Глава 17

=Настя=

Папа молча отпустил меня на новогодний вечер и даже не прочитал перечень того, «что не нужно делать на таких мероприятиях». После маминой годовщины он сильно осунулся, а когда сидел на репетиции с оркестром, я видела, как блестят его глаза. Бывший военный никогда не выдаст свои чувства, но мне-то и говорить о них не надо, я и так все вижу.

Он даже привез меня к Академии тридцать первого декабря и затащил чехол с платьем в сорок четвертый кабинет. Прощался коротко, просто коснулся губами моей щеки и ушел, сказав напоследок звонить в любое время. Если что.

А я даже не знала, попаду ли к полуночи домой. От этого стало как-то тоскливо, хотелось побежать за папой и попросить остаться, но… Я уже взрослая. Должна учиться отвечать за свои поступки, а он должен привыкнуть, что я не смогу быть рядом всю жизнь. Это из-за меня он не женился второй раз, и я немного чувствовала свою вину и боялась, что выйду замуж, а он совсем растеряется.

Когда его шаги затихли в коридорах Академии, ко мне подошел Алексей.

– Можешь распеться здесь, а потом спокойно переодеться. Держи. – Он протянул руку и положил длинный ключ мне на ладонь. – Кабинет полностью в твоем распоряжении.

– А ты?

– У меня другие планы на сегодня. – Он бросил взгляд в наполненную оркестровую.

Около входа стояла незнакомая мне девушка. Рыженькая и невысокая. Она что-то весело говорила в сторону и активно жестикулировала.

– О, познакомишь?

Лёша чуть придвинулся и прошептал:

– Рано еще, но позже познакомлю. Ты только когда уходить будешь, оставь ключ на вахте, – и, потрепав мое плечо, дирижер убежал к своей… девушке?

Ну, будем верить, что скоро ею станет. С первого взгляда она очень располагает.

А мне так легко стало, когда я осознала, что Лёша не на меня глаз положил. Не хотелось разочаровывать хорошего человека и объяснять, почему у меня не «ёкнуло». Не люблю я это, до ужаса не люблю.

Сегодня мне хотелось чего-то необычного, потому свои кудри я спрятала под розовый парик-каре, глаза подчеркнула стрелочками. Из зеркала на меня смотрела незнакомка, а в груди распускались странные неведомые чувства. Будто сегодня что-то случится. Наверное, это все ощущение наплывающего, как цунами, праздника.

Я никогда еще не отмечала Новый год вне дома, и это было по-особенному интересно, но и немного грустно. Примерная дочь вырвалась из гнезда.

Почему-то вспомнился Эдуард и его ухаживания в течение нескольких месяцев, и как потом, после того, как все случилось, меня просто отшвырнули, как использованную вещь. Я жалела. Безумно жалела, что позволила украсть самое ценное. То, что берегла для единственного и любимого, который на деле оказался проходимцем. Полгода я не могла смотреть на мужчин, в груди будто окна нараспашку, до сих пор сквозит.

Наверное, от каждого нового ухажера я ожидала подобного предательства, потому и избегала отношений.

Петь в смятении, что навалилось на меня, как камнепад, было тяжело. Я дрожала и не могла раскрепоститься. Лажанула пару раз и напутала слова. После выступления было гадко на душе, и даже веселье и танцы не спасали, потому я стала пробираться через танцующую толпу к выходу. Я пыталась. Честно пыталась не возвращаться мысленно на сцену и не переслушивать свои промашки в голове, но не получалось. И Тотоша не пришел, хотя обещал. Все скатывалось в какую-то безнадегу, и лучше никого не заражать своей грустью.

– Ты молодец! – Лёша пробрался через толпу и неожиданно обнял меня по-дружески, похлопал по плечам. – За такой короткий срок со всем справилась. Будешь с нами петь дальше? – отодвинул меня от себя и дохнул слабым запахом вишневого вина.

Я поперхнулась воздухом.

– Ты серьезно? Я же фальшивила…

– Да брось! После болезни и в такой нагрузке репетировать – да ты просто на сто процентов гений! Слышала, как наша «знаменитость» выла? Тебе до ее лаж далеко! – Лёша был весел и румян и все поглядывал на рыжую девчушку, что плясала около колонок.

– И давно Соня у вас поет? – Я неловко отошла назад, стукнув каблучком лодочек по полу. Вспомнила, как передо мной выступала коротышка с пышной грудью. Она была вульгарна не только в своем наряде, но и манере пения. Мне тогда стало противно, ушки чуть не свернулись в трубочку, потому я ушла в коридор и стала ждать своей очереди.

Меня вернул к реальности голос Алексея:

– Давно. Она в этом году заканчивает четвертый курс, потому предлагаю тебе занять место солистки.

