Глава 3. Блики прошлого

«20 августа 2014 года, 06.45 a.m.

Он снился мне всю ночь, вынуждая просыпаться бесчисленное количество раз. Тело то пронизывало ознобом, то опаляло жаром. Такой разный в каждом кадре моих сновидений. Молодой, каким я его помню в годы крепкой дружбы с Дэниелом, и нынешний – короткой встречи в кабинете Лэмингтона хватило, чтобы я оценила все изменения в Блейке.

Теперь у него суровый и безразличный взгляд, слегка исподлобья. Аккуратная лёгкая тёмно-русая щетина. Морщины на лбу, почему-то немного перекошенный уголок поджатого рта. От былого задорного и дерзкого любимца девушек, отличника и капитана команды регби Блейка Хантера словно не осталось и следа. И почему он сделал вид, что не узнал меня? Неужели так поменялась?.. Или же это всё из-за того, что произошло с Дэниелом в Ираке? До сих пор чувствует вину?

Господи, никогда бы не подумала, что стану вновь так остро реагировать на Блейка спустя столько лет. Тем более из-за одного мига встречи. Наивно было полагать, что чувства юности навсегда похоронены под пеплом случившегося: Блейку невольно удалось одним своим появлением выбить почву из-под моих ног.

Когда-то пылкая детская влюблённость в лучшего друга моего родного брата обернулась проблемой. Снова. Но ведь столько воды утекло… Столько всего произошло за это время. А я словно всё та же десятилетняя девчонка, украдкой наблюдающая с лестницы за ним и Дэниелом, работающими над общим университетским проектом. Всё та же девчонка, наивно ждущая, что Блейк посмотрит на меня так же, как смотрел на всяких модниц из их общей тусовки. Всё та же, стоящая на крыльце нашего дома и провожающая его и брата в армию…

– Обещаешь оберегать Дэна?

Собственный голос из воспоминаний звучит слишком по-детски для десяти лет. Несмело, смущённо и взволнованно. Удивительно, что я не запнулась… Смотрела на брата, всё ещё не веря, что он решил подписать контракт на вступление в американскую армию и пойти вслед за другом, и ждала ответ от последнего. Хотя этого всего тогда следовало ожидать: они были бок о бок всю школу, всю учёбу в университете, и когда Блейк изъявил желание вернуться на родину, в Штаты, и стать военным, мой брат незамедлительно поддержал его. Вопреки наставлениям родителей, вопреки полученному диплому и карьерным возможностями, вопреки всему…

Я всё ещё помню, как Дэн лишь улыбнулся мне, обнимая родителей, стоявших с ним чуть поодаль. Блейк же подошёл ближе, услышав мой наивный вопрос, и снисходительно щёлкнул пальцем по веснушчатому носу:

– Обещаю, мелкая.

Он был моим наваждением с восьми лет. Я с трудом пыталась забыть его даже в свои семнадцать, восемнадцать, девятнадцать… Отпустило только в последние годы. Блейк никогда не догадывался о том, как был мне дорог. Как много значил для моего маленького девичьего сердца и как часто будоражил воображение. Между нами была огромная пропасть, в первую очередь проложенная разницей в возрасте, и Блейк так и остался лишь моей мечтой. Несбыточной и недосягаемой. Мечтой, чьи слова, любые слова, я принимала на веру.

А он смог разрушить и её, ведь обещание Блейку сдержать не удалось…»

– А в этой корпорации точно уверены, что им не нужен переводчик? – с обидой в голосе продолжает бухтеть Джеффри, пока я ношусь возле него в попытках собрать вещи и не опоздать на рейс.

Как хорошо, что он здесь, а я уже готовлюсь к отъезду – это отлично отвлекает от заезженной пластинки мыслей о Блейке. Честер с настороженным урчанием наблюдает за Джеффри, явно не в восторге от того, что останется на ближайшие недели на попечении коллеги.

– Зависть – грех, Джефф… – сдув прядь с покрытого испариной лба, я тщетно пытаюсь закрыть саквояж, в котором инструментов как всегда больше, чем моей одежды.

– Алчность тоже, Рейчел, – скорчив мне гримасу, он тянется погладить Честера, но тот демонстративно поворачивается пушистым задом. – Бог ведь велел делиться с ближним, так почему мне не достался кусочек твоей славы?

