Логейн сложил костер, что само по себе было делом нелегким, поскольку дождь и туман пропитали сыростью почти все вокруг. Он копался в грудах валежника, добывая клочья сухого мха и мелкие сучья. А потом еще целую вечность возился с дымящимся, слабо тлеющим кострищем, клюя носом и отчаянно стараясь не задремать. Когда пламя наконец занялось, Логейн готов был заплясать от радости и дорого заплатил бы, чтобы только услышать, как Мэрик на разные лады вопрошает, каким это чудом ему удалось добыть огонь.

Он осторожно подкармливал пламя, подбрасывал понемножку обломки сырой древесины, клочки мха, мелкие веточки и сучья, а когда все это просыхало и занималось огнем, добавлял новую порцию топлива. Наконец он добился своего – костер запылал с бодрым треском, и тепла от него было гораздо больше, чем дыма. Тогда Логейн подтащил Мэрика к огню – близко, но так, чтобы тот случайно не обгорел, – и уселся рядом. Вскоре свет и тепло костра сделали свое дело: веки Логейна отяжелели и он погрузился в сон.

Проснувшись через несколько часов, Логейн обнаружил, что принц не только пришел в себя, но и присматривает за костром. Он был еще бледен и слаб, но выглядел заметно лучше. Мэрик кивнул спутнику, смущенно улыбнувшись в знак благодарности, но Логейн в ответ только насупился.

– Ты хотя бы представляешь, сколько мне пришлось с тобой возиться? – сердито осведомился он.

Мэрик потер ладони, зябко поежился.

– Я… э-э-э… безумно рад, что остался в живых. И что ты не бросил меня здесь умирать.

– Ты бы не успел замерзнуть. Волки сожрали бы тебя раньше.

– Да, это утешает.

Логейн встал и повернулся, чтобы уйти.

– Пойду поохочусь, пока есть возможность. Буду очень признателен, если ты в мое отсутствие не замерзнешь до смерти. Как по-твоему, справишься?

Он не стал дожидаться ответа и испытал тайное злорадство при виде обиженного лица Мэрика.

На четвертый день Логейн понял, что за ними следят.

Волки так и не вернулись, и это было странно. Какое-то время Логейн не мог отделаться от ощущения, что за ним наблюдают, а потом из зарослей донесся шорох. Кто бы там ни засел – а Логейн был свято уверен, что это не зверь, – следопыт он был явно искушенный. Сколько юноша ни всматривался в сумрак зарослей, заметить так ничего и не смог.

Он поднял руку, подав Мэрику знак притихнуть.

– Головой не верти, – прошептал он одними губами, – сдается, мы здесь не одни.

К чести Мэрика, тот замер и не стал озираться по сторонам.

– Ты уверен?

– Знаешь, мало что еще можно расслышать, когда ты лопочешь над самым ухом.

– Я не лопочу!

– Да ну? Неудивительно, что ты едва не замерз насмерть, если у тебя все силы уходят на болтовню.

Во время этой пикировки они оба опасливо осматривались, стараясь делать это как можно незаметнее.

Мэрик едва различимым жестом указал налево. Логейн глянул туда, хотя и не верил, что его спутник вправду мог заметить что-то первым. И увидел, что прямо перед ними, в густом сумраке между двумя высокими деревьями, мерцают два ярких огонька – точь-в-точь кошачьи глаза в темноте.

Кошачьи? Эльфийские!

– Проклятие! – ругнулся Логейн, в панике на миг потеряв самообладание.

Одним движением он толкнул Мэрика на землю и сорвал с плеча лук. И уже пригнулся, чтобы нырнуть в укрытие, когда услышал смертоносный свист. Стрела вонзилась в плечо с такой силой, что он опрокинулся навзничь и застонал от боли.

– Логейн! – закричал Мэрик.

Вскочив, он бросился к распростертому на земле спутнику и вскрикнул, увидев стрелу, которая проткнула плечо юноши почти насквозь. Глаза Мэрика округлились от страха.

