Сплошная чернота просветлела. Вернулись звуки и ощущение собственного тела. Лейтенант Вячеслав Иванов открыл глаза. В серой полутьме он увидел нависающий потолок, покрытый сетью какой-то светящейся слизи. «Жив! Точно, я жив!» – пронеслось в голове. Он почувствовал, как с него что-то сползло, и попытался пошевелиться. Тяжесть в затылке придавила его к земле. Потом он задел рукой что-то жёсткое, шершавое и тут же вспомнил: «Страж! Я сейчас на острове, в одном из хранилищ этой машины! Я не спал, он погрузил меня в кому для полного соединения!»
Вячеслав решил немного полежать, дождаться, пока пройдут головокружение и неприятные ощущения в затылке. «Остаться, как предлагал Ату́ато́а, или уйти? Никто не поверит мне, – размышлял он. – Может быть, остаться? Но Джи́рму сказал, что потом я не смогу уйти. Как же Митька и Валька? И Наташа моя, как их оставить?»
Он закрыл глаза и лежал, представляя себе, как жена и дети получают известие о том, что он пропал на далёком никому не нужном острове, покрытом джунглями. И вдруг он понял: «Ату́ато́а Джи́рму всё просчитал. Он понял, что я уйду. У меня есть семья, дети. К тому же мне не поверит никто. Нет опасности для островитян. Я должен и могу уйти».
Слава с трудом поднялся. Посмотрел несколько секунд на то, как грязно-зелёные корни в полутьме камеры уползают в стены. Потом сделал шаг вперёд. Перед ним появился проход в земле. В нём светились колонии бактерий. «Кто же сотворил тебя таким, Атуатоа Джирму? Столько всего можно узнать! Эх!» – подумал с сожалением Слава. Он пригнулся и принялся выбираться наверх, к солнечному свету, в лес. Страж его проведёт так, чтобы не контактировать с местными: «Здесь только А́ка-Тчи́тша».
Вертолёт шёл над водой, не высоко, не низко. Дирку Га́йслеру сиделось очень неудобно, он всё время ёрзал на узкой скамейке, тянувшейся вдоль борта. В иллюминаторах напротив мельтешили стальной цвет воды и ослепляющие отблески солнечного света. Что-то иное разглядеть не удавалось. Рядом с Дирком тряслись Ро́дольф Беке и полька Эди́та Кроль. На них с улыбкой смотрели бойцы группы прикрытия Дитрих Штекель и Ганс Рёйтер. Первый, гаупт-ефрейтор, сидел прямо, будто вертолёт не трясло и не мотало, а другой привалился к стенке, не обращая внимания на дрожь от двигателя.
«Неужели на базе не нашлось нашего вертолёта? В наших геликоптерах ведь тише и сидеть удобно!» – с досадой подумал Дирк, снова ударившись о ребро борта. – У них ещё и экипаж неполный! Почему всего два человека? Мало того что Фрёйда не пропустили из-за головотяпства посольских клерков, потом конфликт на ровном месте! Теперь нас везёт на старой машине неизвестный пилот, не понимающий ни английского, ни немецкого! А кто штативы и остальное понесёт?» Его взгляд упал на ящик с аппаратурой. «Правильно упакованные приборы и хорошо закреплённая тара никогда не разобьются. Главное, чтобы этот русский нас не уронил!» – подумал Дирк.
– Дирк! Расслабься! Иначе фотографировать некому будет! – прокричал Родольф.
Все в салоне рассмеялись. Дирк глянул на гогочущего Дитриха и изобразил смех.
Вертолёт тряхнуло, когда пилот начал выполнять разворот. «Значит, остров уже близко». Дирк ощутил приятное тепло тела польки. Он повернул голову к Эдит – так он её называл, не завершая имя глупым славянским окончанием: «Э́дит! Какая ещё Эдита? Два раза указывать на женский пол?» Полька смущённо улыбнулась Дирку и отодвинулась.
Русский пилот выглянул в салон и что-то прокричал.
Дитрих поднял руку и прокричал в ответ:
– Ист клар! Гар нихт!
Пилот хохотнул, и его голова исчезла в кабине.
