Встреча в тайге

…Вечер подкрался незаметно для меня. Я просто вдруг понял, что плохо различаю кедры метрах в 30 от костра. В природе все начало стихать. Дневные птах уже разлетелись по своим гнездам, уступая место ночным охотникам. Деловито шуршащие в траве полевки тоже на время куда-то исчезли. И пара крайне дружелюбных бурундуков куда-то исчезла.

К слову, бурундуки эти покорили меня своей бесшабашной наглостью и задором) Первое, что сделали два полосатых разбойника после того, как я поставил палатку и разбил лагерь – ворвались в нее и устроили невероятную суету в моем спальнике. Они носились в нем, периодически выглядывая, дрались друг с другом и искали еду. Все верно, они ведь еще неопытные туристы и не знают, что еду обычно носят в рюкзаке, а не в спальнике.

Все то время, пока я на костре готовил себе еду (жареху из картошки с собранными тут же грибами), эти бандиты крутились рядом, шурша мешочками и пытаясь стянуть пачку сигарет. Но я не позволил – маленькие еще курить….

Как только я сел обедать, оба братца как по команде устроились на бревнышке напротив и стали внимательно следить за тем, как я ем. Мне прям неловко стало, кусок в горло не лез. Я отломил им по кусочку хлеба для начала и бросил к бревнышку. Они, совершенно не боясь огня, спрыгнули и стали с аппетитом уплетать хлеб. Ну ладно! Вот вам по картошке. От картошки они отказались, видимо недосол. Зато печеньку сточили с удивительным проворством. Так мы и подружились. Они приходили утром, в обед и к ужину все два дня, что я провел в этом чудесном месте.

И когда я понял, что ночь уже близко, решил вернуться к костру и готовиться к ночевке.

Чайку свежего заварить, вещи прибрать. К этому моменту я уже сутки провел на этом месте, в тайге за деревней Александровка на юге Кузбасса.

Много времени эти дела не занимают, пятнадцать минут и готово. Сижу, пью чаек, планирую завтрашний день. В планах сходить в сторону горы Барсучьей, чья вершина синеет над тайгой километрах в двенадцати от меня. А вокруг уже темно. Костерок освещает полянку метра на три вокруг себя, а дальше все, темно.

Сижу, прислушиваюсь, как оживает ночной лес. Ночью тайга звучит и дышит совершенно непохоже на дневной шум. Все шорохи и потрескивания какие-то сторожкие, тревожные, неожиданные.

Днем шум в лесу слитный, все звуки звучат совместно. А ночью каждый шорох слышится отдельно от остальных, акцентировано. И даже негромкий треск сучка под чьей-то ногой разносится далеко. Так я и услышал шаги. Кто-то не таясь шел на свет костра. И вот из темноты как-то сразу появился очень картинный дед. С густой седой бородой, ружьишко на плече, рюкзачок на другом, подпоясан патронташем, в кирзовых сапогах.

Он поздоровался кивком головы, взглядом спросил разрешения расположиться. Я кивнул. Дедок повесил ружье на березку, рюкзак под нее бросил, сверху патронташ. Потом приволок откуда-то из темноты небольшое бревешко, бросил у костра. Снова ушел в темноту и через пяток минут вернулся с охапкой сушняка. Таково таежное правило – идешь к костру, принеси дров.

Все так же молча дед достал из рюкзака пару уже выпотрошенных рябчиков, уселся к костру и принялся их ощипывать. Я тем временем снял с костра котелок с чаем и отставил его чуть в сторону, настояться. Взял второго рябчика и тоже принялся за дело. Дед одобрительно хмыкнул, но ничего не сказал. Так молча мы и дощипали птиц. Тогда дед достал из рюкзака смешанную с черным перцем соль и ловко натер рябчиков, насадил их на рожны и закрепил у костра, жариться.

Я налил деду и себе чаю. Сделав первый глоток, посмаковав вкус (а в чае и смородина, и земляника), дед сказал вдруг:

– Хороший чаек, душистый…

Я молча кивнул, ожидая продолжения.

– Давно ночуешь? – спросил дед.