– Беги! – прохрипел Логейн, пытаясь одновременно ухватиться за древко стрелы и подняться на ноги. Поздно.

Эльфы один за другим возникали из окружавшего их сумрака. Все они были в кожаных охотничьих доспехах, и лица их были покрыты цветной татуировкой – символами языческих эльфийских божков. Их нечеловеческие глаза горели убийственным огнем. Одни эльфы держали наготове луки со стрелами, другие были вооружены янтарного цвета ножами из железного дерева.

Мэрик взмахнул кинжалом, но в этот миг на беглецов рухнула плотная сеть. И тут же эльфы скопом навалились, хватая их за руки, за ноги и что-то разъяренно крича на своем древнем языке. Логейн отбивался, шипя от боли – под тяжестью сети стрела все глубже входила в тело, – однако все его усилия были напрасны. Рядом безуспешно извивался Мэрик, затем раздался громкий глухой стук – и принц обмяк и осел на землю. Миг спустя на голову Логейна обрушилось что-то тяжелое – и наступила темнота.

Когда Логейн пришел в себя, голова у него раскалывалась от боли, а в лицо била тугая волна нестерпимого жара. Он слышал, как совсем близко ревет пламя большого, очень большого костра. Еще не открыв глаз, Логейн сумел определить, что сидит на земле, привалившись спиной к какому-то шесту, а руки его крепко связаны. Зажарить его собрались, что ли? Запечь на вертеле? Неужели эльфы балуются людоедством? Вряд ли – рану в плече обработали и перевязали. Что ж, по крайней мере, он наконец согрелся.

Логейн открыл глаза – и они тут же заслезились от яркого света.

Так и есть, его привязали перед огромным костром, а рядом валяется без сознания Мэрик. По ту сторону огня на лесной прогалине стояло кружком несколько длинных крытых фургонов. У каждого из них имелась мачта с треугольным парусом. Логейн никогда прежде не видел сухопутных кораблей.

Кое-что прояснялось. Это долийцы – кочевники, живущие кланами с тех незапамятных пор, когда было уничтожено эльфийское государство. Многие из них тогда склонились перед владычеством людей и стали жить в городах, стали гражданами второго сорта, однако долийцы отвергли такую участь. Они бежали и по сей день жили замкнуто, враждебно относясь ко всем без исключения чужакам. Долийские эльфы поклонялись странным богам и кочевали в самых отдаленных, безлюдных местах, в глухих лесах – и беда незадачливым путникам, которые ненароком наткнутся на них!

Логейн понятия не имел, насколько правдивы все эти истории, он сам впервые видел долийцев так близко, однако засада, которую устроили эльфы, говорила сама за себя.

Жар от костра был так невыносим, что кожа на щеках, казалось, вот-вот лопнет. Лицо саднило, по щеке ползла густая липкая струйка – рана на голове до сих пор кровоточила. С ароматом жареного мяса смешивался другой приторный запах… жасмина? За пеленой дыма Логейн разглядел нескольких эльфов. Одежда на них была самого простого покроя и разных цветов, в основном красного, синего и золотистого. Эльфы ели из деревянных мисок, изредка поглядывая на людей.

Мэрик, валявшийся на земле, шевельнулся и страдальчески застонал. Наконец он не без труда приоткрыл один глаз.

– Дыхание Создателя! – прохрипел принц и сразу же надрывно закашлялся.

– Полегче, – предостерег Логейн.

– Мне уже до чертиков надоело получать удары по голове.

– Скажи об этом долийцам. Может, они примут твою жалобу к сведению.

Мэрик сел, сощурился, глядя сквозь дымное пламя.

– Они так называются – долийцы? Я все гадал, почему у них так разрисованы лица.

– Ты ничего о них не знаешь?

– Ну… – Мэрик пожал плечами. – Так вышло, что я был занят изучением совсем другого предмета.