Я не верила своим ушам.

– А… сольные можно принести?

– Ты пишешь песни? – Дирижер приподнял светлую бровь.

Я коротко кивнула и прикусила смущенно нижнюю губу. Высмеет сейчас, сбегу…

– Лёша, ты идешь? – Рыжая девушка оплела локоть мужчины худенькой ручкой и прижалась щекой к плечу, а потом оторвалась и скрылась в толпе.

Такой короткий знак внимания, но показывает, что Алексей уже занят, а я для нее не конкурентка. Эта девушка уверена в своем мужчине, и это на самом деле круто осознавать.

Алексей засмеялся ей вслед и снова обратился ко мне:

– Настя, мы и сольные посмотрим, подумаем над аранжировкой. Отдыхай сейчас и к столу подходи, не стесняйся, а с начала года займемся программой.

– Спасибо, – получилось как-то сдавленно, потому что вал эмоций сильно подкашивал мне ноги, нужно было немного подышать.

Я буду петь в оркестре на постоянной основе. Это невероятно!

Лёша замялся, будто не хотел оставлять меня одну, и я приободрилась:

– Иди к ней, а я выйду ненадолго в тишину, – заулыбалась я и, обойдя разгоряченных студентов на танцполе, потопала к кабинету. Стук моих каблуков двоился где-то далеко в коридоре.

В сорок четвертом кто-то играл на фортепиано. Я застыла у закрытых дверей и почти прилипла ухом к дереву. Пианист играл так, что, казалось, рубил клавиши пополам эмоциями, рвал струны ощутимой агрессией, мучил молоточки резкими, но точными ударами. Это было так надрывно, что я долго не могла решиться открыть дверь. Внутри кабинета мои вещи: телефон, деньги, одежда… А я уже хотела домой. Пока не сильно поздно, незаметно уеду и не буду мешать празднику. Гадкое чувство, что я дала слабину на выступлении, не отпускало меня.

Он даже не услышал, когда створка распахнулась. Не дернулся и не обернулся. Я мазанула взглядом по короткой стрижке и растрепанной челке.

Незнакомец сидел в полной темноте, и только свет из окна озарял его широкие плечи и черные волосы. Они наливались от мягких лучей фиолетово-синим.

Как под кончиками его пальцев не вспыхивали искры, я не знаю. Пианист ошибался и начинал снова и снова… Исправлял пассаж и мчал дальше по бело-черным клавишам. А я не дышала, потому что это – любовь с первого взгляда. Его движения, его наклон головы, изгиб его позвоночника. Идеальное сочетание грации и мужественности.

Он – олицетворение мечты. Мечты, что никогда не сбудется, но так хотелось закрыть глаза и поверить в сказку.

После быстрой джазовой композиции он заиграл Гершвина «Summer time», а я не удержалась и тихо запела куплет.

Пальцы пианиста сорвались с клавиш, а крышка инструмента захлопнулась, словно фортепиано испугалось и решило помолчать. Он сидел несколько секунд и, тяжело дыша, смотрел на стену перед собой. Я хотела что-то сказать, но губы не шевелились, а в горле клокотало желание петь. С ним петь. Только с ним…

Мужчина встал и подошел ближе. Медленно, словно крадущийся кот. Оттеснил меня к стене, заставив навалиться спиной на распахнутую дверь.

Гвоздика. Кипарис… и что-то еще.

Высокий и… красивый. Как будто сон. Я, наверное, в горячечном бреду, и всего этого просто не существует на самом деле.

И взгляд пронзительно-черный с переливами звезд в сердцевине, и улыбка чуть-чуть набок, и ладонь… широкая, с выраженными косточками. Даже в легкой полутьме я видела рисунки вен на его коже.

– Потанцуй со мной, – выдохнули его губы.

– Просто удачно подвернулась под руку? – Я немного наклонила голову и прищурилась.

Кто он?

– Могу предложить кому-нибудь другому, если тебя это не устраивает.

– Я согласна. Только если ты сыграешь мне после танца.

Мужчина сжал губы до тонкой кривой, а в глазах сверкнул неподдельный интерес.

– А ты споешь.

Глава 18

=Саша=

Я был слишком пьян, чтобы осознавать, что творю.

Одно только смущало: не понимал, чем именно я опьянен: вином, что влил в себя, как только добрался до Академии, или синим взглядом незнакомки.

Пальцы горели, язык заплетался, ноги и руки совсем не слушались и жили своей жизнью. Но, удивительно, я не падал и не качался, а как примороженный смотрел в ее глаза.