– Вторые сутки уже.

– Комары-то не заели?

– Да нет, нормально. Брызгаюсь чем попало да курю почаще, они и не кусают.

И снова молча пьем чай. Дед регулярно поворачивает рябчиков то одной стороной к огню, то другой. Поужинали. Рябчики вкусные, с дымком!

Спать не хотелось. Закурили. Дед, глядя на меня над костром, сказал:

– Меня Петр Иваныч зовут, егерь я здешний.

– А меня Денисом зовут. К Барсучьей горе собрался.

– А чего там интересного?

– Так не был ни разу, только от деда рассказы слушал, как он там с ружьем бродил.

– А как зовут деда-то твоего?

– Василий Петрович.

И тут выяснилось, Петр Иваныч деда моего прекрасно знает, уважает как порядочного охотника.

Поговорили еще немного, да и спать разошлись. А утром, когда я проснулся, Петр Иваныч уже ушел, оставив мне на память еще одного рябчика. Я в тот раз так и не дошел до Барсучьей горы – погода испортилась, зарядил нудный мелкий дождь, и я отправился домой. Вспоминаю иногда молчаливого Петра Иваныча, его спокойную и основательную манеру говорить. Вот таким и должен быть егерь: знающим все в тайге, радушным хозяином.

АНГЕЛ

Впервые я встретился с ангелом случайно. Просто повернул голову и… увидел ее. Огромные синие глазищи нараспах, белокурые локоны, чудные ямочки на щеках… Ей было четыре или пять, она все время смеялась и старалась накормить меня пирогами из песка. А когда я отказывался, ее синие как небо глаза вдруг наполнялись слезами… Разве я мог ей отказать? Да и кто отказывает ангелам…

Тогда я понял, что быть с ангелом непросто. Непросто, но чудесно. Я не знал, что мне больше нравится – ее чудесный смех колокольчиками или моментально наполняющиеся слезами ясные глаза. Мне просто было радостно от того, что она есть.

А потом она ушла, и я остался без ангела. Искать было бесполезно. Потому что я не знал главного – как узнать в ангеле ангела?

Нет ведь никаких классификаций и описанных признаков, вроде роста, размаха крыльев, цвета глаз… ничего. А у ангела обязательно должны быть крылья? У нее, кажется, не было… Но я все равно искал, жадно вглядываясь в глаза, пытаясь найти тот самый взгляд или что-то еще… тщетно. Чаще я встречал в глазах насмешку… или удивление… или растерянность. Или, что было хуже всего, равнодушие.

Я задумался – откуда берутся ангелы? Зачем они приходят к нам? Как узнать своего, как не ошибиться? А ангел есть у каждого? Или кто-то всю жизнь живет вот так…. без тепла? А когда ангелы уходят, они уходят к кому-то или тоже обрекают себя на одиночество? Почему они приходят? И почему не остаются?

Вопросы, вопросы… Каждое утро, открывая глаза, ты впускаешь в себя целый мир. И пока ты спишь, он меняется. И тебе нужно время, чтобы узнать его снова, привыкнуть. А ангелы? Они меняются, пока ты спишь? Наверное. Но чтобы это узнать, нужно встретить одного ангела дважды. А это вряд ли возможно…

Я много раз видел чужих ангелов и узнал, что они очень разные, совсем как мы.

Вот Она бежит к своему папе, широко раскинув руки и распахнув глаза. Обнимает его ноги, прижимается к ним со счастливой улыбкой, и они стоят так, не шевелясь и ни на что не обращая внимания. Он гладит ее по голове большой сильной ладонью, и суровые складки в уголках рта вдруг разглаживаются, из глаз исчезает что-то прочное, острое, улыбка трогает обычно сжатые губы… С ангелами всегда так.

А вот Он ведет под руку свою бабушку. Он высокий, плечистый – настоящая опора. Он мог бы нести ее на руках, но не лишает бабушку счастья чувствовать свои ноги. И бабушка улыбается, притягивает его вихрастую голову вниз и звонко чмокает сухонькими губами в лоб, шепча что-то. Наверное, молитву. Потому что ангелы ближе нас к богу.