– Славы, как же. Хорошо, что ты лингвист, а не проповедник…

С натужным звуком замок сдавливается, и я молюсь, чтобы саквояж не распахнулся прямо на борту. Продолжаю свой рейсинг по комнате, параллельно бросая на ходу ответы Джеффу, с кислой миной рассматривающему побрякушки на книжной полке, покрытые вековым слоем пыли. Хозяйка из меня, конечно…

– Зря ты так, ряса была бы мне к лицу. А читать проповеди я бы мог в каком-нибудь женском монастыре…

– Может, как раз-таки из-за подобных влажных фантазий тебя и не зовут в этот раз в командировку со мной? – фыркаю я, смеясь, и в третий раз подпрыгиваю на месте, чтобы достать любимую бандану с верхней полки шкафа.

Отлично держит непослушные волнистые волосы, бережёт голову от солнца и ветра, да и уже давно является моим незаменимым атрибутом, когда я на раскопках. Зацепив край ткани, достаю её, тяжело вздохнув от усталости, – терпеть не могу собираться в дорогу – и, наконец, перевожу взгляд на замолчавшего Джеффри. Которого явно задели мои слова…

– Эй… Не печалься, прошу тебя, – тут же спешу ласково исправиться, подойдя ближе: – Это просто не та поездка, где твои навыки смогут понадобиться. А если всё-таки найдётся что-то дельное, я сама выпрошу тебя у Лэмингтона. И поговорю с Мюрреем.

О том, что я также собираюсь поехать на место наших последних раскопок самостоятельно и вновь броситься на поиски следов Архимеда и его трудов, пока решаю умолчать. Пусть для Джеффри это будет сюрпризом. Улыбнувшись неугомонному, но теперь приунывшему и, кажется, по-настоящему расстроившемуся коллеге, я мягко добавляю, взяв его за плечи:

– В любом случае будем на связи, Джефф.

Проходит долгая минута, в течение которой он нарочито подозрительно осматривает меня, а затем с театральным вздохом закатывает глаза:

– Почти уговорила.

Услышав это и взбодрившись, я тут же возвращаюсь в режим носящейся пчёлки-труженицы и принимаюсь дальше кружить по комнате.

– Да и Честер не даст тебе скучать.

Кидаю беглый взгляд на часы, окончательно закрывая второй чемодан.

– О да, я просто мечтаю лицезреть задницу твоего кота каждый день до и после работы, пока тебя не будет, – бурчит Джефф, сложив руки на груди, и на автомате двигается за мной, суетящейся, в коридор, пока мой кот демонстративно уходит вглубь комнаты, не попрощавшись.

– Вы подружитесь, уверена, – тараторю, накидывая ветровку и кроссовки, и берусь за ручку: – Всё, я уже и так опаздываю…

Дав Джеффу последние наставления по уходу за Честером, выталкиваю свой багаж и мчусь к такси, уже ожидающему у забора.

***

Прокручивая в голове нашу с Коннаганом беседу – ещё один способ не возвращаться размышлениями к образу Блейка, – я вдруг зацикливаюсь на моменте про Бога и проповеди и неожиданно для себя вспоминаю, что за эти дни так и не успела поискать информацию о потенциальной взаимосвязи Зевса и сароса. Намёк Архимеда на нечто в эпосе Древней Греции вновь не даёт мне покоя, и я внутренне радуюсь тому, что сейчас в аэропорту смогу уделить этому время.

Господи, что же я буду делать на базе «Эклипса», где Блейк постоянно будет маячить перед глазами, если уже сейчас ищу любую возможность забить голову чем угодно, лишь бы не вспоминать его и эти чёртовы сны? Может, поездка была ошибкой? Или же мне тоже в какой-то момент удастся игра в «я-тебя-не-знаю», если он так и продолжит меня игнорировать? Хотя стоп. В конце концов, я еду туда не из-за него. Я не знала, что всё так обернётся, и моя цель совсем в другом. И если уж кто-то и будет кого-то терпеть эти недели, это точно буду не я.

«Ага, конечно, обнадёживай себя, лгунья…» – еле сдерживаюсь, чтобы не заскулить в голос прямо в такси. Кое-как переключив мысли, наблюдаю, как оно подъезжает к «Хитроу».

Рейс задерживают, но я нисколько не расстраиваюсь этому, удобнее устроившись с чаем за столиком в кафе и углубившись в содержимое страниц внутренней электронной библиотеки Британского музея.

