В одной из теневых вселенных профессору Дэвиду Дойчу нездоровилось. Он присел на диван и, выдохнув, уставился в стену. Пульс рваным ритмом бился в висках, перед глазами мельтешило. Окружающие предметы расплывались и плавились. Картина на стене окончательно потеряла свои очертания, но Дойч попытался сфокусироваться на ней, и ему это как будто удалось. Он даже стал различать мельчайшие детали, хотя давно и прочно страдал близорукостью. На картине творилась какая-то фантасмагория.
– Утрись, Пуанкаре, ты в пролете, – нагло дразнились химеры, по-бандерложьи кривляясь и высовывая языки в попытке превзойти одного великого физика на его самой известной фотографии.
– Долой квантовые флуктуации! – издевательски пробасил сфинкс, прежде чем растаять в воздухе.
– Эйнштейн – наш жупел, – пророкотал апланадор, плавно передвигая свою зеленую тушу и постепенно исчезая в тьме, наплывающей на него пятнами.
Одинокий кентавр выразительно сплюнул и пробормотал ему вслед:
– Какого черта! Что за дребедень?
Тьма надвинулась на него и нестройно запела на разные голоса:
– А мы – фотоны. Теневые фотоны. Из параллельных вселенных…
– Тудыть твою в качель, – восхищенно закатил глаза кентавр. – Даже не из другого измерения, а вот сразу из параллельных вселенных? Покарай меня интерференция! Накрылись волновые свойства, побегу обрадую Де Бройля.
И рысью устремился за нарисованный горизонт, фальшиво напевая:
– Бритва брата Оккама-а-а режет как по линейке-е-е…
Потом наступила полная темнота.
Первое, что увидел после этого Дойч, было чье-то лицо. Достаточно молодое. Чуть удивленное. Пристально таращившееся на профессора.
Лицо моргнуло и с неприкрытым любопытством поинтересовалось:
– Ну как?
– Что «как»? – раздраженно переспросил Дойч. Откровенная фамильярность лица ему сразу не понравилась.
– Вы же сами хотели, профессор, оценить в действии наш генератор виртуальной реальности.
– Реальности?! – воскликнул Дойч, резко садясь. – А что из увиденного мной имело к ней отношение?
– Это одна из последних разработок, – чуть обиженно проговорило лицо. – Имитация инфекционного воздействия на организм с эффектом лихорадочного бреда. Вирусы и их влияние на сенсорную систему человека вполне себе реальны.
– Мало ли что влияет на сенсорику… – начал Дойч и запнулся. – А, впрочем, покажите-ка полный список. Как насчет легкого наркотического эффекта?
– Вы это уже пробовали. На следующей неделе. У меня так записано.
– Я не мог, – сквозь зубы процедил Дойч, убедившись в невменяемости собеседника. – Мне тогда на конференцию надо было… будет… What the heck! Кажется, вам надо лучше следить за своими записями и вообще за порядком в лаборатории. Тем более, у вас тут коты шляются… Пока шел сюда, два раза наткнулся.
– Черненькая такая? Это кошка. Мы тоже сначала думали, что кот, назвали Шредингером. Потом пришлось переименовывать. Теперь ее зовут Матрица.
Дойч досчитал до десяти, вдохнул и выдохнул.
– Если бы использовали гендерно нейтральное имя, к примеру, Дежавю, – назидательно заметил он, стараясь игнорировать сухость в горле, – то и переименовывать не пришлось бы.
– А это зачем? – он недоуменно нахмурился, уставившись на протянутый ему стакан с водой.
– Ну как же… Когда вы на будущей неделе приходили, просили подать вам его сегодня. Через пять минут после выхода из виртуальной реальности. У меня записано.
Дойч опасливо взял стакан. Из воды внезапно вынырнула миниатюрная русалка, недовольная и порывистая. Она бросила презрительный взгляд на профессора, показала язык, потом махнула мокрым хвостом и снова ушла в глубину. Когда волны успокоились, в стакане уже не было ничего, кроме прозрачной жидкости.