Или вот эти двое. Они идут рука об руку, улыбаются и болтают. Юные, красивые… они еще не решили, кто из них чей ангел. Им просто хорошо, и это хорошо.

Такие разные и такие похожие ангелы. И не разобрать, кто из них чей. Да это и не важно. Важно, что они есть.

Однажды я увидел во встречном взгляде… любопытство? Наверное, просто свет. И радость, словно бы от узнавания чего-то родного. Как будто мы давно не виделись и случайно пересеклись взглядами в толпе. Помню, что стало тепло…

Сейчас у нас растет дочка. И глядя на нее, я понимаю, что ангел есть в каждом. Важно сохранить его в себе. Каждый человек – ангел. Но расправляет крылья только тогда, когда есть тот, за кем хочется взмыть в небо и летать вместе…

Я думаю, что ангел есть у каждого. Нужно просто ждать. И быть достойным.

Я не знаю, чем я заслужил. И иногда мне кажется, что встреча с ангелом – это аванс. И оправдывать его нужно всю жизнь. Но жизнь с ангелом стоит того…

Главный в тайге

…Я шел по тайге. Шел к зимовью, уже третий час месил ногами лесовозную дорогу. Глубокая колея, полная мутной воды, отражала в себе серое хмурое небо. Дождь идет, не переставая, уже почти час. Мелкий, нудный, секущий каплями лицо и постепенно пропитывающий меня насквозь. Мерный шлепоток капель по луже убаюкивает на ходу. Идти мне еще часа полтора.

Пару часов назад я сошел с парома, на котором добирался из Колпашево до Лебяжьего в компании еще 3 человек и пары УАЗов. Они собрались в Куржино, а мне нужно было чуть в другую сторону. На пароме мы шли 3 часа. Ни навеса, ни скамейки. Но я привычный, бросил рюкзак, сел рядом и покуривал, глядя на тянущиеся мимо берега. В дороге разговорились с усатым дядькой, который назвался Михаилом. Оказалось, что он с Алтая, приехал на заготовку грибов. Вот так. Со всех уголков Сибири тянутся сюда грибники, рыбаки и охотники. Идти на пароме и на моторке – две огромные разницы, конечно. Паром – медленный, вальяжный, против стрежа идет очень тяжело. Причалили, ткнувшись аппарелью в высокий взвоз. Быстро сошли с парома и отправились каждый в свою сторону.

Михаил предложил подбросить куда-нибудь, но я отказался – подышу.

И вот иду. Решительно свернув с дороги, я зашагал по горельнику. Прошлой осенью здесь прошел низовой пожар, и деревья стояли голые, мрачные, до середины ствола покрытые копотью. Выгорел и подлесок. Только грибы прорывали хвойную подложку тут и там. Шагать было легко, пружинисто. Вокруг кипела жизнь. Белки переговаривались в ветвях над головой, звонко цокая и осыпая вниз тонкие чешуйки красной сосновой коры. Тайга не терпит пустоты. И на месте пожара уже через пару-тройку месяцев пробиваются первые зеленые ростки. А грибы так вообще почти сразу на пожарище лезть начинают.

И я шагал. Дождь незаметно прекратился, горельник вокруг сменился сосняком. Хвоя под ногами скрылась под толстым ковром белого лишайника, грибов стало больше.

Дышалось, шел я не спеша. Куда торопиться? Впереди несколько дней тайги. Я очень люблю это ощущение свободы. Нет никаких срочных дел, никто не звонит тебе каждые пять минут с каким-то неразрешимым вопросом, не нужно спешить. Просто идешь и дышишь, вдыхая настоянный на грибах, хвое и травах воздух.

Так я и дошел до зимовья, стоявшего на берегу небольшой речушки, впадающей в Кеть.

Старый разрушенный мост, облетающие березки и полная, невозможная тишина. Такое бывает только в осенней тайге. Какая-то пронзительная печаль веет в воздухе, светлая и легкая, как паутинка. И запах дымка. Дым из печки всегда можно отличить от дыма костра. По каким-то неуловимым ноткам, оттенкам. Это был дым из печки. В зимовье кто-то был.