– Это какого же?

– Как угодить в плен к шайке изгоев – какого же еще?

Логейн хихикнул:

– Думаю, этот предмет ты уже выучил на отлично.

Долийцы прислушивались к их разговору. Еще несколько эльфов вышли из темноты и, остановившись у сухопутных кораблей, откровенно разглядывали чужаков. Вид у них был недружелюбный и подозрительный, если не сказать – неприкрыто враждебный. Что они все-таки задумали? Логейн чувствовал себя заморским зверем устрашающего вида, к которому зеваки опасаются подойти вплотную.

Мэрик принюхался, и его передернуло от отвращения.

– Чем это так пахнет? Жасмином?

– Все может быть.

– Что эти эльфы с ним делают? Набивают в самокрутки и курят?

Он опять втянул носом воздух и закашлялся так, что Логейн ткнул его локтем в бок, – им сейчас только и не хватало взбесить кочевников, нечаянно посмеявшись над каким-нибудь эльфийским обычаем. Долийцы и так не особенно жалуют людей.

Логейн принялся напрягать мышцы, проверяя на прочность веревки, но остановился, заметив, что зрителей в толпе прибавилось. Теперь к ним присоединились охотники, снаряженные точно так же, как те, кто схватил беглецов, – легкие доспехи темной кожи и длинные ножи из коры железного дерева. Логейну уже доводилось видеть такой кинжал. С ним заявился в лагерь изгоев Лодырь, утверждавший, что когда-то выменял клинок у двух охотников. Украл, скорее всего. В конце концов Лодырь продал его, причем за солидную сумму. Одни только долийцы умели правильно обрабатывать железную кору – клинки из нее получались тверже стали, но намного легче.

– Эй, послушайте! – крикнул вдруг Мэрик, обводя взглядом эльфов. – Кто-нибудь из вас может с нами поговорить? Эй!

– Заткнись! – одернул его Логейн.

– А что такого? Я же только спросил.

– Не будь дураком.

В эту минуту из толпы безмолвных зрителей вышел новый персонаж – молодой эльф с длинными каштановыми волосами. Узоры на его мантии были куда сложнее, чем татуировки у других эльфов, а поверх одежды он, в отличие от соплеменников, набросил тяжелый кожаный плащ. Кроме того, Логейн заметил на шее у этого эльфа амулет. Деревяшка, отполированная до блеска, была изрезана замысловатыми рунами, и казалось, что они пляшут как живые под самой поверхностью амулета. Магия! При одной этой мысли Логейна пробрал озноб.

Молодой эльф направился к ним и, перехватив взгляд Логейна, улыбнулся. Подойдя к Логейну и Мэрику, он присел на корточки, и это вышло так непринужденно, почти приятельски.

– Этот амулет подарил мне наш Хранитель, – пояснил он бегло и без малейшего акцента.

– Ты знаешь наш язык? – уточнил Логейн, намеренно не заметив торжествующего взгляда, который метнул в него Мэрик.

– Ваш язык знают почти все из нас, но хорошо им владеют только те, кто ходит торговать с чужаками. – Эльф держался доброжелательно, и в глазах его, не в пример остальным, светилось искреннее сострадание. – А между собой мы стараемся говорить только на родном наречии, чтобы сохранить его, как сохраняем своих богов. – Он наклонил голову к плечу, всем своим видом выражая любопытство. – Как вы здесь оказались?

– Разве ты забыл? – удивился Мэрик. – Вы же сами на нас напали.

– Вы чужаки. Вы подошли слишком близко к нашему лагерю.

– Мы понятия не имели, что здесь ваш лагерь, – осторожно заметил Логейн.

– Вот как! – Эльф покивал, но на лице его мелькнула тень разочарования. – Стало быть, вы из тех, кто бежал сюда с холмов?

– С холмов? – встрепенулся Логейн, потеряв осторожность. – Вы встречали и других беглецов? Давно это было?