ПриложениеНесоответствия, противоречия, неувязки
Дойч твердит об идее общности пространства-времени, которой мы обязаны Эйнштейну. Но эту идею развивали Пуанкаре и Минковский. Эйнштейновский вклад здесь минимален, тем более, что Эйнштейн плохо знал математику, в чем сам неоднократно признавался.
Неоднородность существующей вселенной была объяснена квантовыми флуктуациями скалярного поля еще в начале 80-х (Mukhanov and Chibisov, 1981; Hawking, 1982; Starobinsky, 1982; Guth and Pi, 1982; Bardeen et al, 1983). Книга Дойча издана в 1997 году, и его демонстративное игнорирование этой теории применительно к объяснению возникшей неоднородности по меньшей мере удивительно.
Дойч приветствует теорию струн, рассматривающую элементарные частицы как квантовые струны, но в следующей же главе рассматривает фотоны как корпускулы в отсутствие волновых характеристик. И на этом основании объясняет явление интерференции света с помощью привлечения дополнительной сущности – теневых фотонов, прилетевших из параллельной вселенной. Даже вопреки принципам методологии науки, подробно рассмотренным им самим.
“Рассуждение, исходящее из условия своего собственного существования, называется «антропным».” Проблема перевода? В действительности – исходящее из условия существования человека, наблюдателя.
“В результатах Рассела поражало то, что математики считали свой предмет средством получения абсолютной уверенности par excellence через доказательство математических теорем.” У автора какое-то странное представление о том, что все математики являются единым сообществом. А пространные и абсурдные рассуждения, представленные в главе 10, заставляют читателя предположить, что Дойч владеет уникальными телепатическими методами, позволяющими читать мысли всех математиков планеты одновременно.
“Можно ли действительно говорить о том, что евклидов круг воспроизведён в виртуальной реальности в совершенстве в соответствии с нормами математической строгости? Можно. Никто не утверждает, что сама математика свободна от такого рода неопределённостей. Математики могут ошибиться в вычислении, исказить аксиомы, сделать опечатки при изложении своей собственной работы и т. д.” Такой подход к проблеме – «я имею право повторить ошибку, сделанную другим» – не то чтобы ненаучен или нелогичен, а вообще ставит в тупик.
При рассмотрении апории Зенона про Ахиллеса и черепаху принципиальный момент – в том, что бесконечность числа шагов, требуемых для доказательства, введена намеренно и она не доказывает ничего, кроме того, что любой отрезок времени можно разбить на бесконечное число более малых отрезков. Использовать эту апорию как пример противоречия между физической реальностью и теоретическими выкладками неразумно, ведь никакого противоречия там нет.
Рассуждения об интуиции как методе математического доказательства не имеют под собой оснований. То, что человеческая интуиция слишком зависит от ложных восприятий и представлений и не может являться доказательством ни в одном разделе науки, – это общепринятое представление.
“Наблюдатель, который ускоряется или замедляется, ощущает меньшее время”. «Ощущает меньшее время»? Ладно, в целом понятно… но заставляет задуматься о том, не случилось ли где-то ошибок перевода, критичных для понимания изложенных концепций.
“Путешествие в будущее, для которого по существу необходимы только эффективные ракеты, находится на умеренно отдалённом, но уверенно предсказуемом горизонте технологии.” Чересчур оптимистичное заявление. Если говорить о невероятном ускорении, которое должна испытывать ракета, то необходимо подумать, как такие перегрузки может перенести человек. Как известно, кратковременная перегрузка около 9g – это максимум того, что может выдержать человеческое тело.
“Когда в ходе моих исследований основ квантовой теории я впервые осознал связи между квантовой физикой, вычислением и эпистемологией, я рассматривал их как свидетельство исторической тенденции физики поглощать предметы, которые до этого казались никоим образом с ней не связанными.” Все научные дисциплины пересекаются между собой. Это вовсе не означает, что одна из них поглощает другую. Вообще рассуждения Дойча очень часто грешат необъяснимой неаккуратностью и отдают дешевым пафосом.
свернуть