Лишь предварительно отправляю мейл помощнице Мюррея, чтобы предупредить об изменении времени прилёта: меня должен встретить в Афинах некий Ричард Уолш, судя по вводной информации в первом письме от «Эклипса».

Первым делом открываю раздел Древней Греции с различными источниками о мифах тех времён. Набрав пару ключевых слов, среди которых «Зевс», «гнев» и схожие, принимаюсь внимательно, чуть ли не вцепившись в экран, изучать каждую ссылку.

Согласно анализу и исследованиям Генриха Николсона, в преданиях у Зевса почти всегда было лишь три основных состояния: злость, воодушевление или энтузиазм и чистая радость. И только в этих трёх состояниях он появлялся в той или иной выдумке тех веков.

Гнев Зевса велик, но наука величавее него.

Хм. Архимед был довольно смелым учёным, фактически напрямую заявляя в свои времена, времена закостенелого язычества и страха перед богами, что наука величавее и первичнее самого громовержца. Словно Архимед знал уже слишком много для своей эпохи… Но при чём тут солнце и луна?

Найти солнце и луну, развеять легенду прахом, представив их в сарос…

Джеффри говорил, что одним из синонимов к слову «представив» может быть «подставив». Если исходить из этого, то в расчёт сароса должны быть подставлены солнце и луна. Но как и для чего? Или же Архимед лишь ещё раз подтверждал то, что так можно выявить затмение и просчитать его повторение? Солнце подставить на луну, луну на солнце – так и выходит. Хотя…

…развеять легенду прахом…

Нет, это не утверждение существования затмения как такового. Архимед намекает на то, что солнце и луну можно подставить в сарос, вопреки гневу Зевса и развеяв легенду. Что за легенда? И зачем это нужно делать, кроме того, чтобы доказать эффективность науки?

Побродив по разным преданиям – Прометей, Тантал, Асклепий… – где Зевс проявлял свой гнев, я так и не нашла что-то, связанное с солнцем и луной.

– Стоит ли принимать всё это в расчёт? – смотрю на свои выписанные в рабочий блокнот мысли, больше похожие на вопросы без ответов, чем на тезисы, и бормочу под нос: – В каждой второй легенде Зевс на что-то или кого-то гневается… Может, я вообще ищу не то и не там?

Вот бы Джефф сумел расшифровать больше! И вот бы Архимед не говорил такими неясными аллюзиями… Время за работой пролетает незаметно, и к моменту объявления посадки на самолёт моя голова готова разорваться от объёма данных и сомнений. И едва плюхнувшись в своё кресло, пристёгиваюсь и моментально засыпаю, даже не прослушав правила безопасности, рассказываемые миловидной бортпроводницей. И снится мне далеко не Блейк, а усмехающийся Архимед, держащий солнце и луну в каждой из ладоней.

***

Афины встречают невыносимой жарой, и только бриз, доносящийся с залива Эгейского моря, хоть как-то смягчает мои муки. Ветровка успешно уложена в чемодан, и я, повязав бандану и обливаясь потом, качу свой багаж по просторному залу аэропорта с трудновыговариваемым названием «Элефтериос Венизелос» в надежде увидеть своего сопровождающего. Его телефон отвечает длинными гудками, да и моя связь ловит с перебоями. И нахожу его на уличной парковке лишь через двадцать минут бесцельного поиска, поняв, что в здании я его не увижу.

Переборов лёгкое раздражение, вызванное скорее потерей времени впустую, что я так не люблю, и прибивающей к земле духотой, подхожу к машине, узнав номерные знаки, заранее присланные в письме.

– Мистер Уолш? – табличка с моим именем сиротливо лежит на нагретом капоте тёмно-серого полуоткрытого внедорожника, пока его водитель, по совместительству мой недальновидный и, очевидно, безответственный провожатый, вальяжно стоит спиной, облокотившись о крыло. – Мистер Уолш, сэр?

– Оу! – наконец он подскакивает на месте и оборачивается, чуть не выронив телефон. – Простите мне мою оплошность, сударыня. Вы и есть та самая всезнающая нимфа Рейчел Кэссиди?