Желание поцеловать незнакомку возникло сразу, слету, молниеносно. Шок затмил разум, и я едва не рванул вперед, чтобы сделать это, но вовремя притормозил. Здравый смысл отражался в ее синих-синих радужках. Чуткие губы девушки приоткрылись, чтобы втянуть воздух, а аккуратный носик приподнялся. Она будто принюхивалась, а меня вело от странного и жгучего ощущения внизу живота, словно я натерся чили. И брюки стали болезненно тесны. Вот же черт!

Взгляд назад, будто прыжок в ледяную воду.

Мысли о бывшей размазались, пока пальцы до резкой боли выбивали что-то джазовое на фортепиано. На пьяную голову я даже не помнил название, а когда заиграл Гершвина, понял, что в кабинете не один.

Она стояла в проходе. Тонкая, гибкая. Глубокие радужки горели холодным пламенем, а на ресницах сидели-игрались крошечные звезды.

Я даже не понял, как оказался рядом с ней и пропустил в ноздри запах ее женского волшебства.

Как эта девчонка зашла? Я же запер дверь изнутри. Запасной ключ у меня был всегда, Лёха дал на случай, если мне что-то нужно будет в классе. Наверное, он глупо надеялся, что я приду тренироваться, ведь не просто так подстрекал побыть в группе клавишником. Нет уж, дудки!

Я клялся себе, что никогда и никому не буду играть. Что как выступающий пианист умер еще пять лет назад, а тут…

Когда девушка озвучила свое условие, я повелся. Хотелось играть, но только для нее. Тайно, интимно, страстно… Так, как никому не играл.

Провел ладонью по ее щеке, собирая пальцами мелкую дрожь, будто бусины на нитку. Теплый воздух из чуткого рта толкнулся вперед и окутал меня сладко-малиновым ароматом.

Я чуть наклонился, чтобы вдохнуть поглубже, а она застыла, будто бабочка, наколотая на булавку. Втянув запах ее кожи, провел кончиком носа вверх по тонкой шее, по скуле, застыл на виске и, расправившись, шумно выдохнул.

А она все еще не дышала.

Знал, что завтра вряд ли вспомню ее, в голове было пасмурно от четырех стопок коньяка. Я словно провалился в бесконечный туманный коридор. С первых секунд понял, что девушка не против моих неожиданных приставаний, и, пользуясь минутным помутнением рассудка, отчаянно хотелось сорваться на первой встречной. Да, в конце концов, мужские потребности никто не отменял, а я слишком давно был один.

Дыши… Ну, дыши…

Взял девушку за теплую ладонь и потянул в коридор. Обхватив рукой тонкую талию, прижал к стене и только тогда услышал тихий, но резкий вдох.

Она не отрывала от меня взгляд, будто прикипела. Будто искала изъян на моем лице.

– Ничего, если я украду тебя у всего мира? – неосознанно сорвалось с губ.

Девушка широко заулыбалась в ответ и подобралась на носочки. Маленькая ладонь скользнула вверх по шее, очертила скулу и легла на мою выбритую щеку.

– Сначала заслужи.

– Не сомневайся. – Я потянулся, чтобы коснуться ее губ, но она сорвалась, как рыбка с крючка, и, сверкая серебристым платьем, будто настоящей чешуей, исчезла среди танцующих.

Стук каблучков переплелся с активными битами музыки.

– Догонялки, значит? Ла-а-адно, поиграем… – Я запрокинул голову и, спрятав руки в карманы брюк, рассмеялся. Давно меня так не будоражило предвкушение. Дождавшись, пока стихнет волна возбуждения, я прошел в большой зал и залпом выпил еще одну стопку горячительного. Подцепив кусочек сыра с тарелки, просканировал прищуренным взглядом толпу.

Ну где же ты, рыбка?

– Будешь булькать, если много пить, – коснулся уха мягкий голос, а теплые пальцы переплелись с моими.

Девушка была позади, и мне, чтобы увидеть ее, пришлось повернуться. А она, как юла, снова спряталась за спиной. Вертлявая, живая…

– Ты чего ко мне пристал? – спросила, уткнувшись лбом между лопаток.

Я захватил ее руки и обвил ими себя, заставив малышку прижаться ко мне всем телом. Упругая грудь уперлась в спину.

– Понравилась, – хрипло сказал через плечо.

– Ты это понял так быстро? – из-под розовой челки выглянул кокетливый взгляд.

Я резко повернулся вокруг себя и зажал ее в кольцо рук.

– Всегда это знал.

– Глупости. Так не бывает, – засмеялась она и отодвинулась, уперевшись ладонями в мою грудь. Снова не дала поцеловать себя, за секунду до прикосновения юркнула в сторону и захихикала: – Пойдем танцевать! – и повела меня в центр площадки.