Я огорчился – очень хотелось побыть одному. Дверь в зимовье была открыта, и на пороге сидел мужичок. Неопределенного возраста, таких в каждой деревне десяток. В кроссовках, спортивных штанах и клетчатой рубахе с закатанными рукавами. Он курил. Рядом с ним на приступочке стояла парящая кружка с чаем.

– Здорово ночевали, – поздоровался я.

– И тебе привет, – приветливо улыбнулся мужичок и протянул мне руку, – Андрей.

– Денис, – в свою очередь представился я, – давно здесь?

– Неделю уже.

Я кивнул и вошел внутрь, пригнув голову – низкая притолока не давала выпрямиться. Внутри сумрак. Маленькое окошко дает совсем мало света, но это вынужденная мера предосторожности – слишком много вокруг медведей. У окна стоит стол: темная от времени деревянная столешница, рафинад в коробке, пара эмалированных кружек, кулек пряников. Напротив окна – буржуйка, в которой прогорали угли. На печке – чайник. У дальней стены – деревянные нары с раскатанным спальником и парой подушек. Под потолком – пучки каких-то трав. В щели между бревнами торчат пара ножей. Вот и вся нехитрая обстановка.

Я налил себе чаю и вышел на крыльцо. Андрей подвинулся, давая мне место. Закурили.

– Ты надолго? – это мне вопрос.

– Дней пять побуду. Побродить хочу.

– А ружье где?

– У меня нету ружья. Друзья привезут завтра.

Помолчали. Крепкий черный чай со смородиной, обжигающая руки и губы кружка – лучшее чаепитие.

Мне не хотелось компании, общения. Хотелось побыть одному, привести в порядок мысли, отключиться. И Андрей, похоже, понял это. Поднялся и молча ушел в зимовье, кашеварить. А я допил чай, занес кружку и ушел в тайгу, подышать. Но далеко решил не ходить – медведей никто не отменял в этом лесу.

Взял ведерко под грибы, нож и пошел. Иду, зорко глядя по сторонам, высматриваю грибы. Тут и там встречаются белые пеньки – Андрей прошелся здесь до меня.

Отошёл на полкилометра от зимовья и вот он, стоит. Я обрадовался ему, как старому знакомому. Темно-бурая шляпа, крепкая нога. Режется с таким плотным скрипом.

Иду дальше. Огорчение уже рассеялось, тайга быстро избавляет от расстройств.

Побродив пару часов и набрав ведро отборных боровиков, я вернулся к зимовью. А там уже вовсю шкворчала сковорода с картошкой и грибами, пыхтел чайник. На столе исходила парком жареная щука. Ух какой стол сообразил мой сосед!

Поставил грибы, взял топор и пошел за дровами…

Наутро я проснулся от холода. Печь погасла, в зимовье я был один. В окошко пробивался серый, еще предутренний, свет еле забрезжившего рассвета. В приоткрытую дверь заползала тоненькая полоска густого белого тумана, принося с собой волглую морось.

Быстро поднявшись, я прикрыл дверь, отсекая белесое щупальце тумана, и растопил печку. Нащепил лучин ножом и раздул огонь пожарче, благо угли теплились, багряно переливаясь под слоем золы. Живительным теплом потянуло от печки. Я вышел на двор. Туман белой кисеей плавал между сосен, цепляясь за подлесок. Первые солнечные лучи резко высвечивали в тумане тени деревьев, заливая туман золотистым жемчужным сиянием. В сочетании с сочной зеленью сосен и утренним синим небом – фантастическое зрелище! Как будто в храме с большой колоннадой, так же звонко и торжественно.

Я замер на крыльце, пораженный этим великолепием и горько жалел, что я не художник и не умею это запечатлеть. Стоял и внимал, впитывал. Сколько я так простоял? Минут двадцать, наверное. А потом солнце поднялось чуть выше, и туман стал прозрачным, заиграл мелкими искорками, оседая на стволах сосен.

