Глава 4

Два года назад. 25 – 30 ноября

Красная божья коровка торопливо перебирала ножками, норовя спрятаться подальше от следящих за ней глаз. Илья подставил руку, предлагая забраться на нее, но коровка затихла, выжидая.

– Красивая. Откуда ты взялась здесь среди зимы? Не иначе как с фруктами прилетела, – он взял листок бумаги, лежащий на серванте, и поддел им букашку. – Иди сюда...

Но едва лист коснулся ножек божьей коровки, как она расправила крылышки и взлетела к потолку.

Илью почему-то охватила досада.

Он положил листок обратно на старинный сервант, мельком отметив, что это чек из какой-то мастерской, и прошел к столу. Хозяин дома был невероятно старомоден. Квартира выглядела так, будто на дворе не двадцать первый век, а середина девятнадцатого. Конечно, этому способствовало и обилие антикварных вещей, и убранство комнат – стены, затянутые белым штофом в витых золоченых рамах, и двери, украшенные десюдепортами – панно, расположенными над входом, с причудливой барочной резьбой. Тяжелые бархатные шторы на шелковой подкладке наверняка почти не пропускали свет. Но сейчас они были широко раздвинуты и подвязаны витыми шнурами с крупными массивными кистями.

На небольшом бюро у окна лежал резной перламутровый нож. Рукоять ножа была выполнена сверху в виде двух переплетающихся драконов, под ними причудливой вязью шли иероглифы. По центру ее украшал изящный золотой поясок с бриллиантовой крошкой. Один из иероглифов Илья знал хорошо, он означал «опасность». Второй вроде бы читался как «покой». Рядом лежал и футляр для ножа: с твердым кожаным покрытием снаружи, изнутри он был выстлан алым бархатом и атласом.

– Любуетесь? – раздался рядом скрипучий старческий голос. – Это нож моего прапрадеда. Между прочим, середины девятнадцатого века изделие. Дед привез его из путешествия по Японии и с тех пор не расставался с ним. Только чудом эта прелестная вещица попала ко мне, да. Вы присаживайтесь, голубчик, заждались поди.

Хозяин жилища, Василий Савельевич Воронцовский, сухонький седой старичок, был похож на полуоблетевший одуванчик. Представлялся он всем не иначе как «князь Воронцовский», и если к нему обращались по фамилии без титула, Василий Савельич надолго обижался и замолкал. Об этом Илью Григорьича предупредили заранее, чтобы он ненароком не разобидел клиента. А еще сказали, что князь чрезвычайно разговорчив и прервать его бывает очень сложно.

И вот теперь Илья сидел и слушал историю рода князей Воронцовских, которые, по преданию, ведут свой род от самого Рюрика. И хотя никаких подлинных документов об этом пока не найдено, раскопать доказательства – только дело времени...

Илья слушал вполуха. В генеалогии он был не слишком силен, но никак не мог избавиться от ощущения, что «князь Воронцовский» звучит как-то неправильно. Будто это опереточный персонаж, сродни князю Орловскому из оперетты Иоганна Штрауса «Летучая мышь». Известно же, что граф Орлов существовал, а князя Орловского никогда не было. Однако заинтересованное выражение лица, несмотря на свои размышления, Илья Григорьевич сохранял терпеливо, надеясь, что князю когда-нибудь наскучит говорить. Но надежды оказались напрасными: тема происхождения рода не кончалась.

Когда Воронцовский начал в подробностях рассказывать о своей многолетней борьбе с бюрократией за право беспрепятственно посещать любые архивы, терпение у Ильи лопнуло. Улучив момент, когда князь запнулся, вспоминая точную дату рождения одного из своих многочисленных именитых предков, Илья Григорьевич быстро сказал:

– Это все чрезвычайно любопытно. А не тому ли вашему пращуру принадлежал крест, который мы сегодня хотим оценить?

Князь Воронцовский прекрасно понял намек и сразу поджал губы.

– Я понимаю, вам неинтересно то, что я рассказываю, молодой человек. Но что делать, вот такие мы, старики – все нам внимания не хватает, да собеседника поотзывчивей и подобрее хочется. Ладно, подождите минуточку, я сейчас вынесу крест.

Появился князь очень скоро с небольшим латунным ларцем в руках, украшенным чеканкой. Илья с удивлением глядел на старинный сундучок. И опять, в который уже раз за вечер думал, что обитель Воронцовского по количеству антикварных вещей скорее похожа на филиал музея, чем на жилую квартиру в современном доме. И в этом желании окружить себя стариной, на взгляд Ильи Григорьевича, было что-то чрезмерное, нарочитое. Словно Воронцовский хотел убедить всех, а может быть, прежде всего самого себя в своем высокородном происхождении.

Князь подошел к столу, торжественно поставил на него ларец и откинул крышку. Илья Григорьевич привстал и заглянул внутрь. Там оказалось одно-единственное украшение – византийский крест ослепительной красоты, усыпанный бриллиантами и рубинами. Он был выполнен в виде расходящихся от центрального круга четырех лучей, завершающихся лилиями. Крупный синий бриллиант помещался в центре, четыре белых, чуть поменьше, украшали лилии на концах креста, а между ними россыпью шли черные бриллианты и алые рубины. Крест был настолько красив, что даже у видавшего виды Ильи Григорьича захватило дух.

– Такие кресты известны с одиннадцатого-двенадцатого веков, на Руси они стали широко распространены несколько позже – в четырнадцатом-пятнадцатом. А вот эти белые полевые лилии, – Воронцовский указал на концы креста, – по-славянски назывались «крины сельные» и символически напоминали слова Христа о Своем Служении: «Я – лилия долин!» – говорил Господь. Голубой бриллиант в центре символизирует небо, черные – землю, а рубины – кровь, пролитую на полях сражений. Далекий предок был одарен этим крестом за верную службу царю, а мне он достался по наследству.

– Очень интересно. – Илья достал из футляра ювелирный монокуляр, привычным жестом вставил его в глаз и принялся изучать драгоценный камень в центре креста.

«Прозрачный синий бриллиант, – думал он, – природный Fancy Vivid Blue. Редкость несомненная. Недавно подобный был продан с аукциона «Сотбис» за девять с половиной миллионов долларов...»

Он долго разглядывал камни, украшающие крест, тщательно оценивая каждый из них. Черные бриллианты тоже оказались уникальны – прозрачные, не «отягощенные» массой графитовых включений, типа карбонадо. Разумеется, их стоимость была несколько ниже, чем у белых, но тоже достаточно высока.

Все это время Василий Савельич сидел молча, напряженно вглядываясь Илье в лицо. И только когда тот отложил в сторону монокуляр, нетерпеливо спросил:

– Ну, что скажете, голубчик? Какова цена этого волшебства?

– Учитывая стоимость каждого камня в отдельности и художественную ценность самого украшения, я бы вам рекомендовал выставить крест на аукцион с начальной ценой в пятнадцать миллионов долларов. Если понадобится моя помощь, я всегда к вашим услугам.

Сказал, и вдруг опять поймал себя на ощущении нереальности происходящего. Слишком алчно загорелись у Воронцовского вдруг глаза, когда он услышал о стоимости креста. Чересчур суетливо он попытался это скрыть, будто актер на сцене, который на мгновение вышел из роли. И это было странно – как можно владеть сокровищем и не знать даже примерной его цену?!