Замешательство, вызванное его витиеватой манерой речи и необычным обращением ко мне, вкупе со смущением длится долгую минуту, за которую я успеваю рассмотреть Уолша: невысок, жилистый, в песочного цвета военных штанах и тёмной футболке. Взъерошенные короткие чёрные волосы. Бесчисленные татуировки на предплечьях. Тонкие аккуратные усики и бородка в сочетании с острыми скулами и чёткой линией челюсти придают ему какое-то изящество и французский шарм. Я невольно расплываюсь в добродушной улыбке, на миг позабыв о его ошибке – скорее всего, попросту опоздал, раз до сих пор на парковке, – и в этот момент Уолш снимает солнцезащитные очки и награждает меня тёплым взглядом плутовских карих глаз.

– Можно п-просто Рейчел, – дурацкая запинка, на которую он вдруг ответно широко улыбается. – Я не могла до вас дозвониться, боялась, что не найду…

В этот миг он преображается: ловким движением рук подхватив мои вещи, обходит внедорожник и заводит целую эмоциональную тираду, от которой хочется улыбаться ещё больше:

– Ох, сударыня, знали бы вы, сколько раз я просил наших механиков починить эту колымагу. Сломалась буквально в трёх милях от аэропорта… А я говорил командиру: пни ты этих душегубов, чтобы масла не жалели, а то ведь Ричи они не слушают, – на «Ричи» с гордостью ткнув себя в грудь, Уолш задорно подмигивает мне и с галантностью распахивает тяжёлую дверь пассажирского сиденья. – А связь у этих греков просто отвратительная: проще было послать к вам голубя, сударыня, и то было бы быстрее.

Первые несколько минут восклицаний Ричарда Уолша дали понять, что это не напускное, не кокетство, и не для того, чтобы понравиться, – он и вправду такой: с виду молодой и обаятельный, но чертовски старомодный в душе. И эти словечки и обороты чрезвычайно идут ему, в чём я успеваю убедиться за первый час пути, уже без стеснения смеясь над ними.

– …и я говорю этой юной деве: миледи, вы ошибаетесь, не я лицезрел вас нагую ночью, – Уолш травит десятую по счёту историю из очень насыщенной тридцатилетней жизни, на что я вновь прыскаю и после давлюсь хохотом. Внедорожник под его управлением несущимся ястребом пересекает трассу, и, по моим подсчётам, нам остаётся совсем немного до Фили. – Благо командир был со мной и подтвердил мои слова. О, кстати! Его, да и нас, приставят к вашей группе учёных, сударыня.

– Просто Рейчел, если ты не против, – дружелюбно повторяюсь я, потянувшись к бутылке с водой в подстаканнике.

– Тогда для тебя просто Ричи.

Уолш на секунду отвлекается от руля и по-мальчишески лукаво виляет бровями, будто мы задумали общую шалость.

– А кто ваш командир, Ричи? – зацепившись за возможность расспросить побольше, задаю я вопрос, с улыбкой вглядевшись вдаль, в холмы впереди. Несколько глотков воды и заработавший вовсю кондиционер приводят в чувство.

– Блейк Хантер. Ты, наверное, ещё не успела с ним познакомиться, – внутри словно обрывается невидимый трос, когда я слышу знакомое имя из уст Ричарда. – Вот прибудем на полигон, и тебе всё обязательно расскажут и покажут. Мистер Мюррей правильно сделал, что нанял тебя: такие умницы, светила археологии, нужны проекту.

Поджав губы, я вновь смотрю на Уолша, пропустив мимо ушей комплимент, – пальцами свободной руки он принимается оглаживать свои тёмные усы и что-то напевает себе под нос. К сожалению, Ричи, познакомиться я успела… Значит, Блейк не водитель Мюррея. И, кажется, будет рядом все эти дни. Боже, дай мне сил.

Благоразумно решаю больше не забрасывать Ричи вопросами о «проекте», об «учёных», среди которых буду, и о «командире». Хотя как раз о нём-то и хочется выведать всё.

И вдруг мой телефон выдаёт оповещение о входящем СМС. Открыв его, вижу Джеффри в отправителях. Моё сердце тут же ускоряет ритм, разгоняя по венам вновь вспыхнувшие энтузиазм и радость, на время померкнувшие из-за постоянного невидимого присутствия Блейка:

«Перевёл очередную строку дичи твоего старикашки. Но не уверен, что это правильно. Лови пока первую трактовку: Аполлон одинок, и глупый Зевс ликует. Не ведает он силы солнца, что отнял у его бога…Выдумка автора