За моей спиной закипел чайник, забренчал крышкой, разбрызгивая воду на раскаленную печку. Я подхватил его, переставил подальше и быстро запарил чай в котелке. А сам пошел на речку, умываться. Студеная вода в речке после вчерашнего дождя отстоялась, очистилась и бодрила невероятно. Растерся докрасна полотенцем и уселся на крылечке, чай пить. День обещал быть долгим и насыщенным. Через час – полтора должны подъехать хозяева зимовья, привезти ружьишко. И мы с ними поедем на дальние озера, на утку.

Я решил не терять время и приготовить на завтрак сытную грибную похлебку. Быстренько почистил и нарезал грибы, лук и картошку. Пока лук шкворчит на сковороде, почистил и морковку, мелко-мелко нашинковал и добавил к луку. Минут через пять добавил порезанные грибы, соли и крупного черного перца маленькую щепотку. Рядом поставил котелок с картошкой, залитой водой на два пальца. Когда вода закипела, добавил свежих порезанных грибов и оставил кипеть минут пятнадцать. Затем добавил туда зажарку, лаврушку и пару горошин перца, и варил еще десяток минут. А затем отставил в сторону настаиваться, преть. Ах какой запах поплыл по тайге! Я ждал, что сейчас придут жители окрестных деревень. Но пришел один Андрей. С парой щук и язем килограмма на полтора, уже выпотрошенных и очищенных.

С края поляны потянул носом воздух, довольно осклабился, подвесил снизку с рыбой на гвоздь и открыл крышку на котелке. Густой вкусный пар обдал зимовье, слюна просто вскипела во рту. И тут мы услышали звук мотора – а вот и друзья мои пожаловали.

…Похлопали друг друга по плечам и пошли завтракать. Стол вынесли на улицу, да и уселись всем гуртом, по очереди запуская ложки в котелок. Потом пили чай, блаженно щурясь, и никуда не хотели. Но все же собрались. Андрей остался на зимовье, мы же рванули на дальние озера.

Дорогой мы раз десять спугнули косачей. Они тяжко снимались с веток и перелетали метров на двадцать. Один раз из-под колес вспорхнула копалуха. Мы не стали останавливаться, не за ними ехали. Но раз все же не выдержали. Тетерева просто не стали улетать при нашем приближении. Такой наглости мы стерпеть уже не могли. Остановились, вышли из машины, не хлопая дверьми. Косачи беспокойно завертели головами, но и только. Метров сорок до них, через ветки стрелять не станешь. Пошли короткими шажками, следя за птицами. Сидят, ждут чего-то… Ну, дождались. Мы вышли на убойную позицию, два выстрела, еще дуплет – три косача валятся с веток, даже не трепыхаясь. Остальные срываются с ветвей и уходят, прячась за деревьями.

Ну, с полем!

Первые трофеи взяты, пора и дальше ехать.

Доехали до озер… утки не было совсем. Покрутились, носом поводили и поехали дальше. Нет утки – поищем глухаря. Сказано – сделано. Сели в машину и рванули вглубь тайги, к большой кедровой гриве. Там точно есть глухарь. Не добравшись до места с километр, бросили машину и дальше пошли пешком. Двигались сторожко, короткими маршрутами, подолгу прислушиваясь и оглядывая деревья.

И вот впереди, метрах в 100, на фоне неба я увидел глухаря. Он сидел на березе, временами задирая голову. Прекрасная мишень. Знаком показал напарнику на птицу. Он кивнул и остановился, давая мне подойти на выстрел.

Я пошел, ступая мягко и осторожно, ногой угадывая место, куда наступить и не отрывая взгляда от глухаря. Если я его добуду, это будет первый мой глухарь, волнение зашкаливает.

Хруст ветки под ногой. Я встал как вкопанный, не дышу. Глухарь вроде бы даже не услышал. Во всяком случае внешних реакций никаких. Иду дальше, тщательно выбирая место для шага и прячась за деревьями. Пятьдесят метров… сорок… тридцать… все, дальше открытое место. Береза стоит на болотине, высоченная белая трава и сухие горбыли берез торчат к небу, как костлявые руки.