

Повисло тягостное молчание. Мы смотрели друг на друга, как Волан-де-Морт и Гарри Поттер. Того и гляди из глаз полетят молнии.

– Давайте колитесь уже, Владимир, не томите.

Он сдался.

– Как угодно. В общем, вы продемонстрировали свой исключительный профессионализм, и я даже не могу на вас сердиться. Чего уж там, вы были на высоте… Как вы посмотрите на то, чтобы поработать на меня?

– Хм, любопытно. В качестве кого?

– В качестве начальника службы контрразведки. Шутка. Я предлагаю вам стать полноправным членом моей команды. Мне нужны люди вроде вас, мы могли бы сделать много полезного для общества и некоторых отдельных его членов. Что скажете?

Я задумчиво постучал пальцами по столу. Не могу сказать, что был удивлен таким неожиданным предложением – все сегодняшние выкрутасы Валуйского и его людей намекали на нечто подобное, – но рассматривать его всерьез я не собирался.

Антиквар понял это по моим глазам.

– Отказываетесь?

– Конечно.

– Могу я узнать причину?

– Можете. Вы плохой человек.

– Серьезно? Хороший человек, плохой – вы это серьезно?

– А это всегда очень серьезно. Это вообще единственная серьезная вещь на свете – хороший человек или говно.³

Валуйский нахмурился. Переход от светского трёпа к идеологическому противостоянию его озадачил.

– Вы не забываетесь, сыщик?

– Нет, я в трезвом уме… ну, почти… и в твердой памяти. А посему прощайте. Спасибо за ужин. Кстати, долма тут не очень, моя дочь лучше готовит.

Я снова поднялся – на этот раз с твердым намерением перешагнуть толстяка, если потребуется, и пусть его телохранители хватаются хоть за волыны, хоть за столовую утварь. Я ведь не шутил насчет Росгвардии: один звонок Володе Стрельникову из ГУВД – и Валуйского закатают в асфальт.

Антиквар вышел из-за стола, освобождая мне путь.

– Вы всё же подумайте, – сказал он напоследок. – Я даже готов забыть ваши обидные слова…

– Но я их не забуду. И повторю, если снова вас увижу. Бармен, налейте парням горилки!

Я направился к выходу, чувствуя спиной взгляды всех присутствующих, включая подставных посетителей. Я был чертовски зол. Столько времени потратил, зараза!

На улице я купил эскимо. Откусил большой кусок, проглотил, обдав гортань холодом. Я слегка успокоился и подумал: а вообще-то прикольно получилось, столько комплиментов услышал, и от кого! Когда еще такое случится…

Ладно, черт с ними. Дома меня еще ждет какой-то разговор с Тамаркой, а это гораздо важнее. Как-то странно она звучала в трубке. Не случилось бы чего.