Едва ли я могу вспомнить весну, когда моя мать не возвращалась бы однажды с маленьким букетом этих цветов, аккуратно ставя их на каминную полку в маленькой белой вазе. Гораздо позже она полюбила мяту и пришла в восторг, когда я купил семена и посадил их в дальнем уголке сада ее дома в Меррифилде.
Я не помню, чтобы мой отец использовал сад иначе, чем исключительно в практических целях. Сад казался отцу пустой тратой времени, особенно стрижка газона. Любое дерево или куст, нарушавший четкие, прямые линии, вычерченные им по траве, были обречены. Он лучше управлялся с топором, пилой и секатором, атакуя все, что становилось слишком пышным, строя планы против ивы, посаженной соседом напротив кухонного окна и загораживавшей свет. В сумерках он пробирался к ней и давал мощную дозу гербицидов.
Мать очень расстраивали такие нападения на природу. Ива отважно сопротивлялась всем попыткам отца подорвать ее здоровье.
Мать любила сидеть в саду под яблонями, которые периодически подвергались аналогичным нападениям. Старый сад был посажен в двадцатые годы и состоял примерно из сорока деревьев: там были лакстоны, пепин, ренет и большая брамли, все дикие и неухоженные. Мой отец собрался благоустроить его с помощью топора, но вскоре оставил свою тактику выжженной земли из-за чрезмерной любви к яблочным пирогам.
Он ел их каждый вечер, а я вспоминал различных королей и принцев, умиравших из-за переедания миног и абрикосов. Мать готовила яблочный пирог каждый день в течение всего года и превратилась в эксперта в этой области. Она использовала тончайшие вариации приготовления, очищая соблазнивший Еву фрукт, замешивая тесто и напевая увертюру из «Вильгельма Теля».
Отец создал настоящий диктат своими яблочными пирогами. Вполне понятно, что я их ненавидел, и мать клала мне самую маленькую порцию. Я был вполне доволен, получая всего одну дольку.