– Извинился за резкий поворот, – сказал Дитрих.
Он обращался ко всей этнографической группе, но смотрел только на Дирка. Похоже, полька его несколько нервировала, а с лингвистом Родольфом они поцапались ещё вчера. Родольф выразил недовольство тем, что глупые военные заставляют людей ходить строем. «У нас научная экспедиция! Какого дьявола! Я не обязать слушать этого солдафона, герр полковник!» – возмущённо сказал Родольф офицеру, который назначил пятерых бойцов спецназа для охраны учёных. Гаупт-ефрейтор Дитрих, начальник группы, навытяжку стоял рядом с командиром и молчал. Он смотрел сквозь зазнайку-лингвиста, одетого, как ребёнок, в шорты, футболку и сандалии на босу ногу. После пятиминутного спора Родольф и полковник сговорились на двоих бойцах. «Иначе я немедленно позвоню герр Шмунке! Он разберётся с вами, полковник!» – яростно произнёс тогда Родольф. «Как же так? С такой фамилией, Митровиц, и ты не жалуешь военных?!» – удивился Дирк.
Он поднял руку, показывая Дитриху, что всё понял.
Вертолёт снова накренило, но тряхнуло заметно слабее. Дирк сам придвинулся к польке: ему вдруг захотелось к ней прикоснуться. Эпидемиолог Эдита чуть придвинулась к нему. Через иллюминатор в поле зрения Дирка попал светлый песочный оттенок.
«О! Наконец-то! Берег! Теперь уже скоро высадимся!» – Он облегчённо вздохнул.
Понга́ Кривой Нос, отодвинув рукой тянущиеся вверх плотной стеной лианы, смотрел с лёгкой тревогой на стрекочущую в небе вещь. Молодые побеги кустов бапала́, росшие необычно далеко от берега, с хрустом сломались, когда Понга неосторожно переступил ногами. Место стража на пригорке среди мангровых зарослей было самым удобным для того, чтобы следить за происходящим на берегу и над большой водой.
«Летающая вещь жужжит, как муха сиапу́, но мы знаем, что это очень большая вещь, она жёсткая и внутри неё – чужие люди», – подумал Кривой Нос. Он отпустил лианы и отправился в деревню, легко перескакивая от дерева к дереву. Птицы где-то наверху переговаривались, наблюдая за человеком. Понга мельком увидел толстую змею.
Он не спешил, отмечая на ходу следы животных и птиц. Скоро понадобится еда для него и семьи. И другим семьям. Всем нужна еда. Охотники должны знать, куда идти, чтобы добыть зверя. Иначе люди устанут от долгих поисков и не смогут охотиться.
«Почему чужим нельзя приходить? Старейшина говорит, что жить в нашем лесу разрешено только тому, кто здесь рождён. Бледные от воды приходят, они летают, но из воды выходят. Им нельзя на земле и в лесу находиться, – вспоминал Кривой Нос речи старика Тно́нги, Трудного Плеча. – Не понимаю! Они такие же, как мы, только бледные от воды. А если они станут совсем людьми, когда перестанут жить в воде? Непонятно ещё, как они дышат? Они ведь не рыбы! Я знаю, я смотрел, какие внутри чужаки! Такие же!»
Впереди тропа стала широкой, показались пожелтевшие листья кмтоа́ на крышах хижин.
– Приближаются чужаки! – громко сказал Кривой Нос.
Люди перестали разговаривать и суетиться. Даже дети замерли с открытыми ртами.
– Где чужаки идут, Понга? – спросил Локабу́, Сильная Лапа, вождь охотников.
– Сколько их, Кривой Нос? – уточнил Трудное Плечо.
Понга подошёл к Трудному Плечу и сказал:
– Старейшина, я видел жужжащую вещь, она летит от большой воды.
Охотник неосторожно наступил одной ногой на волочащийся по земле пучок волос Тнонги, и тот насупился, как обиженный ребёнок. Длинные зеленоватые священные волосы старейшины тянулись за ним повсюду. Кривой Нос поднял руки в жесте мольбы о прощении. Тнонга́ медленно кивнул. Вождь Локабу́ подошёл с топором в руке.