Прежде чем ответить, эльф с минуту пристально и бесстрастно глядел на Логейна своими лиловыми глазами:

– Этот человек был один. Наши охотники перехватили его далеко отсюда.

– Где он сейчас?

– Мне придется отвести вас к нему, – с опечаленным вздохом ответил эльф.

Он поднялся и повернулся к стоявшим поблизости соплеменникам. Учтивым тоном отдал какие-то распоряжения, показывая при этом то на пленников, то куда-то в сторону от лагеря. Прочие долийцы переглянулись – предстоящее явно было им не по душе.

– Сожалею, – сказал молодой эльф, – но нам придется увести вас, так же как его. Прошу вас, не надо сопротивляться.

Судя по тону, он считал, что пленники и впрямь на это способны.

Мэрик озирался по сторонам, вид у него был смятенный. Едва с него сняли путы, он вытянул руки и принялся осторожно растирать запястья.

– Куда, собственно, вы нас поведете?

– К аша’беланнар, Женщине Многих Лет, – ответил эльф. – Люди, которые живут в этих лесах, называют ее Ведьмой из Диких земель.

Логейна передернуло. Ведьма?.. Случалось, что маги бежали из-под власти Церкви, не желая мириться с вечным заточением. Таких именовали отступниками, и Церковь посылала по их следу храмовников – вернуть беглеца в башню Круга или просто убить. Чаще, насколько знал Логейн, храмовники выбирали второе, а потому беглые маги жили в вечном страхе. В лагерь изгоев тоже как-то явился один маг – тощий парень, которого отец Логейна, не желая связываться с храмовниками, прогнал.

Эта ведьма – отступница, что скрывается в Диких землях Коркари и настолько страшится разоблачения, что убивает всякого, кто явится в эти леса из внешнего мира? Такое было вполне возможно. Но на краю сознания вертелась легенда – старинное предание об этих местах, которое Логейну никак не удавалось вспомнить. И от мысли, что ведьма может оказаться похуже беглого мага, ему становилось не по себе.

У Мэрика вертелась на языке добрая сотня вопросов, но под властным взглядом молодого эльфа присмирел даже он. Долийцы смертельно боялись Женщины Многих Лет, и это обстоятельство тревожило Логейна сильнее всего.

Посмотреть, как уводят пленников, собралось все племя. Эльфы с недобрым любопытством глазели на Логейна и Мэрика, перешептывались на своем чудном языке. Кое-кто сплевывал на землю, когда пленников проводили мимо; перепуганных детишек старательно отгоняли прочь. Логейн чувствовал себя приговоренным к смертной казни. Вполне вероятно, он был недалек от истины.

Несколько часов шли они, не останавливаясь, по лесу, и кочевники, сопровождавшие пленников, все это время оставались угрюмы и неразговорчивы, не желали отвечать даже на самые невинные вопросы. Молодой долиец в разукрашенной узорами мантии так и не соизволил назвать свое имя, зато всякий раз, когда Мэрик и Логейн отставали от прочих, оглядывался с явным раздражением. Эльфов, похоже, заботило только одно – поскорее добраться до места.

В самой чаще, где белесый туман сгустился в почти непроницаемую завесу, куда редко заглядывало солнце, стояла неказистая на вид и изрядно обветшавшая хижина, крытая хворостом и пластами бурого мха, и со всех сторон ее стены густо оплетал черный плющ. Куда более внушительное зрелище представляли собой протянутые вдоль тропы веревки с черепами – крысиными, волчьими и других животных, которых Логейн не сумел распознать, – увязанными вперемешку с перьями, сучками и засохшей грязью. Веревки зловеще покачивались, безмолвно возглашая единоличное право своего владельца на эту землю. Наверное, здесь не обошлось без колдовства, потому что Логейну чудилось, словно нечто ползет вверх по плечам, забираясь на затылок. А туман струился так, будто манил, зазывал их идти вперед.