– Страж Острова говорит: здесь чужому нельзя быть, – сказал Тнонга.
– Снова чужих в мокром лесу мы станем ждать, когда они на берег из большой воды выйдут? – спросил Сильная Лапа.
– Страж сказал, мы камень в жужжащую вещь должны бросить, – ответил Тнонга.
Удивлённые Локабу и Понга одновременно спросили:
– Как это сделать, старейшина?
– Всех охотников собери, Сильная Лапа. Кривой Нос, тебе камни найти, там, наверху, где много камней, на горе. Большой удобный камень ищи. Иди.
Трудное Плечо щёлкнул языком, погладил пучок длинных зелёных волос на затылке. Постоял несколько секунд с закрытыми глазами. Потом добавил:
– Бегите быстро, охотники. Страж видит всё.
Тнонга поднял руку и сказал:
– Он говорит, мы должны бросить камень, когда вещь летит. Иначе чужие сюда придут, когда вещь их перенесёт через воду. Тогда зверь Джи́рму явится чужаков убить. Охотники зверю Джирму помогать станут. Плохо убивать тех, кто подобен нам. Надо.
Он снова прикоснулся к затылку, поправил длинные волосы-нити.
– Если жужжащая вещь упадёт, разве чужие не умрут? – спросил подошедший молодой охотник Ркзе́палу́. – Кто бросил камень, тот убил!
Тнонга резко обернулся и громко, растягивая слова, произнёс:
– Росток не должен говорить с людьми без дозволения! Росток пойдёт со всеми охотниками и будет молчать!
Ркзепалу склонил голову и под лёгкий щебечущий смех молодых женщин поплёлся за остальными охотниками. Трудное Плечо и Кривой Нос проводили мальчишку весёлыми взглядами. Понга подумал: «Ркзепалу быстр, ловок и много думает. Как я».
Он повернулся к Трудному Плечу и задал тот же вопрос:
– Так скажи, Трудное Плечо. Камень вещь ударит. Вещь на землю упадёт. Чужие умрут. Забота о них тогда не для нас, а для Стража?
Тнонга пристально посмотрел на Кривого Носа и сказал с придыханием:
– Кривой Нос много думает. Это плохое дело. Кривой Нос на гору бежит.
Трудное Плечо легонько толкнул здоровой рукой Понгу. Тот понял, что старейшина не хочет разговаривать. Поэтому побежал к горе искать большой камень.
«Как мы бросим камень в жужжащую вещь?» – пытался Понга понять, пока поднимался к месту, где мало деревьев. Потом он вспомнил о стене, которая пришла из большой воды много лет назад, когда его сын не мог ходить, а Трудное Плечо называли Долгим Днём. Тогда Страж забрал людей А́ка-Тчи́тша в самую чащу леса.
Понга пробирался сквозь чащу, осматриваясь. «Как мы станем нести большой камень? Как далеко? Старейшина мудр и слышит Стража, но часто говорит непонятно».
Птицы, скрытые за переплетёнными ветвями высоких деревьев, пели, как и прежде. Они не показывали страха, не кричали о чужаках. «Но старейшина знал, когда придёт стена воды от Большой Воды. И сказал, как просить Стража спасти нас, – вспомнил Понга, ухватившись за свисающую с ветки высохшую лиану. – Хорошая палка будет».
Много лет назад на остров шла стена воды. Люди узнали об этом от старейшины.
– Ложитесь на землю, раскиньте руки свои и ноги. Закройте глаза. Притворитесь мёртвыми. Но молите Стража о спасении, – сказал тогда Долгий День, стоя с поднятыми руками и закрыв глаза.
Тонкие зеленоватые волосы, пучком растущие из его затылка, паутиной покрыли всю деревню, уходили ниточками вглубь земли.
Понга тихо, боясь разгневать Стража, дрожащим голосом спросил:
– Скажи, мудрый Долгий День, как спасти моего сына, он не умеет молиться?
– Женщины, возьмите детей самых малых, на грудь свою положите. Держите одной рукой одного дитя. Вам разрешено просить за себя и детей, – ответил Тнонга.
О проекте
О подписке
Другие проекты